Старые дома, узкие, идущие в гору переулки. При отсутствии освещения черта с два разглядишь, что делается в этих самых переулках. Это тебе не чистенькая и вылизанная Греция.
Ждали именно меня, потому что мой тонкий воркский слух сразу же услышал фразу, поставившую все на свои места:
— Это он!
Единственно, что было неясно — кто их послал? Элрон с его папашей, или это обычные уличные грабители, вдохновленные предполагаемым кушем? Ведь столько людей сегодня видели, какую сумму я получил с тотализатора, а еще — заработал на своем музицировании.
Эх, болван я, болван…ну чего раньше не ушел? Еще засветло! Уж хватило бы денег, черт подери! Да вот трактирщик попросил — мол, поиграй подольше. Раз уж вывел из строя моего музыканта. Да и денег сыплют хорошо — так не всегда бывает. Сегодня народ в ударе, нежадные гости собрались. Ну я и задержался.
«Они стояли дружно в ряд, их было восемь!» Точно, восемь. Только не в ряд. В два ряда. Четверо спереди, четверо сзади. А у меня тяжелый рюкзак за спиной, и на плече лютня. Положим, рюкзак я брошу — хрен с ним, с барахлом и с деньгами! Но лютня?! А с ней тоже не побегаешь!
У одного в руке вижу арбалет наподобие того, что был когда-то у меня — двухзарядный, «пистолетный». Хорошее оружие, точное, и бьет сильно. От него особо не убежишь. У других — длинные ножи, и даже короткие мечи.
Охренеть! Вот это я влип!
— Парни, в чем дело? — начинаю разводить на словах, тяну время — Чего надо-то? Я вроде вам ничего не сделал!
— Ты дурак? — с презрением спрашивает тот, что стоит впереди — Оставляй мешок, оставляй лютню, и вали отсюда. Нам тебя убивать не надо. И нож оставь нам. Карманы только проверим, чтобы чего не унес, и все.
— Точно не убьете? — с надеждой в голосе срашиваю я, и слышу снисходительный, со смешком в голосе ответ:
— Точно, точно, не сомневайся! Ну, зачем нам тебя убивать?!
Да хотя бы затем, чтобы я не начал искать тех, кто это сделал. Обе луны на небе, лица видны как под светом фонарика. Они лица-то не прикрыли, а значит — точно грохнут. Нет человека — нет проблемы.
— Ладно! — говорю я, и отходя к дереву, растущему на обочине, вешаю на его ветку лютню. Медленно стягиваю рюкзак, вешаю туда же. Потом начинаю снимать пояс с ножом, раздумывая, где я слышал этот голос. В трактире, само собой, это без всякого сомнения. Да и глупо было бы, если иначе. Кто-то ведь на меня навел!
Вешаю пояс — слава богу, штаны держатся и без пояса, на завязках. Пояс здесь что-то вроде портупеи для навески оружия, кошельков и поясных сумочек. Отхожу от дерева на пару шагов, поднимаю руки, как фриц под Москвой, типа — «Сдаюсь! Их бин санитэр, их бин не стреляль!»
Расслабляются, идут ко мне. Кстати — на удивление грамотно работают — один держал меня на прицеле, остальные страховали и перекрывали отход.
И насчет обмана — тоже правильно. «Клиент» расслабился, теперь он не ожидает нападения. Опять же — разоружился. А что такое безоружный человек против восьми (восьми, Карл!) вооруженных, опытных бойцов? Ничто! Ноль! Зеро!
На то у меня и расчет. Как там насчет самурая, старая присказка? Вот тут она точно работает. «Самурай без меча, это все равно как самурай с мечом, но только без меча». Ну, давайте! Ближе подходите!
Черт! Тот, что с арбалетом, заходит с боку, так и держа меня под прицелом, следя, чтобы ничто не перекрывало сектор обстрела. Остальные полукругом держат отход, и ко мне идут двое — тот, что со мной разговаривал, и еще один — чтобы страховать?
— Ну, вот и правильно! — добродушно говорит главарь, или кто он там у них — Не надо быть жадным! Ты еще себе заработаешь! С таким-то голосом! С такой-то игрой!
Второй фыркает, и едва слышно говорит под нос:
— Отыграл свое!
Главарь недовольно зыркает на своего соратника, и тот сконфуженно смолкает. А ловкие руки бандита продолжают шарить по моим карманам. И конечно же ничего не находят — я и жетон сунул в рюкзак, так что в карманах нет совсем ничего.
