«Это называется аккуратно?»
«Некогда, некогда, Родная! Что делать?»
«Теперь уже ничего. Проезжая ворота, ори: «дорогу королевскому гонцу!» Больше надеяться не на что»
— Дорогу королевскому гонцу!!! — заорал Первей во всю мочь своих лёгких, подлетая к воротам. Расчёт оказался верен — стража в замешательстве потеряла драгоценные секунды, и рыцарь проскочил каменный зев надвратной башни единым духом, вылетев на волю, как ласточка из гнезда.
— Держи, держи его!
Свистнула арбалетная стрела. Ещё, ещё! Нет, не попали. Плохо стреляет городская стража.
«Ты, похоже, недоволен?»
«Да не то, чтобы очень… но всё-таки люди на службе — и такие растяпы. А если настоящий враг?»
«Оставь эти проблемы королю. Ты удовлетворён? Справедливость восстановлена?»
Серый начал уставать, и Первей сбавил темп.
«Нет. Мне не удалось. Ты была права, мне не удалось ничего, и даже покарать этого борова я не сумел»
«Как раз сумел. Сейчас его уже волокут в объятия Святой инквизиции, и он больше не выйдет оттуда. Он же был одержим дьяволом, он твой пособник. Пока они разберутся… Зачем плодить калек? И потом, раз не удалось поймать тебя — нужен козёл отпущения»
Рыцарь пустил серого шагом. Погони не было. Боятся?
«После операции с пуговицей у тебя три сотни злотых, ну пусть сейчас уже чуть меньше. Зачем тебе ещё и эти сорок?»
Первей помолчал.
«Это не мне. Эти деньги…»
«Да, да. Это деньги Яны, я в курсе. Только какой смысл было затевать всё это? Не проще ли было дать девочке полсотни злотых из твоих запасов, тихо, без всякой магии, конных скачек и арбалетной стрельбы?»
«Ты мне разрешила, моя Родная. Я попробовал, не вышло. Что, теперь ты меня будешь всю оставшуюся жизнь пилить?»
Шелестящий смех.
«Ладно, проехали. Будешь меня слушаться?»
«В исключительных случаях»
«Тогда так. Сейчас бросай серого, и тихо-незаметно пробирайся в домик вдовы. За полчаса ты должен успеть. Нарвёшься на разъезд — придётся делать «раззяву»»
* * *
— Вернулся! Вернулся, мой господин! — Яна повисла на шее рыцаря, грозя задушить — Я молилась Пресвятой Богородице, чтобы вы вернулись, и она услышала мои молитвы!
Первей легонько погладил её по голове. Совсем легонько… Что делать?
Оставаться здесь ему незачем, да и опасно — после его дурацкой выходки с конём всю округу прочешут тщательней, чем девка свои волосы. Нельзя бесконечно уповать на «раззяву». И девчонку за собой таскать… незачем.
— Давай спать, малышка. И вам доброй ночи, хозяйка.
Вдова внимательно смотрела на своего постояльца, что-то соображая.
* * *
Первей лежал на своей походной кошме, которой предпочёл пышную перину, набитую гусиным пухом, к великому огорчению хозяйки. Сегодня Яна спала отдельно, как и положено благовоспитанной юной девушке, и это было как нельзя кстати — неизвестно, как потекли бы мысли рыцаря, если бы и сегодня под рукой у него билось девичье сердце, скрытое упругой выпуклостью.
«Я не знаю, что делать, Родная»
Долгая, долгая пауза.
«И я не знаю. Ежу понятно — девчонка влюбилась в своего спасителя по уши. Она готова идти за тобой хоть куда — на край света, под венец, на костёр. Кстати, последний вариант наиболее вероятен»
«Не хотелось бы»
Пауза.
«Я не знаю, что делать. Попробуй пробиться в Московию, там папская инквизиция силы не имеет. По крайней мере, ты избежишь костра»
«А Яна?»
«Ох, спи, рыцарь. Как говорят русские — утро вечера мудрёнее. Спокойной ночи»
* * *
…Ему снилась русская лесная деревенька. Туман, наползавший от реки, казался полотнищами сказочного полупрозрачного холста, во много слоёв накиданными на огороды. Первей, во сне бывший маленьким мальчиком, зябко поджимал босые ноги.
— Здравствуй, сынок — из тумана выступила фигура в белом, сама казавшаяся порождением тумана. И только глаза были те самые, из далёкого невозвратного детства — мамины глаза.
— Мама… Научи меня, мама — как мне жить? Мне очень тяжело, мама. Та, которая хочет меня, мне не нужна. Та, которая мне нужна, мне недоступна.
Мама мудро, ласково улыбнулась.
— Так ли всё на самом деле, сынок? Может быть, та, которая сделает тебя счастливым, и есть эта девчонка? А к той, которую ты так бесплодно жаждешь, ты просто привык, за столько лет?
— Нет, мама. Мне нужна она. Она, и только она. И я ничего не могу с собой поделать. Более того, не хочу.
— Гордыня это, сынок. Или любовь, которая не положена простым смертным.
— Да, мама. Я понимаю, что это безнадёжно. И всё же надеюсь.
Мамина рука, бывшая во сне бесплотно-прозрачной, ласково взъерошила его волосы.
— Сынок…
Первей приник к этой давно забытой руке.
— Я преступник, мама. Я разрушал чужие судьбы направо и налево. Из-за меня погибла Марыся, неудачно вытравившая плод. Из-за меня утопилась Ганна из Торуни. Из-за меня пропала Наталка из Киева. Плюс мужчины, пусть и убитые в бою… Я сеял смерть и несчастье, и моя теперешняя работа — всё то же, я так же сею смерть и несчастье. Неужели и эта Яна должна погибнуть из-за меня? Я не могу сделать её счастливой, потому что люблю другую, но и сделать её несчастной я не могу. Хватит с меня несчастных!
Мама всё гладила и гладила его по голове.
— Бедный мой мальчик…
— … Проснитесь, проснитесь! Проснись же!!
Прямо над ним нависало лицо, с огромными зрачками невероятно распахнутых глаз. Рыцарь ощутил внезапный прилив острого раздражения.
— Какого чёрта! Почему ты ворвалась в мою комнату, почему ты меня будишь?
Глаза Яны мгновенно налились слезами.
— Мой господин, вы так кричали… Я подумала…
— Чтобы что-то делать, надо это уметь, и думать — не исключение!
Девочка уже всхлипывала.
— Простите… мой господин…
Первей почувствовал укол раскаяния.
— Ну, ну… — он погладил девочку по голове, отчего всхлипывания только стали громче. — Не надо, не плачь. Я не сержусь на тебя, правда.
Яна прижалась к нему.
— Мой господин, она вас совсем замучила…
— Кто, малышка?
— Ваша мёртвая жена.
Рыцарь медленно, механически гладил и гладил девочку по волосам.
— Нет, Яна. Сейчас я видел во сне свою мать. Иди спать, спокойной ночи.
* * *
«Родная, отзовись»
Долгое, долгое молчание.
«Я слушаю тебя»
«Я видел сейчас маму»
«Я знаю»
«Ты знаешь все мои сны?»
