…Когда их отпустили вниз, в их камеру, оцепенение уже стало проходить и Младшему с Новеньким не пришлось его вести. Спотыкаясь и пошатываясь, он шёл со всеми. Руки по-прежнему у него были скованы, и раздеться ему помог Младший. И в камере Младший подвёл его к параше, а потом к раковине и сам, потому что руками он шевелить не мог и даже не пытался, такими неподъёмно-тяжёлыми они стали, обмыл его.
— Хорошо устроился, Лохмач, — засмеялся обмывавшийся рядом Шестой. — С личной прислугой.
— Младший думает, его так при Лохмаче и оставят, — поддержал Резаный, — личной шестёркой.
— Ага, — подхватили остальные. — Зря стараешься, Младший.
— Слабак он всё равно слабак.
— Слабаков в "печку"!
— Давай, клади его, чистенького.
— Точно, ему работать пора.
— А сработал он классно!
— Да ни хрена он не работал! Это Старший так с "пойлом" угадал.
Гаор молча, чувствуя, что вместо слов у него опять только звериный рёв получится, выбрался из обмывавшейся толпы и побрёл к нарам. Лечь и чтоб ничего уже больше не было. Но ему дали сесть, но не лечь.
— Поешь, — Старший ткнул ему в руки кружку с горячей хлебной кашей и стал распоряжаться.
У кого-то он отнимал паёк в наказание за плохую работу, кого-то ругал за перебор с "пойлом", что глушит его без перерывов и не разбавляя.
— Да не сработаю я без него, — оправдывался тот. — Ну, Старший, дай пожрать. Что, не хватило кому" пойла"? Лохмачу ты вон какой густоты влил.
— Лохмач в первый раз работал, а у тебя скоро срок выйдет, а ты всё как первачок.
— Срок выйдет, в "печку" положат и не посмотрят, как ты работал, с "пойлом" или в своё удовольствие.
Гаор медленно, маленькими глотками, с трудом проталкивая в горло густую жижу, пил хлебную кашу.
— Твёрдого тебе нельзя, — объяснил ему Младший, сидя рядом и с аппетитом хлебая что-то из миски. — Понимаешь, пока у тебя задница в такой работе, твёрдого не дают. Вот заживёт когда, будешь легко впускать, тогда да. А пока нельзя.
Гаор молча и равнодушно слушал, заставляя себя глотать противно-безвкусную жижу. Тяжёлый запах "пойла", свежей крови и собственной спермы, казалось, стоял вокруг него облаком, забивая всё остальные.
— Поел? Давай сюда и ложись.
Младший забрал у него опустевшую кружку и встал, ушёл куда-то. Болезненная яркость и чёткость предметов и красок уже прошла, глаза опять слезились, всё было туманным и смутным, как через залитое дождём ветровое стекло. "Слепну, что ли?" — с мрачным равнодушием подумал Гаор.
— Давай ложись, — остановился кто-то перед ним, — и не брыкайся, прикуём.
Сопротивляться он не мог, но остался сидеть, будто не услышав. Его толчком повалили на нары, повернули на живот и прижали.
— Упрямый ты, Лохмач, — сказал, наваливаясь на него, дневаливший и потому полный сил Девятый. — Ну, чего ты, как свежачок, опять напрягся? На хрена тебе боль лишняя?
— Он целку сегодня ломал, — сказал, устраиваясь рядом, Двадцатый. — Поверни, я подщекочу ему, чтоб прочувствовал. Весь в крови был.
— Такая мясистая попалась? — весело удивился Девятый, размашисто двигаясь в нём и заставляя его хрипеть на толчках. — Лохмач, ну, и как оно с нетронутой? Сладко? Эй, руки ему вытяните, мешают. Ага, Лохмач, ты грудью прижмись, а задницу оттопырь, легче будет.
Гаор из последних сил напрягал мышцы, последними остатками сознания удерживаясь от…
— Эй, Лохмач, сомлел, что ли?
— Нет, тогда бы расслабился.
— Он Младшего ждёт, чтоб поцеловал.
— А так-то на девку и посмотреть не на что было. Фитюлька.
— А кровищи на Лохмаче было, как скажи он здорового кабана трахнул.
— А ты откуда знаешь, что фитюлька?
— А мы в соседнем кабинете работали. Ну, и решили клиенту показать. И мы заодно посмотрели.
— Нет, Лохмач, конечно, страшен стал.
— Ага, наш так и сказал. Что впечатляет.
— Нашего клиента даже трахать не пришлось. На Лохмача как посмотрел, так сразу из него и посыпалось.
— Ну как, Лохмач, — промурлыкал, прижимаясь губами к его уху Резаный. — Как тебе лягушечка? Гладенькая да целенькая, а ты её на прутик и порвал.
— Ты чего?
— А они по посёлкам лягушками знаешь кого называют? То-то, — засмеялся Резаный. — Давай ротик, Лохмач, раз говорить не хочешь, про лягушечек цельных нам не рассказываешь, так поработай ротиком. Давай-давай.
— Смотри, задохнётся.
— Ни хрена ему, волосатой заднице, не будет. Або, они живучие.
А он никак не мог потерять сознания…
Венн не поехал домой, оставшись ночевать на работе. Благо Дом-на-Холме предоставлял своим сотрудникам полный спектр услуг.
Судьба Рыжего, конечно, важна, дальнейшая судьба Фрегора — ещё интереснее. Потому что, если Фрегора решат убрать, то это заденет многих и многих, и здесь надо предельно осторожно и внимательно проследить, кто, по какой причине, с каким официальным текстом и куда уберёт Фрегора. Самое опасное у падающей звезды — её хвост. Попал в него и полетишь вместе с ней. И собственная работа не должна стоять. Когда речь идёт о жизни нации, то жизнь её отдельных представителей… и так далее…
Суматошные, наполненные массой дел, встреч и разговоров дни. Отец недаром шутил, что лучшая диета — запарка на работе. Хотя грузность никогда не была свойственна Армонтинам. Как большинству старых родов. Но сухость и поджарость предков давно стала хрупкостью и изнеженностью, чуткость — неврастеничностью… Чёрт, маховик вырождения набрал такие обороты, что… Пятый не зря сказал об избавлении от балласта. Так что… кто не спрятался, сам и виноват. Кто не выживет в передряге "кардинального изменения социально-экономической системы" — хорошее определение, молодцы в академическом отделе, так обзовут, что ни буквой, ни духом не соврут, а получится в самый раз, так вот, кто не выживет, то… то сам виноват. Дуггуры всегда, стремясь к дальним рубежам, бросали балласт, ослабевших, больных, раненых и так далее.
Венн лежал, закинув руки за голову и разглядывая потолок. Рядом как-то очень уютно, успокаивающе и в то же время достаточно эротично посапывала девица из отдела внутренней обслуги. Дом-на-Холме заботился о своих сотрудниках и всегда готов выполнить любые их желания, если они не во вред самому Дому. Почему Пятый решил, что Фрегор стал… не нужен или опасен? Вот что важно. От ответа на этот вопрос зависит, как и куда будут убирать Фрегора, а, следовательно, кого из окружения Фрегора и как это заденет. Венн сладко потянулся и закрыл глаза. Надо выспаться.
То ли Гаор и в самом деле стал привыкать, то ли из-за "пойла", но ему удалось "вырубиться" и проваляться до подъёма на нарах, уже не ощущая, кто и что с ним делает.
