— Я сорву твой череп и повешу его на свой трофейный шест… — зарычал смертносец. Когда Крат промолчал, неприятель выругался: — Скажи что-нибудь, мать твою! Я желаю знать имя добычи — я требую этого, ответь!
Крат отбросил топор соперника в сторону и бросился на смертоносца, ударив его лбом в лицо. Оглушённый воин Хаоса пошатнулся и не успел прийти в себя, когда Крат вырвал свой звёздный клинок из захвата и рубанул по открытым предплечьям, рассекая сухожилия. Смертоносец завыл, когда топор выпал из его ослабевших пальцев, и бросился на Крата, пытаясь схватить врага. Рыцарь-азирос скользнул в сторону и ударил его по ногам сзади. Чемпион рухнул на колени, и Крат обратным ударом клинка поразил его в щель в броне, как раз между головой и плечами. Затем он дёрнул мечом и вырвал его наружу, а умирающий смертоносец свалился с парапета и покатился по склону.
Крат поднял меч навстречу дождю, чтобы тот смыл кровь, и повернул голову, встретив поражённые взгляды других Связанных Кровью. Он не сказал ничего, не бросил вызова. Он не поступал так, ведь теперь молчание достаточно ясно выражало его намерения.
Когда-то Крат были прославленным певцом, но это были дни до затворения Врат Азира, в дни, когда пламя Хаоса ещё не бушевало среди вельдов Кочующих Царств. В те годы он странствовал и пел как для великих вождей, так и для их простых подданных, пел и о мире, и о войне. Но теперь Крат не пел и не запоет вновь до дня, когда погаснут последние угли Хаоса или до своего последнего часа, что бы ни случилось раньше…
Он видел, как над Связанными Кровью проступают очертания мандрагор, чьи пронзительные хрипы становились всё громче, пока вырастающие с пугающей скоростью корни поднимались и сплетались друг с другом. Вскоре они завопят вновь. Внизу на внешних склонах кратера Крат слышал знакомый боевой призыв рога Тарка, герольда, ведущего братьев-Грозорождённых навстречу врагу. Перед ними неслись бегущие мародёры. Безмолвный слышал, как стонут медленно расходящиеся огромные ворота. Да, настало время.
Острием клинка Крат открыл затвор небесного маяка, и наружу хлынул свет — чистая ослепительная мощь самих Небес. Он разрастался, гоня прочь тьму, отражаясь в каждой капле дождя. Для верных Зигмару это было чудом, в лучезарном сиянии сверкало всё величие небес, облаков туманностей и далёких звёзд, коим нет счёта, проблески огромного космоса и слава Царствия Небесного.
Но для таких извращённых и падших существ, как Связанные Кровью, свет маяка нёс лишь страшные муки. Он сжигал их так, как не могло никакое пламя, опаляя до темнейших уголков порченых душ. Доспехи, плоть, кости — всё подавалось перед светом, от воинов оставалась лишь тлеющая дымка, да выжженные прямо в камнях искажённые силуэты. Крат медленно обернулся и поднял маяк высоко, чтобы его свет упал на самую близкую из мандрагор. Тварь содрогнулась, ощутив лучи на своей измученной плоти, а затем с тихим шелестом увяла, рассыпаясь в пепел.
Карт поднимал маяк всё выше, и вот за первой древесной тварью начала разваливаться вторая, свет разгорался всё ярче и ярче, гремел гром. Уголком глаза он видел, как Обвинители пикируют к воротам. Они захватят их прежде, чем враги смогут открыть путь своим. Из расколотой караульной выбежали забравшиеся по лестнице дикари, бросившиеся на рыцаря. Первый добравшийся до него разлетелся обугленными клочьями, как и второй, но третий, уже дымящийся и распадающийся, выбил маяк из хватки Крата. Рыцарь парировал взмах топора и обезглавил бородатого мародёра.
Молния рухнула с небес и обрушилась на бастион, а затем другая, ещё и ещё. Каждый удар до основания сотрясал каменные стены. Налётчики летели с укреплений или сгорали дотла, но всё доведённые до неистовства страхом и безумием дикари рвались вперёд. Когда отблески последней молнии потускнели, рыцарь приготовился встретить их натиск. Но он знал, что будет сражаться не один.
— Эгей, Безмолвный, ты позвал, и мы пришли — посторонись, посторонись! — взревел лорд-кастелян Горг, вынырнув из клубящегося над местом удара молнии дыма. Он описал зигмаритовой алебардой над головой резкий круг, надвигаясь на поражённых дикарей. За ним вприпрыжку неслась его верная грифогончая — Сорокопут. Хаосопоклонники не успели прийти в себя, когда Горг и его гончая обрушились на них, а за ними из дыма выходили и вступили в бой вслед за своим лордом-кастеляном всё новые Грозорождённые. Освободители наступали, тесня мародёров прочь, гоня их со стен, а Вершители, заняв позиции, начали стрелять по сбившимся внизу в кучу врагам.
— Занять ворота, быстрее, быстрее! — приказывал Горг, направляя свиту освободителей вперёд. Он поддел клинком алебарды небесный маяк и протянул его рыцарю. — Что-то потерял, да?
Вдали умолкла воющая мандрагора, пав от рук обвинителей, а затем крылатые воины спикировали вниз, присоединившись к своим братьям в атаке на Связанных Кровью. Кхорнопоклонники, зажатые между собственным бастионом и наступающими Грозорождёнными, постепенно погибали. Все, кому не хватит ума сбежать, будут смяты и перебиты. Горг сбросил варвара с парапета и обернулся.
— Надо бы передать Орию, что мы здесь, да? Я тут разберусь, — сказал он, протягивая руку. Крат кивнул и взмыл к небу.
Мандрагоров бастион пал.
Буря пришла в Клакс.
Не переведено.
Дэвид Гаймер
Под Чёрным Пальцем
— Ты пришёл ко мне и предлагаешь смерть, — сказал Коспис Буль, вонзая свой трезубец на длинной рукояти в мягкую красную почву. Кровь или нечто, отдалённо её напоминающее, выступило вокруг впившихся зубьев. — Королевский подарок, посланец, но смерть цветёт там, где я решу её посеять. Я — тот, кто пожинает смерть.
Клетч Струпокоготь внимательно наблюдал за ним глазами, которые, казалось, были способны углядеть слабину даже в бриллианте. Молочно-жёлтые, они проглядывали через запаршивевший обрывок человеческой кожи, прижимаемый им к морде когтями, от которых Клетч и получил своё прозвище. Личина на его мохнатой и завшивевшей морде могла быть просто отвратительна, но чем или кем она была — об этом чумной жрец не распространялся.
— Пищат-говорят, начинается новая эра, — протянув лапу, скавен раздражённо прихлопнул жужжавшую раздутую муху. Из-за размытого зрения Булю почудились три глаза, но крысолюд клацнул когтями и его облик вновь стал хорошо различимым. — Война приходит. Даже к тебе.
Буль резко вскинул голову.