Бандит все время настороже, я же стою смирно и всем своим видом показываю, что не собираюсь оказывать ни малейшего сопротивления. Тот, что страхует, даже отвернулся, оглядываясь на мой мешок — а чего особо опасаться? Безоружного парнишку?
И тогда я молниеносно бью главаря костяшками пальцев правой руки в кадык. Движение было таким быстрым, таким незаметным, что его никто из подельников бандита и не рассмотрел. Я стоял спиной к арбалетчику, правая рука скрыта корпусом. Если враг и увидел какое-то движение, так сразу ничего не понял, а когда понял — было уже поздно. Я выхватил нож из руки падающего бандита и без замаха, одним движением кисти послал тесак в арбалетчика.
Не глядя на результат броска, шагаю вперед, выходя из-за падающего тела, проделываю то же самое, что и с главарем — бью сложенными вместе костяшками пальцев в горло. Только хрустнуло!
Теперь — бегом! Срываюсь с места и бегу туда, где на земле корчится арбалетчик, держась обеими руками за рукоять тесака, торчащего в солнечном сплетении. Подхватываю с землю арбалет, поворачиваюсь и всаживаю болт в лицо бегущему на меня человеку, до которого остается уже три шага. Подныриваю под меч, мелькнувший над моей головой, и снизу вверх отправляю болт в горло нападавшего. Минус пять!
Осталось трое! И эти трое — с мечами!
Беру из руки мертвеца нож, у другого забираю короткий меч. Заряжать арбалет нет времени, да и где я возьму болты? Шарить по трупу арбалетчика в поиске «патронов» было бы совершенно глупо — на глазах у подступающих ко мне боевиках. Идут уверенно, и плевать им, что только что полегли аж пятеро их товарищей. Главное — цель, а цель вот она, стоит, отдувается!
— Держись! Держись, парень! — слышу я сзади, от неожиданности оглядываюсь, теряя из виду противников, и тут же мне прилетает наказание. Меч одного из боевиков чертит дугу и вспарывает куртку у меня на груди и левом плече. Вгорячах не чувствую боли, только лишь что-то вроде ожога, ну и двигаться становится труднее. Вот же принес черт помощника! Доброхот хренов!
Двое сразу же переключаются на нежданного помощника, третий собирается довершить начатое и рубит меня мечом — только искры летят! Уклоняться мне сейчас трудновато, пришла боль, и крови много теряю, так что принимаю удары на клинок меча и молюсь, чтобы сталь выдержала и не переломилась. С обломком против меча много не наработаешь.
Аллен слева рубится сразу с двумя и надо сказать — делает это очень профессионально. Я не зря заподозрил в нем бывшего вояку — музыканты так мечом не машут. Хотя…музыканты всякие бывают. Я-то тоже в общем-то едва не стал профессиональным музыкантом.
Меч опускается на мой череп медленно, как в замедленной съемке. Хватаю клинок невидимой рукой, останавливая в воздухе, подшагиваю, вонзаю свой меч в подреберье противника. Да, читерство, но разве не читерство выходить в восьмером на одного? Если у меня есть какая-то магия, почему я не должен ее использовать? Да и кто узнает? Это же не файрболлы.
Аллен уже расправился с одним мечником и активно наступает на второго, отступающего от него шаг за шагом. Прикидываю расстояние, и…мой меч мелькнул в воздухе и вонзился в шею бандита аккурат чуть ниже уха, против эту самую шею насквозь. Расстояние шагов десять, делов-то! А метать острые предметы я умею.
— Силен! — выдыхает Аллен, опуская меч и тяжело дыша — Это ты сколько их уработал? Семерых?! Вот это да! А я-то думал, помогу!
— Ты как здесь оказался? — спрашиваю, стараясь чтобы голос мой не дрогнул. Накатила усталость — отходняк, плюс потеря крови. А кровь, кстати, продолжает идти. Перевязаться надо, вытеку весь!
Иду к дереву, морщась от боли и стараясь не застонать снимаю рюкзак и достаю новую, ненадеванную рубаху. Ножом распарываю ее на полосы и пытаюсь перевязать рану. Она глубокая, порез проходит через верхнюю часть груди и через плечо.
— Эй, давай помогу! — Аллен стоит рядом и смотрит, как я пытаюсь одной рукой как-то прикрыть рану — Не сможешь ведь! Давай, я умею!
