Глава 29
Две обиженные мыши – бьют баки слону!
Хитовый аттракцион индийского цирка.
Когда кое-как отпоенный вином, отревевшийся и выговорившийся башмачник наконец-то уснул, друзья сели за обсуждение планов военных действий. Или попросту – святого возмездия двум профессиональным преступницам неприкасаемо-слабого пола. Как оказалось, Ходжа Насреддин даже знал обеих. Конечно, не имел чести быть знакомым лично, но, так сказать, премного наслышан…
– Эту старую обманщицу зовут Далила-хитрица. Она известна всему Багдаду своими проделками, но мало кто знает её в лицо. У неё сотни обличий и тысячи уловок, она не стыдится надевать мужское платье и лжёт так же легко, как мы дышим. Её покойный муж разводил почтовых голубей для эмира, после его смерти старуха возжелала получить его должность и жалованье. Но закон запрещает женщине самой добиваться встречи с эмиром, и она решила привлечь внимание всех, облеченных властью, обманывая самых уважаемых людей. Злобная ведьма сладкими речами околдовывала простодушных мусульман, и те отдавали ей свои одежды, золотые украшения, деньги, скот, даже дома!
– Бодрая бабулька… – уважительно признал Оболенский, в свете сегодняшних событий он не был расположен к шуткам и слушал очень внимательно, жалея лишь о невозможности законспектировать сведения о потенциальном противнике. – Слушай, а вот та, вторая, за которой, собственно, и побежал наш простофиля, она кто?
– Она её дочь.
– Значит, работают на семейном подряде…
– Это младшая дочь, её зовут Зейнаб-мошенница. Старшая давно замужем за уважаемым купцом и ведёт достойный образ жизни. А вот Зейнаб никто не хотел сватать, и она вбила себе в голову заполучить в мужья двоюродного племянника самого Шехмета. Юноша ещё молод, но уже имеет собственные казармы и отряд в двадцать молодцов, его имя Али Каирская ртуть.
– Хм, не уверен, но вроде бы я слышал что-то подобное от дедушки Хайяма… Так что, этих аферисток никак не могут взять с поличным?
– О, избави тебя аллах от такой наивности… Они обе уже добились своего: старуха получает жалованье в тысячу динаров от самого эмира, а её дочь на следующей неделе входит третьей женой в дом шехметовского племянника.
– Не улавливаю железной логики, а зачем же тогда они так нагрели нашего Ахмеда?
– Да от скуки… – пожал плечами Насреддин. – Для них эти жалкие двенадцать динаров ничего не стоят, но зло и обман настолько завладели их сердцами, что они и дня не проживут, не обидев кого-нибудь в Багдаде. Люди жалуются, но, увы…
– Блин, а куда же смотрит городская стража?
– Они не пойдут против будущих родственников племянника их начальства.
– А сам Шехмет?
– Он имеет свою долю с любой проделки бесстыдниц.
– А эмир?!
– За порядок в городе отвечает Шехмет, если он докладывает, что всё хорошо, – эмира это устраивает.
– Да-а, до чего, сволочи, страну довели… – привычно заворчал Лев, но призадумался. Как высококлассный вор, он не имел себе равных, но воровство и мошенничество – вещи несколько разные. Он уже слегка «боднул» высокородного господина Шехмета, а значит, даже при полном изобличении мамы и дочки рассчитывать на передачу обеих в руки закона не приходится. Любой суд пристрастно оправдает преступниц, а на скамью подсудимых посадят именно Льва с Ходжой. Но и оставлять безнаказанным такой наезд на их общего друга было бы просто не по-товарищески… Вывод напрашивался один – надо так насолить Далиле-хитрице, чтоб она на пару с Зейнаб-мошенницей с позором, раз и навсегда покинула Багдад! Как это сделать? Толковых предложений не было, но Оболенскому почему-то казалось, что нечто подходящее по сюжету он уже где-то видел, читал, слышал… А вот где, не помнил абсолютно. Хотя оно и к лучшему – импровизация куда безопаснее, чем тысячу раз выверенный план!
Думаю, что данное повествование тоже стоит как-то озаглавить. Для моего друга это было первое, по-настоящему серьёзное, испытание, и впоследствии он всегда говорил, что его воровской талант получил признание именно с этой истории. Итак, попробуем, к примеру, вот такое название: «Сказ о Багдадском воре – Льве Оболенском, Далиле-хитрице, её дочери Зейнаб-мошеннице и женихе её Али Каирской ртути».
Меня, кстати, сразу заинтересовало столь оригинальное прозвище. Оказалось, что сам Али родом из Каира, где за свою, ещё подростковую, жизнь прославился грязными хулиганскими выходками. Однако, несмотря на многочисленные улики, успешно ускользал от наказания, подобно ртути. Отсюда и образовалась столь своеобразная кликуха… Я, собственно, упомянул о нём лишь потому, что в то памятное для Багдада утро именно он и послужил нашим героям первым козлом отпущения.
…Говорят, что племянник благородного главы городской стражи вставал поздно. Где-то часам к двенадцати дня он соизволил распахнуть сонные вежды и выглянуть в окно. Видите ли, шум, доносившийся с улицы, его и разбудил, а причина шума отнюдь не казалась тривиальной. Толпа народа плотно окружала двух потрёпанных судьбой дервишей, бродячих монахов, отдавших свои тела и души всемилостивейшему Аллаху. Один, высокий, как сосна, и грязный, как уличный кот, молча делал руками непонятные пассы. Второй, пониже ростом и с заметным брюшком, растолковывал эти жесты правоверным. Горожане то почтительно замолкали, слушая, то возбуждённо галдели на все голоса, яростно обсуждая услышанное.
– Кто эти уроды? – высокомерно поинтересовался Али Каирская ртуть. Чернокожий раб, подающий хозяину халат, склонился в подобострастном поклоне:
– Это святые люди из земель далекого Магриба. Аллах одарил их пророческим даром, и они предсказывают судьбу.
– В нашем городе хватает лжецов и глупцов. Прикажи им убираться, я не потерплю, чтобы под моими окнами торговали дешёвыми выдумками!
– Как будет угодно моему господину! – Раб давно знал, что с хозяином не стоит спорить даже в мелочах, но на этот раз почему-то позволил ма-а-ленькую вольность. – Только дервиши ни с кого не берут никакой платы. Они исполняют обет и несут в мир волю Аллаха.
– Неужели?
– Да отсохнет мой язык! Я смотрю на них уже больше часа, и за всё это время они не взяли даже самой мелкой монетки. И никому не отказали в ответе на самое сокровенное…
– Ах, вот как? – Господин Али изобразил лёгкую заинтересованность, позволил рабу одеть себя и, жестом отпуская несчастного, повелел: – Спустись вниз и приведи этих святых людей сюда, я изволю говорить с ними. А потом иди в мои казармы и скажи, что я велел дать тебе двадцать пять палок по пяткам – за слишком болтливый язык.
– Да продлит Аллах годы моего мягкосердечного повелителя! – Раб постарался ретироваться поскорее, дабы не нарваться на лишние неприятности. Своё дело он сделал, честно заработав два динара. Теперь наступала очередь дервишей…
