Намертво вцепившись в опору, он поднялся немного выше и, устроившись удобнее, долгое время отдыхал, переводя дыхание. Ему было ясно: после этого прыжка ему уже невозможно будет подняться наверх, даже если спуск окажется неудачным. Дороги назад, в тоннель, больше не было!
Собравшись с силами и отдохнув, он осторожно спустился немного ниже и, разжав руки, сполз по гладкой скале к следующему уступу. Затем перебрался на третий. Каждый раз это требовало от него напряжения всех его сил и умений, всей его кошачьей ловкости и гибкости – и отличной тренировки. По мере того как в его сердце росла надежда совершить невозможное, руки и ноги становились все слабее. Он уже почти не чувствовал их.
Уже под утесом внизу видна была земля, залитая лунным светом, но все равно он находился еш,е слишком высоко, так что любое неверное движение означало для него смерть, тяжелые повреждения – в самом лучшем случае – бессознательное состояние.
Переползая через третий выступ, он обнаружил, широкую, но не глубокую расселину, внутрь которой он мог забраться. Он быстро преодолел самый опасный и отвесный участок утеса.
По мере приближения к земле в трещинах скалы стало попадаться все больше пучков травы. Конан цеплялся за растения, которые давали ему лишний шанс победить в нелегком единоборстве с природой.
Уголком глаза он заметил, как что-то темное движется поблизости, и ощутил нечто странное. Приглядевшись, он обнаружил сонмище серых пауков, которые разбегались по его руке и предплечью.
Усилием воли он отогнал от себя страх. Но пауки все же на мгновение отвлекли его внимание. В этот самый миг шаткий камень под его ногой подался. Конан заскользил вниз. Крик застрял у него в горле, когда он сорвался.
Мгновение спустя он ударился ногами о каменное крошево. Так продолжал он скатываться дальше, пока не ударился о полуосыпавшийся круглый выступ скалы. Следом за ним летела целая лавина мелких обломков. И теперь он катился вниз по склону, перескакивая через камни, скальные выступы, горы гальки. Все вертелось перед его глазами – холмы, луна, камни.
С сильным ударом рухнул он наконец на землю. Он лежал среди камней на сухой почве, где росла скудная трава.
Все еще дрожали локти и колени. Конан потряс головой, чтобы избавиться от головокружения. Все его тело страшно болело, но – о счастье! – он не чувствовал той острой боли, которая возвестила бы о переломе или какой-нибудь иной сильной травме.
Конан ощупал себя – запыленного, ободранного. Пауков не заметил. При падении потерял он и серебряную цепочку. Остался только ноющий след в паху, там, где серебряные звенья ободрали ему кожу.
Он сел, взглянул наверх. На ярко освещенном утесе зева тоннеля не было видно. На самой вершине темнели стены дворца. Не было заметно никаких наблюдателей. Не слышно было и тревоги, поднятой по случаю его исчезновения. Должно быть, шум падения его тела остался незамеченным.
Когда в голове у него прояснилось, мысль о том, что он свободен и невредим, была для него сущим исцелением. Он ощутил дикую радость и вместе с ней – стремление немедленно действовать. Сняв с шеи свои сандалии, он, кривясь от боли, надел их на израненные ноги. Затем он заковылял на все еще онемевших ногах в сторону лагеря наемников.
Киммериец шел по тележной колее, которая вела вокруг городских стен, огибая утес. Он поглядывал на вершину стены и держался на краю дороги, готовый при малейшем сигнале опасности броситься в придорожную канаву.
Здесь стена изгибалась, повторяя естественные очертания утеса. На коротком отрезке стены он не видел ни одного факела. Не слышно было даже обычной переклички часовых. Он продолжал быстро идти, силой воли заставляя свое ноющее тело двигаться вперед. Вскоре утес террасами начал спускаться вниз. Зубцы дворцовой стены скрылись за его склоном. Теперь он достиг городской стены.
Здесь стена и дорога выпрямлялись. Далеко впереди Конан заметил какое-то движение.
Как тень, рослый киммериец сошел с дороги, скользнул по краю первой террасы и продолжил движение вперед, прячась за ней.
На первой из двух башен, стоявших по обе стороны от городских ворот, что-то явно происходило. В свете большого костра, разложенного там, наверху, Конан видел мелькающие силуэты полудюжины людей. Хотя сам костер был скрыт бруствером, желтовато-оранжевая колонна дыма поднималась прямо вверх в безветренном ночном воздухе.
Конан подошел ближе и узнал в одном из людей на башне тощего Агохофа. Высокая фигура колдуна яростно размахивала руками. Однако не похоже было, чтобы Агохоф делал магические пассы. Скорее, он просто объяснял своим подручным, что от них требуется.
Несколько человек водрузили какой-то неуклюжий предмет на один из зубцов. Это был вроде бы большой кувшин из меди или другого металла. Конан видел, как огонь мерцает на пузатых боках сосуда.
Как раз когда Конан остановился, чтобы присмотреться получше, эти люди наклонили свою ношу вперед, опрокидывая ее. С башни излился поток серой жидкости.
Эта дрянь была скорее паром, ибо падала вниз со странной медлительностью, по дороге завиваясь странными кольцами. Коснувшись земли, она поднялась вверх, закрутилась, несколько секунд стояла неподвижно, подобно нерешительному фантому, а затем двинулась вперед1, пройдя мимо каменных стен, по склону холма, к лагерю наемников.
С вершины башни огромная урна продолжала изрыгать неиссякаемый поток смертоносной жидкости. Агохоф перегнулся через парапет и внимательно наблюдал за своим созданием. Затем он заговорил с кем-то, кто стоял рядом с ним. Конан полагал, что рядом с колдуном стоит Ивор.
Что за зараза, что за яд таится в этом паре? Конан ничуть не сомневался, что Агохоф породил нечто крайне вредоносное. Более всего ему сейчас хотелось бы каким-то образом оказаться рядом с Агохофом и свернуть ему тощую шею. Но это желание он отринул как невыполнимое.
Вместо этого он осторожно подобрался поближе и стал высматривать, что находится на соседней террасе.
Перед закрытыми городскими воротами виднелось несколько стражников. Все их внимание было целиком поглощено низвергающимся серым водопадом. Как зачарованные, они с почти тельного расстояния наблюдали за тем, как свиваются серые кольца. Находящиеся на стене солдаты тоже не сводили глаз с фантома и, казалось, забыли обо всем остальном. Конан соскользнул с террасы и бесшумно, никем не замеченный, направился вниз по склону к лагерю наемников.
Однако когда он был уже у края следующей террасы, ему пришлось замереть. Ибо там возле оседланной лошади стоял человек. Это был, несомненно, кто-то из кордона, поставленного Браго. На человеке поверх лат красовался плащ с гербом капитана-изменника. Он стоял, скрытый кустарником, лицом в сторону лагеря и глядел на ряды ближайших к нему палаток.
