Он положил руку на каменный выступ на пьедестале гробницы и нажал на него. Под его ногами твердая плита скользнула вниз на невидимых петлях, открывая каменные ступени. Ла Вольпе встал в стороне.
– Удачи, Эцио.
– А ты не пойдешь?
– Я тебе не понадоблюсь. В любом случае, даже со всем моим мастерством, двое наделают куда больше шума, чем один. Я подожду тебя здесь. Все, ступай!
Под землей Эцио на ощупь двинулся по сырому каменному коридору, уводившему вправо. Он знал, что путь его будет долгим, стены коридора были достаточно близко, Эцио мог дотянуться до любой из них рукой. Он следил, чтобы при ходьбе не раздавалось ни звука на влажном земляном полу. Иногда от главного коридора ответвлялись другие, и он чувствовал их раньше, чем замечал глазами, когда его ладонь, которой он касался стены, вдруг проваливалась в черную дыру. Возможность потеряться здесь внизу казалась ночным кошмаром, ему никогда не найти путь отсюда. Тихие звуки достигли его слуха, и он догадался, что это ни что иное, как бегающие крысы. Однажды, когда одна из них пробежала по его ноге, он едва сумел сдержать крик. В нишах по обе стороны коридора, он замечал остатки тел, их черепа были покрыты паутиной – катакомбы навевали первобытный ужас, и Эцио подавлял поднимавшуюся в нем панику.
В конце концов, он заметил слабый огонек впереди, и, двигаясь еще медленнее, пошел вперед. Он спрятался в тени, в зоне слышимости, и увидел в свете лампы силуэты пятерых людей в тесной и очень древней часовне.
Он немедленно узнал Франческо – низкорослая, жилистая, крепкая фигура которого склонилась, в момент прибытия Эцио, перед двумя священниками с тонзурами, которых он не знал. Старших из них благословил гнусавым голосом: «Et benedictio Dei Omnipotentis, Patris et Filii et Spiritu Sancti descendat super vos et maneat semper». [Да снизойдет на вас благословение Всемогущего Господа – Отца, и Сына, и Святого Духа, – и останется с вами навсегда. – (лат.) прим. пер]
По его лицу скользнул свет, и Эцио угадал кто это. Стефано да Баньоне, секретарь дяди Франческо – Якопо. Сам Якопо стоял рядом с ним.
– Благодарю, падре, – произнес Франческо, как только слова благословения смолкли. Он выпрямился и обратился к четвертому, стоявшему рядом со священниками.
– Бернардо, можешь докладывать.
– Все в полной готовности. У нас полный склад мечей, копий, топоров, луков и арбалетов.
– Простой кинжал вполне сгодился бы для работы, – вставил самый молодой из священников.
– Это зависит от обстоятельств, Антонио, – произнес Франческо.
– Или яд, – продолжил молодой из священников. – Не важно, как долго он будет умирать.
не прощу ему уничтожение Вольтерры, моей родины и моего единственного настоящего дома.
– Успокойся, – сказал человек, которого звали Бернардо. – У нас у всех есть мотив. А теперь, благодаря Папе Сиксту, у нас есть и средства.
– Верно, Мессер Барончелли, – отозвался Антонио. – Но есть ли у нас его благословение?
Голос пришедший из глубоких теней вне света лампы разнесся по капелле.
– Он благословил нашу операцию, но с условием, «что никто не погибнет».
Обладатель голоса вышел в свет, и Эцио буквально задохнулся, узнав фигуру в темно-красной сутане, хотя все его лицо, кроме презрительно скривившихся губ, было скрыто в тени капюшона. Это оказался почетный гость из Рима. Родриго Борджиа, Испанец!
Заговорщики усмехнулись в ответ. Всем было известно, на что направлена верность Папы, и что перед ними стоял кардинал, который контролировал его. Но естественно Папа Римский не мог открыто потворствовать кровопролитию.
– Хорошо, что наконец-то можно заняться делом, – сказал Франческо. – У нас было достаточно неудач. Их убийство в кафедральном соборе вызовет волну возмущений…
– Это наш последний и единственный вариант, – авторитетно произнес Родриго. – Очищая Флоренцию от такого дерьма, мы делаем богоугодное дело. Когда мы захватим город, если люди осмелятся, пусть попробуют восстать против нас!
– Медичи постоянно меняет планы, – добавил Бернардо Барончелли. – Мне пришлось потрудиться, чтобы узнать наверняка, что его брат Джулиано точно встанет с постели и будет на торжественной мессе.
Все засмеялись, за исключением Якопо и Испанца, который заметил его серьезность.
– Что такое, Якопо? – спросил Родриго у старшего Пацци. – Думаешь, они что-то подозревают?
Прежде чем Якопо успел ответить, его племянник нетерпеливо воскликнул:
– Это невозможно! Для этого Медичи слишком горды или глупы, а может и то и другое сразу!
– Не стоит недооценивать наших врагов, – проворчал Якопо. – Помните, как Медичи профинансировали кампанию против нас в Сан-Джиминьяно?
– В этот раз проблем не будет, – огрызнулся его племянник, с трудом взяв себя в руки – воспоминание о смерти его сына, Вьери, всё ещё было свежо в его памяти.
В последовавшей тишине Бернардо повернулся к Стефано де Баньоне.
– К завтрашнему утру нам понадобятся ваши священнические одеяния, падре. Чем больше они полагают, что окружены церковниками, тем в большей безопасности будут себя чувствовать.
– Кто нанесет удар? – поинтересовался Родриго.
– Я! – ответил Франческо.
– И я, – подхватили Стефано, Антонио и Бернардо.
– Хорошо, – Родриго замолчал. – Думаю, кинжалы больше подойдут. Их легче спрятать и они удобнее при работе в толпе. – Он поднял ладонь и сотворил крест над заговорщиками.
– Dominus vobiscum, [Бог с вами – (лат.) прим.пер.] джентльмены. – Сказал он. – Да направит нас Отец Понимания. – Он обвел всех взглядом. – Что ж, думаю, на этом наши дела окончены. Вы должны меня простить, но мне надо вас покинуть. Нужно разобраться с другими делами до возвращения в Рим. Хотел бы и я присутствовать во Флоренции в день, когда Дом Медичи рухнет.
Эцио ждал, вжавшись в темную стену, до тех пор, пока шестеро не ушли, оставив его в темноте. Только убедившись, что остался в полном одиночестве он вытащил свою лампу и зажег фитиль.
Он вернулся тем же путем что и пришел. Ла Вольпе ждал его в тенистой часовне Ручеллаи. Эцио с бьющимся сердцем рассказал ему все что услышал.
– Убийство Лоренцо и Джулиано Медичи в кафедральном соборе завтра утром? – спросил Ла Вольпе, когда Эцио закончил, и парень понял, что у того не хватает слов. – Это святотатство! А хуже всего – если Флоренция окажется в руках Пацци, даже Бог не поможет нам.
Эцио задумался.
– Можешь провести меня завтра в кафедральный собор? – спросил он. – Поближе к алтарю, ближе к Медичи?
Ла Вольпе задумался.
– Сложно, но не невозможно. – Он взглянул на юношу. – Я знаю, что ты задумал, Эцио, но ты не справишься в одиночку.
