Иногда, во время одиноких ночлегов в лесах, обгладывая косточку краденой курицы или пережевывая кусок мяса, Халли размышлял над тем, что видел. На протяжении многодневного путешествия он проходил мимо домов с непривычно крутыми, островерхими, ярко-красными крышами, с белыми оштукатуренными стенами; он встречал людей в странно окрашенных одеждах, замечал, что здешние земли явно куда более щедры, чем те, в которых живет он. И все же в целом все вокруг казалось до удивления знакомым и привычным. Дома, поля, стада — и курганы на вершинах. Троввы наверху, люди внизу.
И как будто из далекого прошлого, всплывали слова дяди Бродира: «Долина не так велика, как тебе кажется…»
И все же порой встречались ему новые, поразительные вещи. Он даже видел издалека Битвенную скалу, торчащую посреди равнины: могучую черную пирамиду посреди темных крон, — но из-за суматохи, поднявшейся в окрестностях из-за того, что у кого-то пропал поросенок, а у Халли увидели свиной окорок, у него не было возможности разглядеть скалу поближе.
А впереди ждало море. Халли всю свою жизнь мечтал повидать море. И теперь, оставляя позади милю за милей и приближаясь к цели своего путешествия, он чувствовал в воздухе соленый вкус, который нес с собой свежий встречный ветер. Ветер хлестал его по лицу и врывался в легкие, ветер придавал ему сил, несмотря на усталость. Далеко впереди, над плоской серединой долины, кружили большие белые птицы, они ныряли и парили, кругами уходили в небо и исчезали из виду. Реку теперь отделяли от дороги болота и заросли тростника; она лишь изредка показывалась вдалеке — широкая бело-голубая гладь, на которой играли солнечные блики. Пару раз Халли видел на ней странные штуки: невысокие, плоские полумесяцы, которые поднимались вверх по реке под парусом или на шестах — первые настоящие лодки, какие он встретил в своей жизни.
В последние несколько дней дорога сделалась особенно оживленной: телеги, всадники, пешеходы, снующие туда-сюда. На каждом поле торчало по хижине, усадьбы попадались через каждую милю. И вот наконец Халли вышел к развилке, где дорога — которая теперь сделалась вдвое шире, чем у них, в верхней долине, и вдобавок была превосходно вымощена — делилась надвое. У развилки лицом друг к другу стояли два свежевырезанных столба с изображениями героев. Торчали деревянные бороды, грозно глядели незрячие глаза, руки лежали на рукоятях мечей. Один столб был выкрашен в ярко-фиолетовый цвет, второй — в огненно-оранжевый. Халли подумал, что эти Дома ему знакомы.
— Да, это граница земель Арне и Хакона, — подтвердила молодая женщина. Она остановила свою повозку, запряженную быками, на перекрестке и теперь пила воду. — В двух милях за лесом будет Дом Арне, а в трех милях, у реки — Дом Хакона. Тебе куда надо-то?
Халли ответил не сразу. Он представил себе Ауд, дочь Ульвара, и испытал сильное искушение повидаться с ней. Он так устал, так голоден… Он вздохнул и стиснул зубы. Нет. Его цель еще не достигнута. Сворачивать с пути нельзя, как бы ему этого ни хотелось.
— В Дом Хакона, — твердо сказал он. — Мне надо в Дом Хакона.
— Ох, смотри… — Женщина смерила Халли пристальным взглядом. — Попрошаек там не привечают! Беспризорников, бродяг и прочих бедолаг сразу хватают, привязывают с голым задом к позорному столбу и задают им хорошую порку. Так распорядился Хорд. Он человек могучий и суровый.
— О, это-то я знаю! — отвечал Халли. — Кстати, я не попрошайка.
Но женщина уже подхлестнула быка и отправилась своей дорогой.
Три мили до Дома Хакона. Халли прошел еще немного и, поскольку уже стемнело, заночевал в рощице у дороги. Он улегся, дрожа, зарывшись в листья. Им владело лихорадочное возбуждение.
Завтра! Завтра наконец-то, после стольких дней убийца Олав окажется в его руках! Конечно, надо будет еще поразведать, как тут и что, но в целом он уже знал, что будет делать. Подойти к Дому, найти пролом в троввской стене, перескочить через нее в этом месте, спрятаться где-нибудь. Ночью найти в кузнице или в одной из мастерских нож, отыскать комнату Олава. Наверное, она позади чертога; возможно, там есть окно… Если нет, придется подождать и убить его на рассвете, когда Олав выйдет в нужник или во двор умыться. И, сделав дело, останется только уйти — снова перепрыгнуть через стену и скрыться в полях. Главное, чтоб его не заметили.
То ли от возбуждения, то ли от холода, то ли из-за голода, но спалось Халли плохо. Ближе к рассвету он забылся тревожным сном, и, когда проснулся, солнце уже встало. Мальчик отряхнулся и заторопился вперед, чтобы поскорее увидеть цель своего похода.
И вскоре он ее увидел.
Дорога, перевалив небольшой холм, спускалась к Дому Хакона, так, словно только к нему она и вела на всем своем протяжении. По одну ее сторону уходили вдаль квадратики полей, засеянных ячменем, золотисто-бурые, безмолвные, колышущиеся на ветру. По другую — зеленые луга спускались к черно-серой полосе лимана, окаймленной бахромой ярко окрашенных причалов; причалы далеко выдавались в реку, которая теперь стала такой широкой, что разлилась куда-то до самого горизонта. Халли видел хижины на берегу, лодки, покачивающиеся на воде, и людей, множество людей повсюду: на причалах, в полях, с острогами и сетями, с веялками и серпами. Он даже и не думал, что в каком-то из Домов может быть столько народу.
А за всем этим вздымалась каменная громада, опоясанная широким черным рвом с морской водой, которая поступала по каналам, прорытым от устья. Стены были высотой в два человеческих роста, без окон, гладкие, угрюмо-серые ближе к воде, а в верхней части беленые. И не было в них ни единого пролома. Дорога, ведущая к Дому, поднималась на земляную насыпь и пересекала ров по широкому деревянному мосту. Над стенами виднелись крыши множества зданий, большинство из них в два и даже в три этажа, с крутыми островерхими крышами. И выше всех вздымался ослепительно белый чертог. И над каждой крышей гордо реяли оранжево-красные флаги.
Халли застыл столбом посреди пыльной дороги. Глаза у него жгло, во рту пересохло. Впервые в жизни он по-настоящему осознал, как слаб и незначителен Дом Свейна. И знание это камнем легло у него на сердце.
Плечи его поникли, мешок соскользнул на дорогу. Мальчик молча, устало рухнул на траву и уронил голову на руки.
Сокровища у Свейна были такие: чаша, выточенная из драконьего зуба, в которой пиво отдавало дымом; ожерелье из костей пальцев троввской девки, которое гремело и тянуло вниз каждый раз, как Свейн наклонялся к земле; серебряный пояс, что приносил удачу в бою; кольчуга, тонкая и плотная, как змеиная кожа; но главным чудом, дороже всех сокровищ, что он собрал за годы своих подвигов, был его несравненный меч.
