Весенним утром 1825 года Люциус вскочил на лошадь и направился в сторону моста, построенного его отцом. Только его и видели.
Весной 1568 года подданные Марии Шотландской подняли мятеж, вынудив ее искать убежища за границей, в Англии. Прибыв туда, королева тотчас написала кузине Елизавете письмо, в каковом извещала о постигшем ее несчастье и просила августейшего покровительства. Елизавета ответила, что глубоко потрясена вероломством, которое иные подданные проявляют в отношении правящих особ, Божьих помазанниц, про себя же подумала, что Мария не раз претендовала на английский трон. Вспомнила она и о том, сколь пагубное влияние оказывала та на шотландцев, как при ее потворстве вспыхивали распри, и лилась кровь. И Елизавета, глубоко сожалея, отправила Марию в заточение до конца ее дней.
Ссыльную передали графу Шрусбери – тихому джентльмену скромных достоинств, известному огромным состоянием и тем, что его жену уважала сама Елизавета. Он поселил королеву Шотландскую в Тутбери, древнем каменном замке на границе графств Дербишир и Стаффордшир. Из-под этой-то серой крыши и смотрела она вниз – наследница трех престолов, чей мир съежился до полоски грязного рва и клочка мрачного косогора.
Как такое случилось? В придворных кругах Европы свержение Марии предсказывали из года в год. Каждый ее политический шаг, каждая любовная интрига встречали все большее негодование. На небосклоне монархов она была падучей звездой, и лишь слепец мог не заметить пламенного следа, прочерченного ей в последнем, гибельном полете. Саму королеву, однако, такой поворот судьбы озадачил. Притом настолько, что она тут же нашла виноватых.
Елизавета – вот кто ее погубил. Англия и Елизавета. Это она была унылой зимой, глядящей из оконца, это ее бледный лик сделал небо таким бесцветным, а дыхание стылым ветром леденило щеки. Даже река, что поблескивала меж черных деревьев, казалась Марии гневной искрой в Елизаветином глазу.
От унижения королева чувствовала себя едва не блохой на теле Елизаветы, самое большее, мышью в подоле ее платья. Рыдая, бросилась она на колени и принялась причитать, молотя кулаками по серым камням. Стражей обескуражило поведение пленницы, зато ее шотландские и французские слуги ничуть не смутились. Им это было не в новинку!
Они отнесли королеву в спальню и уложили на кровать. Фрейлина, миссис Сетон, осталась подле госпожи, чтобы утешить ее свежими сплетнями. Миссис Сетон рассказала, что граф и графиня Шрусбери, хотя и в летах, обвенчаны лишь недавно. По словам фрейлины, графиня не принадлежит к высшему сословию и происходит чуть ли не из фермерской семьи, а нынешнего положения добилась, сменив четырех мужей, каждый из которых был знатнее и богаче предыдущего. «Quatre maris!»– воскликнула королева Шотландии, чьим родным языком был французский. – «Mais elle a des yeux de pourceau!» (Четверо мужей! С её-то поросячьими глазками!) Миссис Сетон вежливо засмеялась.
«Четверо мужей!» – удивлялась королева про себя. И как своевременно они отправлялись на тот свет! Стоило фермерской дочери привыкнуть к новому положению и пожелать большего, как тут же подворачивался случай осуществить желаемое. А вот мужья королевы Марии умирали возмутительно некстати. Первый, король Франции, скончался шестнадцатилетним юнцом, лишив ее французского трона – что может быть досаднее? Второй, донельзя опостылевший, слег с какой-то многообещающей хворью, но упорно отказывался уходить к праотцам, пока один добрый человек не взорвал его в собственном замке, удушив напоследок – для верности.
Это навело королеву на размышления. А все ли мужья графини умерли своей смертью? – спросила она.
Миссис Сетон фыркнула, сдерживая смешок, и наклонилась к госпоже.
– Ее первый муж был всего-навсего мальчишкой! Графиня – тогда еще просто Бесс Хардвик – вышила для него плащ в черно-белую клетку. Не прошло и недели, как юноша стал жаловаться, будто мир превратился в шахматную доску. Каждая темная столешница казалась ему провалом, мечтающим проглотить его, от каждого белесого окна веяло чем-то призрачным и враждебным. Так он и умер, в бреду и унынии.
Рассказ фрейлины показался королеве занимательным. Об отравленных иголках, зашитых в корсет, она слышала, но убийство с помощью вышивки – это было что-то новое. К тому же ей очень нравилось вышивать.
