после войны, считаю за своих людей. Потому в графстве мой бывший солдат найдет приют, работу, хороший заработок. Чем больше семьи привезете с собой - тем лучше. Не нашли работы - ко мне. Есть враги - ко мне, вас там легко не достанут. Скажем, неудачный поединок - ко мне, укроем, если не от закона. Стал инвалидом - ко мне. Графство своих обеспечит.
Мои моряки смотрели на меня с какими-то неживыми лицами. Они уже начали понимать. Я перевел дух и спросил:
- Все ясно, негодяи, а теперь герои? Вопросы есть?
- Разрешите спросить, господин первый лейтенант, - строго по уставу обратился Марен, один из самых тихих по поведению уголовников, попавший под суд за убийство соперника в любви, и еще трех мужиков, сопернику помогавших. Он пришел в себя раньше всех. - Так значит, нас не будут казнить?
Я хотел сказать еще что-нибудь бравурное, но вдруг выпустил воздух из груди и нормальным голосом ответил:
- Нет, не будут. Вы будете жить. Король считает, что вы в бою заслужили жизнь и медали, а вместо тюрьмы - строгую морскую службу. И я тоже так считаю.
И, снимая свою парадную морскую шляпу с жесткими полями и вытирая взмокший от речи лоб, добавил:
- Я рад, что воевал с вами, ребята.
Ребята - убийцы, грабители, бандиты - молчали, открыв рты. Они, очевидно, долго пытались забыть о заслуженной веревке, ждавшей их в конце отсрочки. Отсрочка называлась войной.
Моряки, стоявшие в рядах позади моих уголовников, начали улыбаться во все лицо, поняв, что происходит. Сзади одобрительно зашумели. Я обернулся и обомлел. Человек пятьсот штатских, в том числе женщин и детей, стояли сзади и внимали каждому моему грубому слову. Надо было выходить из положения. Я повернулся к толпе штатских и, поклонившись, вежливо сказал тоном воспитанного дворянина:
- Прошу прощения, господа, за мой несдержанный язык. Война, знаете ли... и флотские традиции.
В толпе понятливо закивали, зашумели и замахали руками. Но мои моряки так обалдели от неожиданно подаренной жизни, что даже не засмеялись, как обычно делали в ответ на мои шуточки. Я повернулся к ним, и - счастливая мысль - вытянув вперед руку со шляпой, громко провозгласил:
- Да здравствует его величество король!
И они рявкнули, подчиняясь приказу и мигом придя в себя:
- Слава королю! Слава королю! Слава королю!
Слава богам - парад начинался. 'Что стоите, обезьяны? Стройсь!' - привычно рявкнули мичманы, зажимая собой строй с обеих сторон. 'Становись!' - гаркнули офицеры, и я среди них. Мы выровнялись. Запела труба - и пехота впереди нас пошла маршем: сначала мечники, потом пикинеры, за ними тяжелая пехота - гренадеры.
Выглянуло из-за облака солнце, и парадные мундиры засияли шитьем. Ритмично загрохотали барабаны. Это был парад по случаю победы в тяжелой трехлетней войне, так что войск было собрано много. Грянули оркестры, сегодня, в виде исключения, игравшие очень слаженно. Значит, первые ряды уже проходили мимо королевской семьи, принцев крови, герцогов, графов и баронов.
Мы вышли на марш. Я шагал на левом фланге моего сводного взвода сразу за отрядом матросов с лучших крейсеров. Я чувствовал себя победителем, спасителем страны от имперцев. Мои солдаты шли со слезами на глазах, подозреваю, не от парада, а от новостей, но держали они строй и шаг очень хорошо. Не хватало после стольких боев опозориться на парадной площади столицы - подумал я, и сразу с волнением начал уверять себя - не опозоримся, пройдем молодцами. И впрямь, когда первый ряд под музыку флотского марша начал проходить мимо короля, мы шагали ровными рядами, точно в ногу, по-флотски вразвалочку. Под ноги нам бросали цветы. При виде трибун я стал вдруг совершенно спокоен. Я снял правой рукой, как полагалось, форменную шляпу и приложил ее к груди, положив левую руку на парадный палаш. Маршируя, я подчеркнуто твердо, как полагалось офицеру флота, глядел на его величество. Он приветствовал нас рукой, увидев штандарт Черного Флота, наилучшего из флотов, как мы говорили друг другу. 'Слава королю!' - по взмаху моей руки зарычали мои моряки. Лица их стали восторженными - действовал душевный подъем парада.
Вокруг нашей колонны повсюду сияли золотые трубы оркестров. В громе музыки, буханье барабанов и общем реве мы шли мимо усыпанных драгоценностями рядов высшего дворянства. Отец, дядя и знакомые нашей семьи замахали, узнав меня. 'Сергер!' - закричали мама и сестры. Я отвел шляпу от груди и на ходу помахал ею маме. Она, кажется, плакала, видя сына в рядах героев.
Я, всегда ироничный, сейчас чувствовал себя на короткое время - счастливым.
После парада мы маршем шли по городу. Оркестры морской пехоты и флота шагали перед нами, ведя в порт. Толпа ревела, бросала цветы, матери поднимали детей - показать защитников Родины, идущих на корабли с парада. Тяжелая трехлетняя война кончилась.
В казармах я еще раз построил мокрых от парадного марша матросов и официально зачитал им приказ. Затем командир бригады капитан-полковник Латор и я дали положенный по закону час на размышление и собрали письменные согласия. Согласились, конечно, все.
После оформления списка помилованных я выдал матросам 'от себя' денег на праздничную выпивку в казарме, отпросился у Латора к семье до утра и ушел из казарм. Мой слуга Адабан уже ждал с лошадьми у ворот гавани. Я привычно прыгнул в седло, и мы поехали домой.
Морская жизнь кончалась. Осталось только сдать дела и устроить сослуживцам и матросам прощальную пьянку. Два дня назад прошение об отставке из флота было подписано адмиралом Масена, и послезавтра вступало в силу.
С концом войны кончалась и служба. У меня были свои планы на будущее.
Я не буду описывать визит в казармы кавалерийского полка на следующий день. Скажу только, что впервые за всю жизнь меня принесли домой совершенно пьяным. Последующие десять дней в нашем столичном доме были так же тяжелы: к потоку родных и друзей, празднующих конец войны, добавились два обязательных бала в королевском дворце. Там мне пришлось уклоняться от танцев, для чего верные друзья-офицеры умело изображали, что они напаивают меня вдрызг. После потери жены мне не хотелось изощряться в комплиментах фрейлинам, или придумывать вежливый отказ на прямой вопрос какой-нибудь придворной дамы, не могу ли я, герой войны, встретиться с ней в городе - обсудить сердечные вопросы. Я-то знал, что это обсуждение проходит в лежачем положении и без всякой одежды. На эти шалости у меня сейчас не было настроения. Словом, я не
