Через неделю на моем личном счете вдруг появилась целая куча кредитов, и я просто растерялась от миллиона возможностей их потратить. Раньше я бы накупила себе шмоток и техники, слетала бы на модный курорт, спустила бы все до копейки на азартные игры и аукционы. Но теперь… Я подумала, что могла бы их вложить куда более продуманно и дальновидно. Заняться чем‑нибудь полезным, интересным и долговременным.
Что я умею делать? В сущности, ничего. Кроме как танцевать, петь, притворяться, играть и изворачиваться. Наверное, я могла бы стать хорошей женой какому‑то толстосуму: в меру красива, в меру умна, умею поддержать разговор на любую тему и не лезу куда не просят. Умею подстраиваться под любой характер и настроение, изображать глубокие искренние чувства и быть изобретательной в постели. Просто клад, а не жена! Но только подумаю об этом — меня кидает в дрожь. Мне опротивели танцы и лицедейство, стали раздражать ужимки и неискренний смех, я возненавидела притворство и ложь. А о сексе не могу думать без тошноты. Наверное, рано или поздно это пройдет. Должно пройти. "Но пока, — решила я, — никаких мужчин в моей жизни в ближайшем будущем не предвидится".
Иногда я чувствовала странную непонятную тоску, беспричинную и от того еще более тревожащую. Как будто я оставила, забыла в прошлом что‑то дорогое и нужное. Я думала, размышляла, искала внутри себя зацепку, якорь, понимание, что бы это могло быть… Но вспомнить не получалось. Эта тоска не вылечивалась ни сеансами у психотерапевта, ни успокоительными таблетками, ни развлечениями. Большую часть времени я ее не замечала, притерлась и привыкла к ней. Но иногда, особенно по вечерам, она выбиралась наружу и словно кислотой подтачивала уверенность в своих поступках и принятых решениях.
* * *
Больше всего на свете я хотела пожить одна, без навязчивых друзей, без поклонников, без камер и наблюдения, без контроля и советов со стороны. Потратив большую часть денег, которые мне перевели за спутник, я купила участок в тысячу гектаров со своим лесом, прудом и небольшим красивым двухэтажным домом. Помог мне Алан, отец Оли. Мы часто созванивались, разговаривали, он же первым и посоветовал мне уединиться от шума города.
— Вам нужно пожить в одиночестве, — сразу ухватил суть моей тоски и маеты Алан, — подумать, принять себя. Психологи и лекарства — это, конечно, хорошо, но вы слишком долго были не собой.
— Смогу ли я жить в полном уединении? Я никогда не жила одна, — засомневалась я.
— Ну, полного уединения я вам обещать не могу, — заулыбался Алан. — Оли постоянно о вас говорит, ей бы дать волю, она бы и жила у вас… Так что подумайте. Я завтра сброшу вам на комп координаты нескольких неплохих участков, как раз по вашим деньгам. Посмотрите, можете съездить на каждый, погулять, все потрогать…
Совет Алана оказался умным и дальновидным. Мне хватило поездки на первое же ранчо в западной части континента, находящееся всего в часе полета на флаере от столицы Прим, как я просто влюбилась в уютный домик, стилизованный под деревянный, открывающийся из его окон чудесный вид на пруд и зеленые луга, простор, чистый воздух, а главное — в тишину и покой, что мне были так необходимы. К дому примыкали несколько конюшен и загонов для лошадей. Но самих животных не было. "Возможно, потом, в будущем, я куплю несколько жеребят, — подумала я, — а пока заведу котенка".
В ангаре стоял маленький двухместный флаер со встроенным автопилотом, в доме имелась современная мебель и приличный набор робототехники. Я оформила покупку и буквально на следующий день переехала в свой собственный дом. Бабушка отказалась покидать нашу квартиру в столице. Сказала, что слишком стара для переездов и не любит тишины. Да я и не настаивала. Мне хотелось раствориться в своем одиночестве, насладиться им, стать, наконец, собой…
* * *
Нам уже пять месяцев. Это чудо! Удивительное, волшебное и сказочное. Сотни разнообразных ощущений и эмоций наполняют каждый мой день, каждую минуту. Легкая тревога, озабоченность, неуверенность… Трогательная нежность, счастье, беспричинная радость… Я немного округлилась, постоянно смотрюсь в зеркало и любуюсь — наконец‑то у меня появился живот! Улыбка не сходит с лица, внутри порхают бабочки, я, как воздушный шар, наполнена до краев теплым солнечным светом.
Как я могла даже секунду раздумывать о том, чтобы "изъять" ребенка?! Это же чудесно! Прошли кратковременная тошнота и непереносимость любимых блюд. Сейчас я ем, как котенок, которого недавно завела, — много, безостановочно и жадно. Скачала из электронной библиотеки все древние книги о беременности и включаю андроида, чтобы он мне читал, пока я гуляю по лесу или сижу возле пруда. Правда, такое ощущение, что я на лекции в университете. Но мне нравится. Учусь правильно ходить, спать, есть и дышать. Смешно… Я уже стала столичной знаменитостью. Пару раз ко мне прилетали именитые доктора с предложениями наблюдать мою беременность, так как я — единственная мама на Прим, которая собирается рожать самостоятельно.
Здесь, на ранчо (пока без лошадей), я наконец стала собой, та веселая легкомысленная столичная штучка сплавилась с умной предусмотрительной изворотливой стервой, которой я стала на пиратском спутнике, и получилась я — Лия Рэй, очаровательная молодая женщина, неглупая, здравомыслящая, которая знает, чего хочет, а чего нет. Которая имеет собственное мнение и не боится его высказывать. Не боится спорить и доказывать свою правоту.
Бабушка несказанно удивилась и расстроилась. Беременна? Рожать? Сама? Даже ей было непонятно, что за нелепая блажь взбрела мне в голову. Родители тоже не поддержали меня. Но я уже достигла того уровня внутренней гармонии и равновесия, который позволял не обращать внимания даже на неудовольствие и неприятие родных.
Еще год назад у меня даже в мыслях не было идеи "рожать самой". А сейчас… Я искренне хочу этого. Правильно сказал Род: если природа так задумывала изначально, что дети зреют в женском теле, наверное в этом был какой‑то глубинный, фундаментальный смысл.
Уже известно — у меня будет дочь! Раз в две недели я летаю в город в медцентр и прохожу сканирование. Все идет замечательно. Моя малышка уютно устроилась в моем животе и чувствует себя прекрасно.
Я стала объектом паломничества всех моих подруг и знакомых. Растущий живот, меняющаяся фигура, выражение незамутненного счастья на моем лице привлекали всех вокруг. Не было ни дня, чтобы ко мне на ферму кто‑нибудь не прилетел. Я стала уникумом, диковинкой, модной штучкой. И пусть мои подруги сами пока не стремились следовать по моим стопам, я все равно верила — они поймут, что ребенок должен жить внутри матери, а не робота. С малышкой у меня установилась незримая крепкая связь, мы понимали друг друга с полуслова. Я спрашивала ее, что она хочет на ужин, а она соглашалась, если ей нравилось меню, или сердито топала ножкой, если нет. Девочка откликалась на каждую мою мысль, каждое слово. Она полюбила классическую музыку и стихи. Ее нравились яркие сочные оттенки в моей одежде и длинные вечерние платья, а также быстрая езда на флаере и танцы на поляне под чистым небом. "Неугомонная разбойница и кокетка", — думала с улыбкой я.
