Госпожа Вармиш открывает глаза, обольстительно улыбается и подмигивает.
— Потрясающе, юноша… — шепчут ее губы.
Она рывком запечатлевает на твоих губах жаркий поцелуй, быстро одевается и выскальзывает из комнаты, прихватив свой черный зонтик. Ты так и не успеваешь ничего сказать. Да и что тут, собственно, скажешь?
Ты с удивлением отмечаешь, что у нее и впрямь потрясающая фигура, просто раньше ты этого почему-то не видел. Быть может, потому, что она все время скандалила и вопила? А ведь она совсем не такая старая, какой обычно кажется. Если бы не ее склочный характер, на нее бы многие заглядывались.
Ты тупо пялишься на дверь.
Потом задумчиво проводишь пальцами по губам, словно бы стирая ее последний поцелуй… и замечаешь на крошечном столике, что стоит у твоей постели, золотую монету.
«Кто пользуется, тот и платит? Гадина».
Вот теперь тебе и впрямь есть что сказать, но она все равно уже ушла. И вряд ли ее в самом деле интересует твое мнение, раз уж она тебе заплатила.
Что ж, это хорошо, что она оставила деньги, решаешь ты. Заплатила, обозначив тем самым ваши отношения, дав понять, кем она тебя на самом деле считает. По крайней мере в следующий раз ты можешь смело сказать ей, что товар не продается. И тебе не будет ее жалко.
«В дежурном меню трактира это блюдо, извините, не значится».
«Что я теперь скажу Тисаф?»
А вот это — гораздо более серьезный вопрос. Можно сказать — основной.
«А ведь она тоже приходила, — в панике соображаешь ты. — Обещала же, что придет!»
«Что, если она пришла чуть позже и…»
«Боги! Она стояла у двери и все это слышала! Убейте меня, кто-нибудь! Она ведь могла решить, что мне все это нравится! Что я все это нарочно!»
Умываешься, одеваешься и выходишь, терзаемый самыми недобрыми предчувствиями.
Самые недобрые предчувствия тотчас оправдываются. Тисаф поджидает тебя у входной двери.
«Сейчас она на меня набросится и просто-напросто оторвет голову!»
«Уж по морде-то — точно врежет!»
— Бедненький… — Она с жалостью обнимает тебя.
«Бедненький? И это вместо того, чтобы…»
Нет. Недобрые предчувствия все-таки не оправдываются.
Она прижимается к тебе, и ты понимаешь, что даже просто обнимать ее куда приятнее, чем все то, что происходило с тобой этой ночью. Гораздо приятнее. Потому что вот это — настоящее, а все то, что происходило этой ночью… такая гадость!
— Ты прости, — говорит она. — Самую малость я задержалась, а эта змеюка и проскользнула…
— Я думал, ты мне сейчас по морде дашь! — ошеломленно говоришь ты, глядя в ее чудесные глаза.
— А то тебе мало досталось! — тихонько восклицает она.
Припоминаешь подробности и содрогаешься.
— По самые уши, — искренне отвечаешь ты. — Добавка не требуется!
— Значит, это я виновата. Ведь если б я только пришла вовремя… а я, дура такая, все духи выбрать не могла!
— Считается, что мужчина сам виноват, если с ним случается подобная глупость, — говоришь ты. — И как я не понял? Да она даже целуется не так, как ты… ты должна бы на меня злиться…
— Я же старше… — Тисаф смотрит на тебя с таким горячим сочувствием, что даже неудобно делается. — Это я все знаю, а ты… так ли много у тебя девушек было?
— Кроме тебя — ни одной! — Юноша не врет. Старик задумчиво покашливает, но молчит. — А эта… эта гадина… я надеюсь, она не считается, ладно?
Вот тут самое время сделать виноватое лицо. Быть может, она отвлечется от своей вины и займется моей?
— Вот, — с горечью говорит она. — Я у тебя — первая… должна была быть… А вместо меня… эта… эта…
Не отвлекается. Девушка решительно настроена во всем обвинять себя.
— Она не считается! — решительно говоришь ты.
— Не считается, — согласно кивает Тисаф. — Но все равно это я виновата… из-за меня все…
Теперь твоя очередь обнять ее. И поцеловать. Потому что от настоящих поцелуев вина испаряется, как роса под солнцем, а тебе вовсе не хочется, чтоб эта чудесная девушка чувствовала себя виноватой.
— Это из-за меня она тебя…
— Это не ты, это она во всем виновата, — шепчешь ты Тисаф. — Она мне еще и деньги оставила, представляешь?!
— Вот сволочь! — шепчет Тисаф. На глаза ее наворачиваются слезы. — Гадюка! Убить ее хочется!
— Эта змея небось подслушала, как мы уговаривались, и пролезла… — шепчешь ты.
— Ты в следующий раз просто огня не гаси — и если она только посмеет… ты просто позови меня, и я ей последние волосы повыдеру! — жарко выдыхает Тисаф.
— Никакого следующего раза для нее не будет! — решительно заявляешь ты.
— А для нас? — улыбается Тисаф.
— А для нас — как ты скажешь, — отвечаешь ты.
— Значит — будет! — шепотом восклицает она.
— А… когда будет наш следующий раз? — тотчас спрашиваешь ты.
— Сегодня вечером, разумеется, — улыбается девушка и целует тебя.
Твоя собственная вина, огромная, как холодный Зимний Камень Бога Отчаянья, начинает потихоньку рассасываться, потому что если целуют, значит, любят, а когда любят — вина не имеет значения. Там, где есть любовь, нет никакой вины.
— Так! — из-за угла взъерошенный выскакивает Дестин. — Основу для пирога, — доброе утро, хозяин! — я за тебя приготовил. Первые блюда ранним пташкам, — доброе утро, Тисаф! — я за тебя разнес. Но я не знаю, что делать с пирогом дальше, и у меня плохо получается покачивать бедрами при ходьбе, посетители смеются… одним словом, если вы прямо сейчас займете свои рабочие места, я побегу чистить лук и успею вволю наплакаться до того, как меня отругает главный повар.
Он поправляет фирменную трактирную жилетку и криво ухмыляется.
— Дестин, я тебя люблю! — смеется Тисаф.
— И я — тоже! — присоединяешься ты.
Он ухмыляется, подмигивает и исчезает.
— Ну? Побежали?! — улыбается Тисаф.
— Побежали! — улыбаешься ты.
Иногда даже целоваться не нужно.
* * *
— Ну? И как прошла ночь? — интересуется Дестин, когда выдается свободная минутка.
Ты невольно содрогаешься, вспоминая все, что с тобой случилось.
— Что? Неужто все так плохо? — непонимающе смотрит он на тебя. — А мне показалось… тогда, утром, вы были такие довольные.
— Не довольные, — отвечаешь ты, — а счастливые. Потому что между нами и впрямь все хорошо, несмотря на то что я…
Ты оглядываешься по сторонам, а потом все же тащишь его в свою комнату. Тебе страшно не хочется, чтоб еще хоть одна живая душа, кроме Тисаф и Дестина, узнала о том, что с тобой случилось. Разве что господину Тэйну ты обо всем расскажешь. Но не сейчас. Сперва тебе нужно смириться с тем, что с тобой произошло.
