– Она, конечно, была сумасшедшей. Все Королевы – сумасшедшие. Сумасшедшие о оплакивания; сумасшедшие от прикасаний; сумасшедшие от власти. Это единственная окончательная привилегия Королевского рода. Я, наверное, тоже сумасшедший. Но мое безумие укрощено долготерпением принцев. Отсеяв в течение пяти лет свое семя, мы больше не служим, мы ждем.
Я любил тебя, ты это знаешь. Наверное, я единственный на этой планете плакальщиц, кто по-настоящему понимает это слово. Оно не означает желания. Когда призывает Королева, возникает желание. Плата девушке Земель – желание. Даже прикосновение принца к принцу – желание. Но я любил тебя, я видел в тебе свое второе я, свою золотую половину. А Седовласая была тенью между нами.
Поэтому, когда Королева велела мне явиться, оторвав от тебя, я отдал ей все свое желание и свое семя. Но думал я в это время о тебе, опьяненном люмином, ждущим меня. Я не ожидал, что Седовласая, которой я не дал такого вина, останется.
Но на рассвете я вернулся, а вы вдвоем лежали сплетенные среди моих подушек. Ты находился в глубоком полном сне от люмина. Но она была беспокойна, и под веками ее янтарные глаза блуждали, как будто искали покоя. Даже во сне она помнила, что нарушила свои клятвы. Я тогда возненавидел ее больше, чем раньше желал. Я хотел причинить ей боль так, чтобы и тебе было больно. Мой ум принца все хорошо рассчитал.
Я вернулся к Королеве и соврал.
Лгать Королеве нелегко. Но когда я встретился с тобой, А'рон, я перестал быть тем глупым юношей, каким был раньше. Твое прибытие сделало из меня мужчину. Я увидел, что умеют делать мужчины. И поэтому я солгал.
– Не я один сегодня наслаждался, – сказал я ей.
Она стала прихорашиваться, думая, что я вернулся к ней.
– Я тоже, Б'оремос. Это была ночь бешеного посева. Родится много детей.
– Возможно, будет много детей о, Королева, но они выпрыгнут не между твоими ногами. И не моими.
Она была озадачена.
– Ты пророчествуешь, мой маленький принц? Но тогда ты должен побрить себе голову.
– В этом шаре может читать даже принц, – сказал я. – В моей комнате лежат двое, которые напились люмина и, забыв о клятвах, сделали ребенка.
Она в ярости вскочила. Я никогда не видел ее такой. Волосы на ней потрескивали, как маленькие костры. Глаза стали почти черными.
– Седовласая? – прохрипела она. – Ты посмел дать ей люмин?
Я улыбнулся.
Она подняла руку, пригладила себе волосы и немного укротила гнев.
– Но клятва, нарушенная под воздействием люмина, не считается нарушенной.
– Линни не такая, какой была раньше.
– Линни – это Седовласая. Она моя Мастер-Плакальщица. Ничего не произошло. Королева говорит правду.
Она была великолепна, А'рон. Она была Королевой. Она откинулась на свои подушки, постукивая пальцем по верхней губе, верный знак того, что она задумалась. Затем она улыбнулась мне и похлопала рукой около себя. Я сел.
– У тебя нет стыда, – пробормотала она. Ее руки начали развязывать на мне одежду, ее голос опять возбудил во мне разгоряченные люмином чувства. – В принцах мне это нравится. – И она упала на меня, и в этом положении я еще раз засеял мою Королеву.
Когда она поднялась с меня, она сказала:
– Но твоя ночная работа еще не закончена.
Я едва мог шевелиться. Я сказал ей об этом.
Она свирепо впилась в меня ногтями так, что я закричал.
– Это, – сказала она, – это ничто. И скоро ты станешь ничем, а я буду продолжать жить, и меня снова и снова будут вспахивать. И все же у меня есть для тебя задание, мой маленький принц.
– И это…
– Отправляйся к серебряной башне в долине. Найди того высокого. Старика с бородой. Я подозреваю, что он еще хранит свои семена, в отличие от тебя, мой маленький принц, который скоро может сеять только заговоры и интриги. Скажи ему… Скажи ему, что его А'рон оскорбил мою дружбу и совершил надо мной насилие. Вот так! – Она расцарапала себе ногтями грудь, оставляя красные полосы. – И так! – Она вцепилась ногтями себе в ляжки, так, что выступила кровь. – Скажи им, что он посмел засеять Королеву против ее воли.
– Кто в это поверит? – спросил я.
– Они поверят. Королева не лжет.
Я кивнул.
– Скажи им, пусть заберут его, или я велю его убить.
Итак, я тотчас отправился к кораблю, предварительно велев Мар-Кешану разбудить вас двоих и проводить Седую Странницу домой. Хоп'нор поверил моему рассказу, потому что это было сказано Королевой. А когда он увидел раны, он стал на колено и поцеловал ей руку, и нежно разговаривал с ней, что ей очень понравилось. Потом он и его спутники забрали тебя на корабль, и мы больше не видели тебя до сегодняшнего дня.
– НО ЭТО ВСЕ БЫЛО ЛОЖЬЮ. БОЛЬШОЙ ЛОЖЬЮ.
– И все же все это было правдой.
– ПОТОМУ ЧТО КОРОЛЕВА НАЗВАЛА ЭТО ТАК?
– Потому что это было так. То, что происходит, это лишь тень того, что есть, А'рон.
– ЧТО ВЫ СКАЗАЛИ ЛИННИ?
– Я сказал ей, что властители воздуха и неба полны обмана. Я сказал ей, что ты предатель. Но она оставила меня, положив мне на рот свою ладонь, я бы сказал, сочувственным жестом, чего ей не следовало делать.
Она сказала:
– Королева все рассказала мне, но я прощаю всех, всех предателей, Б'оремос, мой единственный друг.
Затем она отправилась руководить оплакиванием вашей умершей Королевы.
– Ты, наверное, также интересуешься рождением ребенка, ребенка земли и неба.
– ИНТЕРЕСУЮСЬ.
– Оно было похоже – и непохоже – на любое другое рождение. Оно началось в радости и кончилось слезами. Было много долгих лет плача.
– ЭТО НЕ ВСЕ.
– А если я расскажу тебе все, золотистый А'рон, ты, как Линни, простишь предательства?
– РЕБЕНОК У МЕНЯ, Б'ОРЕМОС. Я МОГУ ПРОСТИТЬ.
– Тогда слушай хорошенько, потому что в этом есть такое, чего, кроме меня с тобой, никто не должен знать.
Когда Седовласая носила в себе ребенка уже три месяца, об этом знали трое.
– ТЫ, КОРОЛЕВА – И СЕДОВЛАСАЯ.
– Как мало ты понимаешь сердце, А'арон, при всем том, что ты тщательно изучаешь нас. Те трое, которых ты назвал, были тремя, не позволявшими себе знать, они отрицали, что это правда.
Трое, которые знали о тенях за правдой Королевы, были: Т'арремос, мой враг с пятном на щеке; Д'оремос, мой наставник; и человек Вод, самый близкий мне, Мар-Кешан.
Они догадались о том, чего не знали, и назвали меня сеяльщиком, насильником. Т'арремос сказал Д'оремосу, чтобы подлизаться. Мар-Кешан сказал Д'оремосу, чтобы спасти меня. А Д'оремос отправился к Королеве, потому что это надо было сказать.
Королева поклялась, что это неправда, и Д'оремосу пришлось поверить ей. Д'оремос поклялся, что это неправда, но Т'арремос решил не верить ему. Мар-Кешан знал: что было – было; он пришел ко мне.
