В дружинной избе о покушении на Ратибора уже все знали, и только Всемил туда зашёл, как его тут же засыпали вопросами.
— Так, что тут за шум? — гаркнул, входя, старый воевода. — Почему никто не тренируется? Что служба надоела? Так князь никого силой не держит.
Дружина почти в полном составе замолчала и повернулась к говорившему. И воевода испугался. Он прекрасно понимал, что былого уважения у подчинённых к нему не осталось. После того как он с князем из города сбежал, дружина себе и воеводу и правителя нового выбрала. И выжили все, почти никто не уехал, более того, город и земли княжеские защищать умудрялись несмотря ни на что. Но князь, вернувшись, требовал, чтобы всё по–старому стало. Но ему‑то легко говорить, а вот воеводе надо как‑то две сотни отменных воинов подчиняться заставить.
— Всем на тренировку, — гаркнул он. — Ишь распустились. Всемил, а ты что стоишь? Пошёл вон, тебе сказано.
— А ты на меня не ори, — спокойно отозвался Всемил. — Ты мне не командир.
— Что? — воевода побагровел, Всемила и Ратибора он больше остальных боялся.
— Уходим мы с Ратибором из дружины, — сказал Всемил. — Я за расплатой зашёл.
— Уходишь — уходи, — воевода облегчённо выдохнул. — Предателей не держим.
— Какой я предатель? — взбеленился Всемил, воеводу спасло только то что не вся дружина приказ его выполнила и ушла, парня удержали.
— Ты бы слова выбирал, — холодно посоветовал бывшему командиру Третьяк. — Тут только один предатель и это уж всяко не Всемил. Пошли, ребята, поможем Всемилу коней в дорогу выбрать.
Дружинники силой вывели рвущегося и ругающегося Всемила на улицу.
— Успокойся ты, — Третьяк тряхнул парня за шиворот. — О брате подумай, сам погибнешь и его погубишь.
— Но как он смел? — всё ещё кипел Всемил. — Такое оскорбление кровью смывают.
— Остынь ты, — рассердился Третьяк. — Не о том думаешь. Тебя Лада с Ратибором ждут. Ежели ты сейчас на бой его вызывать станешь, та биться, не факт что дождутся. Что с ними будет, ты подумал?
— Воевода беситься из‑за того что понимает, нет у него больше над нами власти, — добавил другой дружинник, что Всемила держал. — А Третьяк прав, не время сейчас счёты сводить, тебе брата спасать надо.
Всемил сжал зубы, вырывался из рук товарищей и пошёл на конюшню. Он вывел оттуда тех лошадей, на которых они с братом чаще всего ездили, и повёл их к дому Никиты. С телегой оказалось сложнее, продать телегу предложил купец Микита и цену не особо задрал, но у Всемила таких денег не было.
— Возьми, — Никита вынем парню большую шкатулку с украшениями. — Этого должно хватить.
— Дядь Никита, но…
— Не спорь, — устало прервал его ювелир. — Иди.
Всемил послушался, благодарно посмотрел на соседа, прижал шкатулку к груди и пошёл к купцу.
Собрались быстро, только Никиту долго ждать пришлось, он на кладбище ходил, с женой и дочерьми прощаться.
— А я с Дарёной и проститься не могу, — горько прошептал Ратибор. — И с отцом. И с Любомиром.
— Я там был, — тронул его за руку Всемил. — Попрощался. А вот и дядька Никита.
Никита вошёл в дом, избегая смотреть на дочь и названных сыновей, глаза у него были опухшими.
Лада молча обняла его, а потом огляделась и сама заплакала.
— Ну что ты, Ладушка, — ласково сказал Ратибор. — Не плачь. К новой жизни едем, к лучшей жизни.
Лада всхлипнула. Ей было страшно, страшно оставаться и страшно ехать.
— Ну, пора, — Всемил поднялся. Он с товарищами перенёс Ратибора на телегу, Лада обложила того одеялами и подушками, чтобы не жёстко было и трясло не сильно. Телега была большая, раненный дружинник помещался на ней в полный рот, да ещё и сундуки с вещами встали. Все расселись и замерли. Лада и Никита смотрели на свой дом, Всемил на свой. Столько тут было прожито, пережито.
— Боги вам в помощь, — Третьяк ударил лошадь по крупу и та, недовольно фыркнув, неторопливо пошла вперёд. Лада судорожно выдохнула и взяла отца за руку. Тот руку дочери сжал, но смотрел на дом от которого они отъезжали. Смотрел до тех пор, пока телега не свернула к главной площади.
— Да что б тебя, — выругался Третьяк, ехавший верхом впереди телеги. — Князь.
— Сидите все смирно, я сам говорить буду, — велел Всемил. — И Ратибора прикройте.
Лада выполнила приказ друга, пересев так, чтобы раненного не так видно было. Дружинники, сопровождавшие их, тоже распределились вокруг.
За спиной князя встали его советники, те что с ним вернулись. Воевода, что рядом с князем стоял, усмехался. Но усмешка быстро слетела с его лица, потому что городские дружинники вышли на площадь и были они отнюдь не на стороне своего правителя.
— Это что, бунт? — сквозь зубы спросил князь.
— Дай Всемилу с Ратибором уехать, — вышел вперёд купец Микита. — Не гневи богов.
— Ты на что намекаешь, Микита?
— Да разве я намекаю? — усмехнулся купец. — Я тебе прямо говорю, Нерп, совесть ты потерял. Это кем же быть надо чтобы Ратибора убить?
Горожане что на площади собрались, ахнули.
— Да кто его убивал? — воскликнул князь.
— И почему ты князя винишь? — спросил кто‑то из советников. — У Ратибора врагов в городе было немало, ему вполне кто‑то из тех, кому он семью вывести не дал, отомстить мог. Подстеречь у дома и убить.
— А ты почём знаешь что его у дома настигли? — спросил Всемил ледяным тоном. — Уж не ты ли сам приказ князя выполнял?
— Всемил не надо, — взмолилась Лада шёпотом. — Прошу тебя.
— Не князь ты мне больше, — сказал Всемил. — Братцы, не поминайте лихом, — он поклонился товарищам.
— Удачи вам.
— Пусть боги будут вам защитой.
— Бывай, Всемил, — закивала дружина и оттеснила князя и его воинов в сторону, давая телеге проехать. Князь скрипел зубами от злости, но ничего поделать не мог, не кидаться же тремя десятками на две сотни дружинников. И не факт ещё что горожане дружину не поддержат. Не осталось в этом городе к нему былого уважения. Всё же дружину разгонять придётся и новую, послушную набирать.
— Куда вы теперь? — спросили Всемила у ворот.
— В Синеград поедем, — Всемил пожал руки товарищей и хлестнул лошадей.
— А мы разве в Синеград собирались? — растерянно спросил Никита.
— Пусть князь думает что туда, — Ратибор попытался сесть, но Лада не дала.
— Лежи, не двигайся. А лучше спи. Тебе удобно?
— Удобно, — Ратибор вздохнул.
— Только бы погоню князь не послал, — тихо вздохнул Всемил и вывел лошадей на большой тракт.
Они ехали не сильно быстро, но и не медленно, ехали до самого вечера, а как начало темнеть, Всемил вдруг развернул лошадей на небольшую дорожку, что в сторону от тракта шла и стал нахлёстывать лошадей.
— Всемил, трясёт сильно, — взмолилась Лада вскоре. — Ратибору совсем плохо.