Она вспомнила, как представлялась себе мышью в юбках Елизаветы. Что ж, для мыши игла – самое подходящее оружие, по крайней мере, по размеру. Случись Елизавете погибнуть от вышивки (или от чего другого), английский трон наверняка перейдет к королеве Шотландии.
Замок Тутбери пронизывали холод и зловоние.
Вдобавок, строили его определенно без размаха, так что женщинам не пришлось долго плутать, прежде чем они обнаружили графиню – та сидела в гостиной за пяльцами.
Королева спросила, что она вышивает.
– Прекрасный дворец в сказочной стране, – отвечала графиня, показывая королеве работу. – Я мечтаю о том, что однажды мои дети и внуки будут жить в доме, похожем на этот. Вздор, конечно, зато так приятнее коротать время.
Мария Шотландская переглянулась с миссис Сетон и закатила глаза, словно говоря: «Ну и аппетиты у этих фермерских дочек»!
Графиня заметила ее выходку, однако виду не подала.
С темы о шитье королева плавно перешла к обсуждению мужей – в особенности почивших, сочтя нелишним упомянуть об узорах в черно-белую клетку.
Графиня учтиво ответила, что рукоделие прекрасно скрашивает долгие зимние вечера, что мужья, в сущности, не так уж плохи, а их смерть – событие поистине прискорбное.
Королева нахмурилась. Графиня слыла женщиной умной. Не могла же она не понять намека?
– Я хотела бы сделать подарок своей дражайшей кузине, королеве Елизавете, – какую-нибудь безделицу, вышитую собственными руками. Мне это было бы чрезвычайно приятно, учитывая, сколь сильно я люблю королеву Англии – сильнее всех на свете.
– Как и любой, кто с ней знаком, – угодливо подхватила графиня. – Вне всякого сомнения, – сказала королева Шотландии и завела разговор о щедрых наградах, которыми властители одаряют тех, кто им помогает.
Пассаж о будущем величии на графиню не подействовал – в лице ее не отразилось ни страха, ни радостного ожидания, а взгляд был спокоен и невозмутим.
Королева достала альбом затейливых узоров, чтобы потом перенести их на ткань. Чего там только не было – львы, мантикоры, василиски – в общем, чудища всех мастей, которые (надеялась ее величество) могли бы разорвать Елизавету в клочья посредством вышивки и колдовства.
Графиня вежливо восхитилась рисунками, но какой из них выбрать – почему-то не посоветовала.
С того самого дня королева, графиня и миссис Сетон ежеутренне собирались у окна и садились за рукоделие.
Эти встречи и долгие часы корпения над пяльцами очень их сблизили. Королева отправила Елизавете пару перчаток, которые расшила изображениями морских змеев в голубых и серебряных волнах. Зубы крошечных чудовищ были острее острого, и все же Елизавета осталась невредима и даже не утонула.
В письмах государыне граф Шрусбери сообщал, что королева Шотландии проводит дни в совершенно невинных занятиях. Сказать по правде, это было не совсем так. В свободное от рукоделия время королева Мария вела тайную переписку с английскими заговорщиками (мечтающими, как и она, уничтожить Елизавету), а также французским и испанским королями, любезно приглашая их пойти на Англию войной. Притом она не забывала восхищаться искусностью графини и при всяком случае заговаривала о черно-белой клетке.
Шли годы. Елизавета здравствовала, на Англию никто не нападал. Королева Шотландии устала расточать графине комплименты. Миссис Сетон она сказала так: «Пусть ее упорствует – не одна она умеет накладывать чары. А будет и впредь отказывать мне в помощи – может пенять на себя. В конце концов, я знаю, что ей всего дороже».
И вот королева уложила свои каштановые волосы, надела бархатное платье сливового оттенка, расшитое серебром и жемчугом. Потом она пригласила графа к себе в комнату, усадила рядом и с улыбкой стала рассказывать, как ему признательна – больше, чем кому-либо из опекавших ее джентльменов. День за днем королева воспевала его на все лады, пока окончательно не вскружила голову бедному старику.
Миссис Сетон недоумевала, наблюдая за ней.
– Вы считаете, что графине дороже всего любовь мужа? – спросила она королеву. – Муж? – рассмеялась та. – Как бы не так! Кто говорил о мужьях? Нет, ей дороги его деньги и угодья. Она спит и видит, что все это перейдет к ее детям и внукам.
Как и ожидалось, скоро графиня узнала о происходящем, однако ее круглое крестьянское лицо не выразило и намека на досаду. Когда дамы в очередной раз собрались за вышивкой, королева воскресила старую тему о том, каким подарком можно угодить Елизавете.
