склонившуюся в шутовском поклоне, ее лицо похожее на зловещую маску, сияющие синие глаза, а также нечто огромное и бесформенное за ее спиной.
Искры погасли и лишь синие глаза женщины все также светились в кромешной тьме, да белесые глаза домовых, притаившихся на полках.
Синие глаза закрылись.
Тьма расправила свои щупальца, и все погрузилось в кромешный мрак.
Лишь смех и голос неестественный, далекий и в то же время близкий, эхом звучал в абсолютной темноте.
— Ах-ха-ха, это будет весело. Это будет очень-очень весело!
Ответом ей было раскатистое рычание и скрежет.
Мир накрыла ночь, а постоялый двор «Сердце Розы» оглушительный черный шторм. Поток воды, подобно водопаду, ширмой отрезал его от прочего мира. Гремел гром. Ветер таранил стены, окна стенали от его напора. На крыше сходил с ума флюгер.
Впрочем, четверым рослым парням, что поднимались по узкой лестнице, все это было лишь на руку. Так, никто ничего не увидит и не услышит. Включая главных действующих лиц этого спектакля. Разбойного нападения посреди ночи.
Тем не менее шли они осторожно и переговаривались только шепотом. У троих из них в руках было по дубинке, а самый рослый из них, что шел впереди, нес керосиновую лампу, мешок и веревку.
Толстяк Бор, чуть не мурчал от предвкушения.
«Когда, ну, когда в последний раз они грабили незадачливых путников?»
С тех пор как границу закрыли немногие останавливались у них на постоялом дворе. Да и отец стал гораздо строже, после того случая.
«Два месяца, три?»
Он с любовью потер дубинку в руке.
«Ничего-ничего. Руки-то помнят. Жаль, братец Талл пропустит все веселье.»
Но Бор ведь хороший брат он обязательно прихватит ему сувенир.
«Не то, что этот умник. Только о себе и думает! Тьфу.»
Уже на последней ступени, идущий впереди него здоровяк, с лампой в руке, встал как вкопанный.
Замечтавшийся толстяк врезался ему в широкую спину.
— Джон, — зашипел он, — Какого черта! Ты что заснул?
— Там. «Око ночи». — Голос Малыша Джона звучал неуверенно и как-то испуганно.
Толстяк зло толкнул его в сторону и посмотрел, куда указывал их конюх.
Свет из витражного окна был скудный, ребристый от капель дождя, но он контрастным пятном падал на дверь, выделяя огромный рисунок глаза на ней.
— Это еще че, за пакость?
Спросил сумевший протолкнуться на площадку Плут.
— Это «Око Ночи». Заговор от зла. Тот, кто войдет внутрь со злыми намерениями, будет сурово наказан.
Бор закатил глаза, как и его дружки.
«Вот же влипли! Этот идиот еще и суеверный. А все его мамаша. Чертова кухарка!»
Рука сама собой коснулась подбитого глаза.
«И рука у нее тяжелая…»
Толстяк, впрочем, понимал, что не это их главная проблема. Джон никогда не ходил с ними на вылазки и сильно нервничал.
«Тоже мне подсобил папаша!»
Они всегда работали вчетвером, но сегодня старший братец Талл отсутствовал, и отец нашел ему замену. Джон знал, давно знал, но не лез. Ему явно не нравились их дела, но он всегда держал рот на замке.
«Даже интересно почему?»
Отец всегда умел надавить на больные места нужных людей. Особенно таких простофиль, как малыш Джон.
«Интересно, что напугало его больше страх за свою жизнь, угроза лишится работы вместе с мамочкой-кухаркой… Или все дело в мисс-Пугало? А, не важно.»
«Главное, чтобы он не запорол нам все дело!»
— Забудь болван. Богов давно нет. Кто тебя накажет, если все ушли?
— Верно. Остались только бедствия. — Поддакнул ему Плут, за что получил подзатыльник от Клода, когда тот подошел к двери и коснулся рисунка пальцами.
— Обычный уголь.
Толстяк усмехнулся.
— Вот видишь! Даже жаль. Ох, как взбесится старик утром. Как думаете парни, стоит потребовать у наших дорогих гостей компенсацию за такое… ну это.
— Малеванние?
— Вандализм?
— Да, какая разница, — пробурчал Бор, — Раз уж мы решили заглянуть, то прихватим все. Вы видели, у этих двоих был целый мешок серебряных песелей*!
(* Одно из жаргонных названий монет с собачьими головами. Универсальная валюта для всего континента.)
Напоминание о деньгах заставило Клода и Плута алчно улыбнуться.
Из глубины дома раздался шорох.
Троица замерла.
…
..
.
Ничего. Просто звуки старого здания, что качается в такт шторма.
— Тц! Напомню это северная комната. Там, должно быть, темно как …
— Как у твоей мамки в … — хохнул Плут.
Малыш Джон, толкнул его вбок, не дав ему договорить.
Бор, не то хрюкнул, не то вздохнул.
— Захлопнулись. Джон, от тебя толку нет, как и опыта в таких делах. Так что просто стой с лампой и свети. Вы займетесь мальчишкой. Один слабый. Я повторю еще раз с-л-а-б-ы-й удар по голове. Кляп в рот и веревки по рукам и ногам. Парень, хиляк, но будьте начеку. — Его пальцы сардельки коснулась шрама, над бровью. — Вдруг и он выкинет, какой фокус.
— Что с пожилой леди?
На лице толстяка расползлась широкая как у жабы улыбка. Он легонько постучал дубинкой по ладони.
— Старой каргой займусь я. У меня с ней свои, личные счеты.
* * *
Они обступили дверь. Око ночи зияющей чернотой взирало на них.
Бор кивнул. Ему кивнули в ответ.
«Вначале надавить. Затем поднять вверх. Потянуть на себя. И плавно опустить.»
Хорошо смазанная дверь беззвучно отворилась.
За дверным проемом была чернота.
Один из парней беззвучно присвистнул.
— Какого черта тут так темно?
— Это северная комната, балбес тут всегда темно.
Толстяк дал отмашку Джону, чтобы тот шел вперед.
Малыш Джон сглотнул. Он не хотел в этом участвовать. Но выбора у него не было. Он обещал. Ей.
Он сделал один шаг. Два. И на третьем встал как вкопанный, не в силах пошевелится. Джон смотрел в темноту. Темнота смотрела на него в ответ. Он чувствовал это каждой клеточкой своего тела, и волосы на его загривке встали дыбом.
Было что-то неправильное в этой черноте.
Товарищи пихали его, но им даже втроем не хватило бы сил сдвинуть его с места, и тут чей-то тихий голос шепнул ему на ухо.
«— Не ходи.»
Малыш Джон послушно кивнул, закрыл за собой дверь и отступил к краю площадки, едва не сшибив с нее столпившихся за его спиной парней.
Бор выпучил глаза, и жестами вопрошал.
«Какого хрена ты делаешь?!»
— Я-я…Я это. Здесь лучше покараулю.
Бор, сплюнул.
— Трус! Еще и темноты испугался!
— И какой смысл было брать этого здоровяка на дело, если от него, как всегда, нет никакого толка?
— Ха! Забей. Мы и втроем справимся.
Толстяк отобрал у него