После полудня она нашла тот самый поток, который заметила с вершины холма. Это был родничок, ручеёк, струйка не шире руки Дени... а её руки становились тоньше с каждым днём, проведённым на Драконьем Камне. Она зачерпнула воду пригоршней и умылась. Сложив ладони ковшиком, Дейенерис задела костяшками пальцев ил на дне ручейка. Будь её воля, она пожелала бы воды почище и попрохладнее... но нет, если бы её желания что-то значили, она пожелала бы спасителей.
Дени всё ещё надеялась, что её будут искать. За ней, возможно, отправится сир Барристан – глава её Королевской Гвардии, поклявшийся оберегать жизнь королевы, как свою собственную. А для её кровных всадников Дотракийское море было родным, и они тоже поклялись ей жизнью. Её супруг, благородный Хиздар зо Лорак, может отправить людей на поиски. И Даарио... Дени представляла, как он едет к ней на коне через высокую траву, улыбается, и его золотой зуб блестит в последнем луче заходящего солнца.
Вот только Даарио отдали в заложники юнкайцам, как гарантию того, что юнкайским командирам не причинят вреда в Миэрине. «Даарио и Герой, Чхого и Гролео, и трое родных Хиздара». Сейчас, конечно, всех заложников уже должны были освободить. Но...
Хотелось бы знать, висят ли ещё мечи её капитана на стене опочивальни, ожидая возвращения хозяина? «Оставляю тебе моих девочек, – сказал он. – Сохрани их для меня, любимая». И тем более хотелось бы знать, знают ли юнкайцы о том, как дорог ей капитан. В тот день, когда заложники отправились в юнкайский лагерь, Дени задала этот вопрос сиру Барристану.
– Они могли об этом услышать, – ответил рыцарь. – Нахарис мог даже хвастаться... величайшим... расположением... вашего величества. Простите мою прямоту, но скромность не входит в число добродетелей капитана. Он очень гордится... своим искусством фехтования.
«Он похваляется, что спит со мной, хотели вы сказать. – Но у Даарио должно хватить ума, не хвастаться этим хотя бы среди её врагов. – Впрочем, неважно – сейчас юнкайцы уже на пути домой». Вот ради чего она сделала то, что сделала. Ради мира.
Дени оглянулась – там над лугами, точно стиснутый кулак, вздымался Драконий Камень. «На вид так близко. Я иду уже несколько часов, а всё кажется, что до него рукой подать». Ещё не поздно вернуться – в пруду с дождевой водой у пещеры Дрогона водится рыба. Она уже поймала одну рыбёшку в первый день на Драконьем Камне, сможет поймать ещё. И в пещере есть обугленные кости с огрызками мяса, оставшиеся после трапез Дрогона.
«Нет, – сказала себе Дени. – Если оглянусь, я погибла». Можно годами жить среди раскалённых на солнце валунов Драконьего Камня – днём летать на Дрогоне, а в сумерках, пока великое травяное море из золотого становится оранжевым, доедать его объедки – но не для такой жизни она была рождена. Так что Дени вновь развернулась спиной к далёкому холму, и осталась глуха к песне о полёте и свободе, что пел ей ветер, игравший между каменистыми вершинами холма.
Ручей бежал на юго-восток – это всё, что она могла о нём сказать. Дени зашагала вдоль него. «Приведи меня к реке – единственное, о чём я прошу. Приведи меня к реке, а с остальным я управлюсь сама».
Часы текли медленно, ручей извивался то туда, то сюда, и она шла вдоль него, отбивая по ноге такт сложенным кнутом и стараясь не думать о том, сколько ей ещё идти, о головной боли и пустом желудке. «Ещё шаг. Другой. Ещё один. Ещё». Что ей оставалось делать?
В её море было тихо. Иногда поднимался ветер, и трава начинала вздыхать – стебли тёрлись друг о друга, перешёптываясь на языке, известном одним богам. Время от времени, обтекая камень, журчал ручеёк, под босыми ногами хлюпала грязь. Вокруг жужжали насекомые – ленивые стрекозы, блестящие зелёные осы и жалящая мошкара, почти невидимая глазу. Дени рассеянно прихлопывала насекомых, когда те садились на руки. Однажды ей на глаза попалась крыса, пьющая из ручья, но при приближении Дени зверёк дал дёру, пробежал между стеблями и скрылся в высокой траве. Иногда она слышала, как поют птицы. От этого звука у Дени заурчало в животе, но у неё не было силков, чтобы ловить птиц, и пока что она не набрела ни на одно гнездо. «Раньше я мечтала летать, – подумала она, – а теперь, полетав, мечтаю воровать яйца».
Это её рассмешило.
– Люди безумны, а боги ещё безумнее, – сказала она траве, и трава одобрительно зашептала.
Трижды в этот день она замечала в небе Дрогона. Один раз так далеко, что его можно было принять за орла, парящего среди высоких облаков, но Дени уже знала, как выглядит дракон, даже если тот казался маленьким пятнышком. Второй раз Дрогон пролетел против солнца, расправив чёрные крылья, и вокруг потемнело. Последний раз он пронёсся прямо у Дени над головой – так близко, что она услышала, как хлопают его крылья, и на какое-то мгновение решила, что дракон охотится на неё, но тот безразлично пролетел мимо, и отправился куда-то на восток. «Ну вот и хорошо», – подумала она.
Вечер едва не застал её врасплох. Когда солнце позолотило далёкую вершину Драконьего Камня, Дени наткнулась на обвалившуюся и заросшую травой низкую каменную стену – возможно, часть разрушенного храма или господской усадьбы. За стеной находились ещё развалины – старый колодец и круги в траве, там, где раньше стояли хижины. «Видимо, – решила Дени, – эти дома соорудили из соломы и глины, но годы, ветер и дождь превратили их в ничто». Дени нашла восемь кругов, прежде чем солнце окончательно зашло, но дальше в траве могли скрываться и другие.
Стена оказалась крепче, чем хижины. И хотя её высота не превышала трёх футов, в углу, где к ней примыкала другая стена пониже, можно было хоть как-то укрыться от непогоды, ведь ночь была уже на носу. Дени забилась в этот угол, обустроив себе гнёздышко из сорванных пучков росшей среди развалин травы. Она очень устала, к тому же натёрла свежие мозоли – совершенно одинаковые на пальцах левой и правой ног. «Это от долгой ходьбы», – подумала она, хихикнув.
Темнело. Дени устроилась в пристанище и закрыла глаза, но сон всё не приходил. Ночь была холодной, земля твёрдой, желудок пустым. Дени задумалась о Миэрине, о своём возлюбленном Даарио и о супруге Хиздаре, об Ирри, Чхику и милой Миссандее, о сире Барристане, Резнаке и Скахазе Бритоголовом. «Испугались ли они, что я погибла? Дракон унёс меня на спине – решат ли они, что он меня съел?» Ей было интересно, остаётся ли Хиздар королём. Он получил корону из её рук, но сможет ли удержать власть в отсутствие Дени? «Он хотел убить Дрогона. Я сама слышала, как он кричал: “Убейте его! Убейте зверя!”, и его лицо пылало вожделением». И Силач Бельвас тогда стоял на коленях, хрипя и дрожа. «Яд, это был яд. Саранча в меду. Хиздар настойчиво предлагал её мне, но всё съел Бельвас». Она сделала Хиздара королём, пустила его в свою постель, открыла для него бойцовые ямы – у него не было причин желать ей смерти. Кто же это тогда? Резнак, её надушенный сенешаль? Юнкайцы? Дети Гарпии?
