Поставив фигурки человека и кота в центр стола, Равинга подвинула к ним закутанную копию Императора.
Открыв небольшую шкатулочку с крошечными самоцветами, с помощью которых она повторяла в миниатюре сокровища короны, Равинга пошевелила кончиком самого тонкого из своих инструментов разноцветную россыпь и подцепила цепочку волосяной толщины. На цепочке покачивался крохотный брат того самого медальона с кошачьей маской, который она почти четверть сезона назад подарила на рыночной площади бестолковому юноше.
Она набросила эту почти невидимую цепочку на шею куклы и повернула украшенного таким образом человечка лицом к Императору, с которого потом сдёрнула ткань. Игра — это была какая-то игра. Фигурки, принимавшие участие в игре, стоявшие передо мной, подслушанные то тут, то там обрывки слов… всё это складывалось в моем мозгу воедино.
А в основе всего лежал знакомый вопрос. Кто такая — или что такое Равинга? Она не выставляла напоказ своих умений, кроме тех, без которых не обойтись кукольнице. Но она могла многое. Очень многое.
Меня привели в её дом вовсе не какие-то надежды или желания. То были ночи, полные демонов, и кошмарные дни. За мной охотились. И я знала, какую ценность представляю для любого, достаточно проницательного, чтобы выследить меня.
Ещё когда я была маленькой, я открыла для себя удивительную вещь. Оказывается, когда я считала себя незаметной, невидимой, так получалось и на самом деле. Сначала моя нянька, а потом старая Вастар, учившая меня всему, что положено знать благородной девице, проходили мимо меня на расстоянии вытянутой руки — и ничего не замечали.
Я была ребёнком в доме, где всем заправляли взрослые, отягощенные годами люди — глава Дома приходилась мне прапрабабушкой, — и потому я часто делала, что вздумается.
Шесть Домов правили Ban алой. Будучи опорой Императора, они правили и всем нашим миром. Не в открытую, конечно, окольными путями. Я была уверена, что именно хитроумная изощрённость их действий доставляет им огромное наслаждение.
Вслед за шестью шли двенадцать. Эти были более честолюбивы и зачастую действовали открыто, стремясь к тому, чтобы знамя их Дома развевалось как можно ближе к площади перед дворцом правителей. У них были все основания надеяться на это — за неторопливо текущую историю нашей страны такое случалось трижды.
Далее шли двадцать и пять. Это были деятельные Дома, открыто сражавшиеся за высокое положение. Среди них случалось, что глава Дома бросал вызов равному, зная, что победителями в этой тайной войне будут те, кто выживет. Они охотились за новыми, доселе неведомыми умениями и искали древних, давно забытых знаний.
В моём роду оказалась одна такая искательница, и она восстала против правительницы собственного Дома, обрекая Дом на погибель. Я потеряла свой клан и своё имя. Ещё никому во всей Вапале не удавалось прежде до основания разрушить столь древний и могущественный Дом.
На плече Равинги до сих пор остался кривой шрам, который она скрывает под платком. Я у нес в долгу, и не только за эту метку.
Прежде всего она помогла мне вновь обрести почву под ногами. Объявив перед советом, что я — её избранная ученица, она спасла меня из-под обломков моего Дома; мне, правда, пришлось лишиться и благородного титула, но это меня нисколько не расстроило.
Ученье было строгим, я узнавала о таких вещах, в которые ни за что бы не поверила ещё за год до этого. Я обнаружила, что интриги завязываются не только в Домах — тайные вещи вершатся везде, не только в Вапале, во всех королевствах. И было очень важно не полагаться на лежащее снаружи, но знать то, что таится в глубине.
И казалось, сейчас мне предстоял ещё один урок. Равинга упёрлась локтями в стол, обхватив подбородок ладонями, всё её внимание теперь было приковано к человеку и коту.
— Ты помнишь, — неожиданно начала она, — ту торговку солью из Аженгира? Я ещё сказала тебе — запомни её хорошенько?
Я сразу вспомнила женщину, о которой она говорила. Твёрдую, как мешок с солью, с сухой, обветренной кожей; глаза, скрытые за складками капюшона, защищающими от тонкой, обжигающей пыли её страны. Она вошла в лавку Равинги с уверенностью человека, которого здесь ждут, хотя раньше я её никогда не видела.
Оказавшись внутри, она первым делом подперла дверь своим тяжёлым дорожным посохом, чтобы не впускать никого, кто мог бы идти следом.
Затем сняла с плеч мешок и, хрипло закашлявшись, поставила его наземь.
А затем заговорила так, словно они с Равингой расстались всего час назад.
— Вот и я. С ожиданием покончено, — и она махнула рукой, словно начертав перед собой какой-то знак. Затем дёрнула верёвку, связывавшую рюкзак. Заскорузлый кожаный клапан, блестящий от соли, откинулся.
Моя рука скользнула к ножу, и лишь мгновение спустя я сообразила, что это уже не нужно. Тварь, скрючившаяся в мешке, давным-давно была мертва и окоченела.
Половины туши как ни бывало, торчали ошмётки костей, но застывшая в оскале голова уцелела. Я много раз видела убитых пустынных крыс, и даже несколько раз сама сражалась с ними, и капли их тёмной, смердящей крови въедались в мою кожу. Но это чудище в несколько раз превосходило тех крыс, что я видела.
Череп крысы был неправильной формы, а лоб таким высоким, словно за ним скрывался мозг размером с человеческий.
— Вижу, — Равинга не сдвинулась с места. — Откуда пришла эта тварь?
— Они напали на наш караван на самой границе Равнин. И четыре таких, как эта, до последней гнали своих товарищей в бой. Со времён Огненного Рассвета не встречали ни изменённых людей, ни изменённых зверей, хотя раньше, говорят, такое случалось. Дуют ветры, проходят бури, пропадают караваны, умирают люди. Ради чего же ещё нам издавна поручено сторожить пустыню, как не из-за этих тварей?
Равинга покачала головой, развела руками.
— Что я знаю, Бисса?
Женщина оскалила в улыбке кривые зубы.
— Спроси лучше, чего ты не знаешь, Голос. По-моему, у нас мало времени. Я слышала, что Император болеет.
Равинга кивнула.
— Когда в последний раз устраивали Надзор за выбором? Может быть, попросить этого?
— Мы не можем влиять на избрание.
— Они сами говорят, что Император должен обладать пухом всех пяти стран, если мы хотим выстоять несломленными. У людей тоже есть права…
Равинга прищурилась и холодно ответила:
— С меня не могут требовать ответа. Я всего лишь наблюдатель.
— Посмотрим, сможешь ли ты стать чем-то большим, когда придёт час, — отозвалась женщина и принялась завязывать мешок.
— Пока нам не к кому обратиться, — снова заговорила Равинга. — Да, я наблюдатель. И может быть, когда придёт время, смогу быть чем-то большим.
