- Где???
- Сразу видать, что вы прибыли издалека. По высочайшему предложению Гистрио Гистрио и согласно одному из последних решений совета Гуммы, явно устаревшее название столицы, "Аркания", должно быть упразднено и забыто. Звучное же и красивое наименование "Барсья Лона"...
- Значит, тарокканцы и ротокканцы - один и тот же народ?
- Я же объяснил вам: ротокканцы - это быдло. Они даже не люди, а так себе, людишки. И прекратите меня экзаменовать. Здесь вопросы задаю я!
- Всё ясно. Элои и морлоки! - пробормотал Леонтий.
- Кто? - быстро переспросила Ассамато, которой, судя по выражению лица, всё меньше и меньше нравился весь этот диалог.
Леонтий принялся повествовать друзьям о жизни элоев и морлоков, а сеньор Палтус, со сценарием под мышкой, принялся с важным видом инспектировать внешний вид всадников. Его, построенные в две шеренги, скучающие алебардисты наблюдали за этим занятием и нетерпеливо переминались с ноги на ногу.
- Так, это нам подходит... - высказал он сэру Бертрану.
- Ты назвал меня "это"? - тут же вскипел командор.
Но сеньор Палтус де Лиопсетта, не обращая внимания на его реакцию, перешёл вначале к Тинчу, потом к Леонтию.
- А, понимаю. Омнийская работа? - с уважением указал он на автомат за спиной писателя.
Потом достопочтенный сеньор Палтус, с той же серьёзной миной, перешёл к осмотру Ассамато и минуты полторы стоял, не понимая в чём дело.
- Это... Как-то... как-то... - промычал он. - Это выходит... на четвереньках... или не на четвереньках...
С этими словами он, желая удостовериться, что глаза его не обманывают, решительно приподнял подол её платья и заглянул внутрь.
Резкий взмах хлыста прозвенел в воздухе, и сеньор Палтус отшатнулся, болезненно придерживая руку. Его плачущая узкая мордочка выражала недоумение.
- Стоять! - рявкнул сэр Бертран, заметив, что алебардщики, неуверенно переглянувшись, сделали шаг вперёд.
А кентаврица сказала следующее:
- Ну ты, сенёр! В государстве королевы Тайры-Тары никогда, ни в какую жисть не бывало никаких тарокканцев или ротокканцев! И все граждане её искони веков именовались альтарийцами! Ты меня понял, скотина?!. А если ты, ещё хотя бы раз, посмеешь заглянуть мне под юбку, я пришибу тебя как крысу!
- Она сделает это! - давясь от смеха, подтвердил Леонтий.
А командор, которому стала искренне надоедать вся эта канитель, нагнулся с седла и подхватил сеньора Палтуса за отороченный пегим мехом ворот.
- Вы не смеете... - только и успел пискнуть чиновник, суча в воздухе ножками. Листы сценария выпали у него из подмышки и разлетелись по дороге.
- Хамло! - гулко, из-за прорезей шлема, констатировал Рыцарь Меча. - Сэр Тинчес, быть может, вы возьмёте этого мерзавца в своё седло?
- Сомневаюсь, сэр Бертран, - откликнулся Тинч. - Во мне говорит отвращение. Похоже, сеньор Палтус начинает попахивать.
- А пусть он просто идёт впереди и показывает дорогу, - предложил Леонтий. - А вы, - обратился он к алебардистам, - побежите сзади как почётный караул.
- Но мы... не можем бежать, - растерянно сказал командир латников. - Мы можем только шагом...
- Сценарий... - задушенно произнёс сеньор Палтус.
- Ладно, подбери свои бумажки, - разрешил командор, плюхнув чиновника на дорогу. - Они тебе скоро понадобятся.
- А если ты посмеешь вильнуть или сбежать, - добавил Тинч, - я лично всажу тебе стрелу в затылок. Разреши, дочка?
Ассамато передала ему изготовленный к стрельбе арбалет.
- Сценарий мне понятен, - сказал сэр Бертран. - Вперёд!
И, соблюдая прежний строй, рыцари двинулись к городу.
Глава 16 - Тарокканье царство, снова рассказывает Тинчес
Дон Кихот и Санчо под звуки музыки торжественно проехали по главным улицам Барселоны, а толпа народа провожала их удивлёнными взорами...
Сервантес, "Дон Кихот"
1
Стен у города не было. Как это важно объяснил нам один из присоединившихся по дороге чиновников, "мужество граждан должно служить ему защитой".
Впереди процессии, с пером на шляпе, улыбаясь во все зубы, гордо ковылял сеньор Палтус де Лиопсетта, который время от времени поддёргивал штаны, что придавало его походке ещё большую важность.
В конце концов, мне надоело держать его на мушке, да я, наверное, и не смог бы никогда выстрелить в затылок безоружному человеку. Я отдал арбалет Ассамато и поменялся с нею местом в арьергарде нашего небольшого отряда.
Слева и справа нас сопровождали вооружённые алебардами латники. Я разговорился с одним из них, благо тот оказался общительным парнем, совсем не похожим на солдата.
- А мы и не служители армии, - пояснил он. - Мы - актёры. А армия, зачем она нам, если охрану порядка несут омнийцы?
- Не очень-то они его и охраняют, - заметил я.
Действительно, пусть откуда-то из специально огороженных мест и палили холостыми старинные пушки, пусть и группы людей время от времени кричали нам дружно: "Браво! Браво!", пусть девочки в национальных платьицах и бросали нам под ноги россыпи бумажных цветов, однако вскоре я стал выделять в толпе и других людей. Эти ничего не кричали, а если и кричали на своём языке, то в придачу показывали нам какие-то знаки из пальцев, и свистели вслед, а один даже запустил в сэра Бертрана комком жевательной смеси, и комок прилепился к его плащу... правда, потом отвалился, и хорошо, что командор ничего не заметил.
Да, полицейские в касках, вооружённые дубинками и щитами, стояли вдоль дороги. Но был ли им интерес к тому, что происходит?
- А эти высокие здания вдали - это, очевидно, дворцы? - спросил я. Актёр рассмеялся:
- Это продовольственные склады, а также склады одежды и мануфактуры.
- Почему же они находятся в таком месте, где хорошо бы выстроить жилые дома?
- Потому что жилыми домами застроены бывшие поля и огороды. Село и город - вещи разные. По закону Гистрио, те, кто не имеет избирательного права, не имеют права проживать в черте города.
- То есть, ротокканцы?
- О да. Ты видишь эти бумаги, развешанные на столбах и заборах? У нас их называют "голосуйза". Это великое счастье - подавать свой голос на выборах за нашего Отца Нации, маркиза де Блиссоплё.
- А как он выглядит, ваш... Папа, Отец... как вы там его называете?
- Папа очень скромен и не любит бывать на людях. Видишь эти памятники? Все они изображают Папу. Поскольку никто и никогда не видал нашего Папу вживую, то наши художники и скульпторы изобрели новое течение в искусстве, называемое "папургения", то есть вдохновенные поиски наилучшего отображения образа Папы. Полюбуйтесь, вот наш Папа благословляет свой народ. Вот он указывает вдаль, в светлое будущее, указывая нам верный путь. А вот он вдохновенно вычитывает гениальные строки из своей "Книги Книг": "Любуюсь я в окно, как лето расцветает!.."
