Каждый день к Бьярни прибывали гонцы-фении с восточного побережья. Корабли сэвейгов за это время еще несколько раз показывались среди туманной пелены, окутавшей море, но сильное волнение не давало им подойти к берегу.
– Они уже четверо суток, если не больше, болтаются в море, – говорил Бьярни своим людям, стараясь наполнить их уверенностью в превосходстве над врагом. Правда, здесь он приписывал подданным свою собственную тревогу, ибо пылкие улады и так не имели привычки сомневаться в себе. – Они обессилены от борьбы с волнами, они продрогли и промокли насквозь, поскольку там даже огня нельзя развести, они изголодались. Именно таких противников нам и надо! А мы уже почти готовы. Через день я поведу войско к восточному побережью, и тогда пусть фьялли высаживаются. Мы разобьем их, едва стоящих на ногах от усталости, и победа достанется нам недорого.
– Ой! – Фиахна сморщился, будто учуял вонь. Брат его в эти дни от стыда где-то прятался, но темноволосый бард постоянно обретался возле Бьярни, стараясь на всякий случай приобрести расположение нового родича и нынешнего короля. – О риг! – Он огляделся, словно хотел убедиться, что за ними не подсматривают. – Неловко мне слышать такие речи от мужа нашей дорогой сестры, наследницы нашей матери, королевы Айлен! Только трусы ищут противника послабее, только негодяи жаждут побед, не оплаченных кровью и ранами!
– Ты пел совсем иные песни, пока был ригом сам, дорогой мой брат! – Улыбнувшись, Бьярни положил руку на плечо новоявленного родича, который по-прежнему не вызывал у него никакой родственной любви. – Ты и Фиаха, который хоть и доблестный воин, но тоже совершенно не собирался дорого платить за победы. Не вы ли мечтали, чтобы все ваши враги и соперники перебили друг друга, а вам осталось пожинать плоды чужих трудов, собирать урожай с поля, вспаханного чужими мечами, засеянного чужими костями, политого чужой кровью? Так не упрекай теперь меня за то, что я хочу сберечь кровь и жизни наших людей. Ведь это ваши люди, ваши соплеменники.
– Это были не наши мысли! – обиженно ответил Фиахна. – Нам внушала их та злая женщина, которая опутала нас своими чарами и держала в плену нашу доблесть.
Бьярни только усмехался. Право же, за тринадцать лет можно разобраться, что и с тобой, и со всей страной творится что-то не то!
Наконец Бьярни решил, что пришла пора выступать – возле Старой Тетры собралось уже более тысячи человек. Ждать было больше некого, и Бьярни повел войско на восток.
Весь день они шли под дождем. И когда к вечеру дождь утих, а потом и совсем прекратился, небо прояснилось и закат пообещал назавтра ясный день, измученные, промокшие и продрогшие улады восприняли это с не меньшей радостью, чем сэвейги, болтавшиеся в море. Ночью было еще ветрено, но без дождя, и наутро выглянуло солнце. Войско пошло дальше, и на суровых усатых лицах уладских героев появились улыбки. Бьярни и сам чувствовал, как устал от мрака, сырости и холода. Ведь лето еще в разгаре – хотелось света, тепла, приволья. И они были уже совсем рядом. Свежая зелень, омытая дождями, сверкала на солнце, волновались мокрые колосья на полях, обещая богатый урожай. И каждый невольно проникался твердой убежденностью, что вскоре будет одержана победа и никакой враг уже не осквернит и не разрушит этот прекрасный, зеленый, дружелюбный мир.
Незадолго до вечера войско прибыло в долину Фаир, откуда открывался вид на одноименный островок. Еще на подступах к ней Бьярни встретили гонцы и предупредили, что сэвейги высадились около полудня. Прояснившееся небо и улегшееся волнение наконец позволили им это сделать, но Бьярни оказался прав: после пятисуточного пребывания в бурном море сэвейги были измотаны до предела. Выбравшись на берег и из последних сил вытащив корабли, они едва сумели развести огонь и повесить котлы, и большинство из них просто лежали на песке и на траве, стараясь прийти в себя.
Бьярни, наблюдая с пригорка за долиной, вскоре сам все это увидел. Он насчитал шесть боевых кораблей, из которых два еще оставались в воде, увидел сотни и сотни человеческих тел, лежащих и сидящих по всему берегу. Если бы улады сейчас набросились на них, то победа была бы делом решенным. Но уладам тоже требовался отдых после перехода.
Он оглядывал стан противника, выискивая вождя. И впервые насторожился, осмотрев корабли, – «Ушастого Дракона» среди них не было.
Бьярни разглядывал их снова и снова, но напрасно. Он отлично помнил «Ушастого Дракона», тот самый лангскип на двадцать восемь весел по борту, с драконьей головой на переднем штевне, чьи резные уши напоминали скорее крылья. Он видел этот корабль трижды: дома, в Камбифьорде, пока дреки еще принадлежал первому хозяину, граннландскому конунгу Асмунду, потом там же, когда им уже владел Торвард, и в третий раз совсем недавно, когда «Ушастый Дракон» возглавлял стаю других «драконов», плывущих к берегам Клионна. Бьярни не мог бы ошибиться и не узнать его. Однако «Ушастого» тут не было. Было шесть кораблей без него. Сначала Бьярни подумал, что «Ушастый» просто отбился от стаи – буря разметала корабли, унесла его куда-то. Тогда следует напасть немедленно, пока войско лишено предводителя. Но и другие корабли выглядели незнакомыми, и того «Единорога», на котором шел кто-то из ближайших Торвардовых ярлов, Бьярни тоже не видел – а уж голову единорога на переднем штевне, изготовленную руками неведомого мастера с Эриу, уж точно нельзя было спутать с другими или не заметить!
На штевнях четырех из шести кораблей в долине Фаир виднелись плоские змеиные головы, на двух – волк и медведь. И чем больше Бьярни смотрел, тем сильнее крепло в его душе убеждение, что это просто не те корабли.
Это не то войско! Это не тот вождь! Это не Торвард!
Впервые допустив эту мысль, Бьярни не знал, радоваться своему открытию или ужасаться. Вспомнились рассказы Эадхи о том, как два года назад остров был спасен от разорения благодаря тому, что два вождя из Морского Пути встретились здесь и столкнулись, сражаясь между собой за право грабить зеленые долины. А потом Торвард, взяв богатую добычу, предпочел не рисковать, ввязываясь в сражение с уладами, у которых было время подготовиться.
Если этот вождь враждует с Торвардом, то его появление можно обратить себе на пользу. Но если это какой-нибудь его друг и союзник, то дело плохо. У Торварда есть побратим – Роллауг, конунг Хэдмарланда. Торвард мог вызвать его с войском к себе на помощь, до земли хэдмаров отсюда даже ближе, чем до самого Фьялленланда.
Так кто это? И что теперь делать? Бьярни был вовсе не намерен ввязываться в ненужную схватку и проливать кровь, если есть возможность без этого обойтись.
