— Я помню, — сказал Эноф. — Одна окаменелость была похожа на ногу носвера, превратившегося в камень. Но как может носвер превратиться в камень?
«А вот для этого я должен прочесть целую лекцию», — подумал Фрэнк. Ладно, без рассказа о том, как «носвер превращается в камень», они пока обойдутся.
— Подумай, откуда тот камень, похожий на нос-вера?
— Ты нашел его совсем недалеко отсюда, насколько я помню, — ответил Эноф. — И что из того?
— Теперь подумай о другая ОКАМЕНЕЛОСТЬ.
— Причудливое существо? — Глазные стебли Энофа снова качнулись от смеха. — Оно выглядело как элок, только размером с бегунка. Даже отпочковавшиеся элоки крупнее раза в три.
— Нет такое животное сейчас, да? — спросил Фрэнк. Эноф сжал и разжал пальцы трех рук сразу — дескать, согласен. — Тогда тот камень, — продолжал геолог, — старый, старый, старый, да? Животное, как тот камень, сейчас нет, да? И откуда тот камень?
Эноф указал одной из рук на место, расположенное чуть повыше того, где он вел с человеком «научную дискуссию», и вдруг обернул к Фрэнку сразу четыре глазных стебля. Геолог улыбнулся; до сих пор ни один минервитянин не выказывал ему такого уважения. Он также понял, что Эноф далеко не дурак, если сумел сделать правильный вывод на основе полученной от человека информации.
— У вас, человеков, странные понятия, — задумчиво обронил самец, — но конкретно это понятие кажется мне верным. Хотя кто бы мог подумать, что камни имеют возраст? И какой вам смысл знать об этом?
«Говорит, будто конгрессмен, собирающийся проголосовать против ассигнований на научно-исследовательские работы», — неприязненно подумал Фрэнк.
— Чем больше ты знать, тем больше ты можешь находить, — терпеливо ответил геолог. — Если ты ничего не знать, как ты можешь найти что-нибудь? Я знать одну вещь: этот большой камень, — он указал на валун, лежавший неподалеку, — приходить оттуда, сверху. — Фрэнк указал примерно туда, где он нашел более древнюю окаменелость.
Если бы минервитяне имели привычку подпрыгивать от удивления, то Эноф наверняка сделал бы сейчас это.
— Как ты узнал? Я помогал его двигать, когда мы укрепляли мост, ведущий на скармерскую сторону ущелья. До чего же трудная была работа!
Только после того, как Эноф повторил эту фразу несколько раз, сопроводив ее выразительными жестами, Фрэнк удостоверился, что не ослышался — самец говорил именно о мосте.
— Где мост сейчас? — спросил геолог. — Я не видеть.
В ответ все стоявшие рядом минервитяне резко отвели свои глазные стебли прочь от западной стороны каньона, но выпустили в том направлении когти рук; причем каждый старался выпустить свои как можно длиннее. Тела аборигенов окрасились в ярко-желтый — цвет гнева.
— Глупые скармеры хотели перебраться на эту сторону Ущелья Эрвис и отнять у нас наши земли и наших самок, — злобно проговорил Эноф. — Мы обрезали мост. Как скармеры намереваются пересечь ущелье без него, я сказать не могу.
— Любой, кто обладает хотя бы разумом самки, понимает, что это невозможно, — заметил самец, стоявший рядом. Все остальные выразили свое согласие громкими одобрительными криками.
Присмотревшись, Фрэнк разглядел сквозь дымку утреннего тумана очертания западной— стороны каньона. Далеко, но не слишком. Интересно, есть ли в минервитянском словаре понятие «вторжение»? Вряд ли. Фрэнк снова посмотрел на запад. Как и Эноф, он не представлял себе, каким образом скармеры могли бы перебраться на эту сторону каньона, если здешние жители намерены в случае чего дать им вооруженный отпор и, разумеется, не дадут врагам никакого шанса построить новый мост.
— Они говорят, что делать это? — спросил геолог.
— Скармеры говорят много глупых вещей, — презрительно обронил Эноф. — Думаю, глупость заложена в них со времен первого почкования. Они не смогут перебраться сюда.
— Я надеяться, ты прав, — ответил Фрэнк, вспомнив где-то прочитанную или услышанную им старую притчу: «Сынок, если в баре к тебе подсядет человек и предложит заключить пари на то, что сейчас из карточной колоды выскочит валет пик и плюнет тебе яблочным сидром в ухо, пошли его со своим пари подальше. Иначе дело кончится тем, что ты выйдешь из бара с ухом, полным этого чертова сидра».
Фрэнк фыркнул, представив себе, какое веселье вызвала бы у минервитян его история, сумей он перевести ее на их язык. Переводить геолог, конечно, не стал, но спросил:
— Вы наблюдать… э-э… за скармерской стороной ущелья, чтобы знать, что скармеры не прийти?
— Естественно, наблюдаем, — подтвердил Эноф. — Пустая трата времени, но мы все же наблюдаем — согласно приказу хозяина владения. Он предпочитает не рисковать по той же причине, по которой ты так тщательно проверяешь свою веревку.
— Спасибо, — поблагодарил Фрэнк; примененное минервитянином сравнение с отцом их клана польстило ему. Геолог еще несколько раз дернул веревку, хотя уже убедился, что привязал ее достаточно прочно, и начал осторожно спускаться. Стена каньона пока еще не была строго вертикальной, так что ему не приходилось ежесекундно отыскивать опоры для рук и ног и он мог себе позволить поразмышлять об услышанном от Энофа.
Похоже, минервитянин прав, когда говорит, что всерьез опасаться нашествия нечего. Каньон Йотун — непреодолимое препятствие теперь, после уничтожения моста. Стало быть, враждебно настроенные соседи не могут напасть на омало внезапно.
— По крайней мере, до тех пор, пока скармеры не придумают какого-нибудь принципиально нового способа перебраться через бездну, — пробормотал Фрэнк и решил непременно рассказать обо всем Ирву… ну и Эллиоту Брэггу, разумеется. Оценка потенциальной угрозы — одна из основных обязанностей командира межпланетной экспедиции.
По мере спуска геолог все больше сосредоточивался на своей работе, внимательно осматривая стену каньона, на которой он казался себе крошечным муравьем, откусывающим кусочки от колоссального слоеного пирога.
С геологической точки зрения стена каньона представляла собой наслоение песчаника, перемежаемого обломочными горными породами, с редкими тонкими слоями пород вулканического происхождения. Последние вызывали у Фрэнка особое воодушевление — посредством калийно-аргонового анализа он мог с почти абсолютной точностью определить время их возникновения. С другой стороны, обломочные горные породы могли оказаться даже более впечатляющими, нежели гранит или базальт. Размеры обломков, вросших в песчаную матрицу, варьировались от мелких вкраплений величиной с горошинку до громадных, покрупнее автобуса «Фольксваген», камней. Бурные потоки талой воды, устремлявшиеся вниз с глетчеров, увлекали за собой все, что попадалось на их пути.
