Валгус, когда мы проснулись, долго разглядывал руку, а потом тихо спросил:
— Саша, скажи, что тебя так испугало?
Я ждала этого вопроса, ведь ночью его не задали.
— Кошмар приснился.
В подробности сна вдаваться не стала. Мне хотелось обдумать его самой. Что-то было не так с этим делом. Словно это совсем не сон. Или — сон, но только… Нет. Не знаю! Не получалось понять что это такое. И Валгусу рассказать не могла. Что-то внутри не пускало. Поэтому я соврала. В первый раз соврала.
— Мама приснилась. Наш с ней разговор.
Парень нахмурился и вздохнул:
— Без него не обойтись. К тому же… последний звонок через два дня. Неужели ты хочешь лишить ее этого праздника?
Нет. Я не хотела. Просто не представляла, как и о чем говорить. Но мой парень прав — больше откладывать нельзя.
— Ты… Ты пойдешь со мной?
Валгус кивнул: — Конечно. — Помолчал немного и тихо добавил. — И помогу, если потребуется. Если захочешь.
Я вздрогнула, но отказываться не стала. Не могла представить себе, как можно выпутаться из ситуации без способностей друга. Но и как попрошу подействовать на маму, тоже представить не могла. Сейчас, во всяком случае.
— Сегодня вечером, да? Вопрос получился неуверенным.
Валгус погладил меня по плечу: — Лучше сегодня. Ничего, Дичок, потом станет легче. — Улыбнулся, — И кошмары сниться перестанут.
Я покраснела. От стыда. От чувства вины. От того, что не могла рассказать правду. Ну не могла и все!
Мама смотрела на меня с Валгусом больным, измученным взглядом, и я обругала себя, что тянула столько времени. Дура! Эгоистка! Как я могла?!
Выдохнула:
— Мама…
Жалко и виновато. А мама всхлипнула и замотала головой, справляясь с рыданиями:
— Подожди! — Потом улыбнулась и сквозь слезы шепотом, совсем не к месту: — Саша, ты так похожа на отца.
Я вздрогнула — таких слов совсем не ждала, вся придуманная речь вылетела из головы в один момент. Оглянулась с тоской на Валгуса, в поиске поддержки. Юноша придвинулся ближе и сунул маме в руки носовой платок.
Та закивала: — Спасибо. — Всхлипнула, промокнула глаза, попробовала улыбнуться и нервно засмеялась. — Саша, все так странно….. Словно сон! Это и, правда, ты? — нахмурилась, скомкала платок: — Ты… ты… куда-то… уезжала?
Выговорила, запинаясь, не доверяя памяти. Мне стало больно за маму. И тревожно.
Валгус взял меня за руку, наклонился к уху и прошептал:
— Мне пришлось.
Голос у парня был виноватым. Только зря он беспокоился — я все понимала. Иначе было нельзя — не оставалось выбора. Мой друг сделал это для меня. А я должна собраться, вспомнить, что хотела сказать, объяснить ситуацию.
Мама меня опередила, потянулась ко мне, обняла и снова заплакала:
— Не уходи! Я сделаю так, чтобы тебе было хорошо. Поговорю с Владом!
Она чувствовала. Нет, она знала, что я ухожу. Только причину не смогла угадать. Или может — ей подсказали именно на эту причину? Указали? Как на самую вероятную. Самую простую. Которая все объясняла.
— Мама, я… не могу по-другому…
Она отстранилась и вздохнула:
— Ты совсем как отец. Совсем. Не уговорить — упрямая. Только как же тебя отпустить, такую маленькую? Как ты будешь совсем одна?
Я не стала напоминать, как она ждала моего отъезда — прошлые обиды давно стали неважными и смешными. Не стоящими ее и моих слез.
А мама посмотрела в мое окаменевшее лицо и всхлипнула:
— Ты прости меня, ребенок, за все!
Как она винится, я видеть не могла, обняла ее и сама не смогла удержать слезы:
— Мама, не надо! Ну не надо! Пожалуйся! Это ты меня прости…
Потом вспомнила — я не должна, даже близко не должна подходить!
Отшатнулась, кинулась к Валгусу, прижалась лицом к его груди. Юноша тотчас обнял меня за плечи и погладил по голове, как маленькую, а потом сказал. Не мне сказал — маме.
— Я позабочусь о ней. С Сашей все будет хорошо.
Не просто сказал — я почувствовала спокойную волну, исходящую от парня. Взгляд у мамы стал немного сонный.
— Она поживет у моих родных. Недалеко. Пока идут экзамены. Вы ведь понимаете — ей нельзя волноваться, а дома не получается. Из-за Влада. Характеры у них слишком сложные, у обоих.
Мама кивнула. Валгус выбрал правильные слова — она и сама так думала. Да и не получилось бы ей сопротивляться силе внушения, исходящей от моего друга.
Мы уже были на пороге, когда мама всплеснула руками:
— Саша! Чуть не забыла, тут тебе письмо пришло.
Она полезла в верхний ящик кухонного гарнитура. Мои глаза сами сощурились от злости — туда мама клала вещи, если хотела спрятать их от Влада. На кухне отчим только ел. Подзабытая ненависть снова дала о себе знать. Правда, теперь не ярко, а так… словно по привычке. Я привыкла Его не любить. И Онзаслуживал подобное чувство.
Мама достала серый плотный полиэтиленовый пакет, исчерканный крупным почерком, и протянула мне:
— Вот, держи.
Я ухватилась конверт, а затем не удержалась и все-таки обняла свою маму. На короткий миг. Последний раз. Ну… во всяком случае, я себе пообещала, что в последний.
А потом отстранилась и вышла в подъезд. Там глянула на адрес и почувствовала, как похолодели пальцы — на письме отпечатался штамп Иваново-Подгуляевской почты!
Я быстро ощупала конверт, раздумывая — вскрывать, не вскрывать — и решила потерпеть до дома друга. Мы спустились на пару этажей, и я передумала — кто знает, что там внутри? Не к чему тащить в дом такие сюрпризы.
Остановилась, посмотрела на Валгуса и сказала:
— Открою. Это от них.
Юноша помрачнел и напрягся, посмотрел на конверт, словно там скрывалась ядовитая змея, но возражать не стал. Мы оба знали, чтобы там ни лежало, оно не причинит мне вреда — стая этого не допустит. Но и пользу вряд и принесет — у меня с сородичами разные взгляды на то, что мне нужно. Разорвала конверт затвердевшими когтями. В нем лежала книжка. Старая. В потрепанной мягкой обложке. Со скрепленными степлером страницами. Контейнер, для чего-то внутри.
Мы с Валгусом переглянулись, а затем я разодрала бумагу. Из книги на раскрытую ладонь выскользнул… мой медальон! Он остался в доме Ярослава. Я сняла его, когда отправилась на поиски Майи.
Я тихонько перевела дух — слава Богу, всего лишь медальон! В душе шевельнулась признательность к черному волку — он по-прежнему заботился о глупой беглянке. Не поленился вернуть оставленную вещь, хотя, по большому счету, я больше не имела на нее прав. Улыбнулась и повесила на шею серебряную цепь — все-таки хорошо, что он снова со мной!
