Бельмастый тянет за руку перепуганную, визжащую девицу. Даже не так: "девку". По всем статьям обслуживающий персонал: дебелая, грудь вываливается из тесного корсета, штукатурки на роже — в три слоя.
— Пустиии, урод!
Хлесь! Пощёчина даётся без злости, но со знанием дела. После такой обычно затыкаются, и эта видавшая виды красотка — не исключение. Она обиженно сопит, хлюпает носом, но орать прекращает.
— Вот…
Роннен берёт в ладонь простенькое украшение — серебряное колечко на витом шнурке. Кажется, по кольцу идёт гравировка, но мне отсюда не разглядеть. Блин, ну спрашивала же, пропало ли что-нибудь у покойника!
— Где взяла? — девица тупо хлопает глазами; бельмастый как следует её встряхивает.
— Подарили, господин хороший, как есть, подарили. Приезжал тут один, ласковый, подарил, гад… А ежели это ваше, так мы со всем удовольствием!
Брезгливость на лице Роннена написана аршинными буквами. Но мне лично интересно другое:
— А как он выглядел-то, "ласковый" твой?
— Да как гад; ну, как гад же! Росточку низенького, сам такой плюгавенький, а гонору, что у петуха боевитого, да куды ж ему! Но ласковый, того не отнять. И это… крупный у него, у коротышек оно часто случается!
М-да. Особая примета, нечего сказать.
— Невысокий, говорите. Ясно. И куда ж коротышка потом девался?
— Уехал он, как есть, уехал! Вот на коня своего сел…
— Врёшь, шалава! — бельмастый от избытка чувств тряхнул девицу ещё раз. — Никто, значь, из трактиру не уезжал. Мы б, значь, увидали.
— А я говорю — как есть уехал! Проглядел одним глазочком-то!
— Врёшь!
— Довольно, — Роннен произнёс это тихо, но утихли оба. — Куда дели тело? Говори!
— Да как есть… — девица поглядела на очень спокойного лорда Крима, икнула и продолжила: — как есть не знаю! Только вот возились подле уборной, как есть, возились! Может, там?
— Может, и там… Хамек, возьми пару местных, пусть покопаются!
Вислоносый ухмыльнулся, показав свежую дырку на месте зуба, напялил чужие сапоги, довольно крякнул и отправился куда-то вглубь трактира. Вскоре там раздались крики и бессвязные мольбы. Хамек вернулся, волоча за ухо грязного мальчишку с подбитым глазом.
— Говорит, знает, где зарыли.
— Ну, знаю, — пацан шумно шмыгнул носом, утёрся полуистлевшим рукавом рубахи не по росту, — его в сортире не топили, прикопали рядышком. Из сортира вонять будет, постояльцы заругаются, да и трактирщикова жена не одобрит…
— Молодец трактирщикова жена, — кивнул Роннен. — Сходите, поглядите, там ли.
Пацан не соврал. Коротышку нашли во дворе, возле пресловутых удобств. "Прикопали" его основательно, метра на два, но Хамек обладал удивительным талантом мобилизовывать работоспособное местное население. И условно работоспособное — тоже. Вскоре труп пованивал на свежем воздухе, а трактирщика трясли за грудки, пытаясь выяснить, кто же так приголубил покойничка. Выходило, что уехавшие люди Маркинуса Уртама.
— Туда собаке и дорога, — сплюнув, сообщил Джуран — парень с ясным, открытым лицом и весёлыми глазами. Шулера и мошенники из людей с подобными физиономиями получаются просто отменные. Естественно, он торчал в трактире, пока бельмастый с племянником стерегли дорогу. Довериться такому молодцу легче лёгкого, видно же — свой человек!
Нен-Квек хмуро оскалился.
— Йему д'рога, а Т'льв'сса кто убьил? Нье уззнайем…
— А что, неясно? — пожал плечами Джуран. — Он и убил, с подельничками. Ограбил, а затем сюда побежал — докладываться.
— Зачем убивать было? — вздохнул Роннен.
Я влезла в разговор:
— Возможно, решил, что его люди прикончили самого лорда Крима, хотел получить награду?
— Убивал не он, — упрямо покачал головой мой работодатель. — Я его допрашивал. Да и не мог он — сама говорила, мол, Тельвиса высокий человек рубанул.
— Говорила. Но те парни, которые с ним были, достаточного роста.
— Ладно, — подвёл итог Роннен. — Сейчас гадать без толку. Берём телегу, припасы — и с рассветом убираемся отсюда.
— С пленными что делать? — прищурился Хамек.
Лорд Крим неопределённо махнул рукой в сторону леса. Впрочем, дружинники прекрасно его поняли. Хамек, Джуран и бельмастый отправились исполнять распоряжение.
А я опять промолчала. Да и что тут можно было сказать? Женевские конвенции всё-таки не для местных писаны.
Дальнейшее путешествие запомнилось плохо. Скрип телеги смешался в моём сознании с резкими щелчками кнутов, мир качался, бока лошади следовало сжимать ногами, а поводья — руками. На привалах я поначалу валилась без сил, хорошо хоть миску держать могла без посторонней помощи. Немного отдыхала — и плелась чистить лошадь.
Седло всё ещё собиралось под присмотром — детали путались и пытались поменяться местами. Но проклятая животина уже усвоила, что на ней сидит редкостная гадина, которая не даёт баловать. В конце концов, механизм управления у кобылы ненамного сложнее, чем у автомобиля, а на водительские права я сдала с первого раза!
Через несколько дней меня впервые припрягли собирать хворост. Пошла без звука, хотя очень хотелось материться. Кто-то, помнится, хотел стать для здешних "своим парнем"? Так вперёд, дорогая! Ещё десять тысяч вёдер — и золотой ключик от суровых мужских сердец у тебя в кармане!
Кажется, пару раз мы прыгали между мирами. Тогда мне становилось на редкость паршиво, и покидать телегу ради прелестей верховой езды организм отказывался наотрез. Вроде бы, в те дни рядом валялось ещё несколько тел, но точно уже не вспомню.
Хворост всё равно исправно собирался — куда деваться, нету дров — нету костра и похлёбки! Или чем там меня кормили в те дни…
В основном Роннен для прыжка выбирал мир, в котором был примерно тот же сезон, что и в прежнем. Но пришлось и помокнуть, а однажды загремели прямиком в снежную бурю. Быстро же мы из этого негостеприимного места удирали! Но потом валялись на лесной полянке чуть ли не весь день — силы поползти за топливом и разогреть еду нашлись только к вечеру.
На одной из стоянок Илантир решил потренировать Айсуо. Ещё раз убедилась, что не с нашим рылом в здешний калашный ряд… Мальчишку было жалко до слёз. Удары справа, слева, подсечки, обводы — и всё это щедро приправлено оскорблениями. Айсуо кривил губы, упрямо вставал, снова падал… Потом Янтарный Лёд угомонился и принялся втолковывать несмышлёнышу азы воинской науки. Тот внимал, приоткрыв рот. Вдруг удивлённо взмахнул ресницами, переспросил… Так выяснилось, что обычные живые мечи не умеют перемещать в пространстве свой материальный носитель. Грубо говоря, превратиться в ребёночка Илантир мог запросто, уйти погулять призраком — тоже, а вот забрать у хозяина ножны с мечом и махнуть куда-нибудь на рыбалку уже не удавалось.
