«Что же будет, если он не сумеет разбудить детей?..»
– Ты говоришь так, словно…
– Да, – перебил грешник, и его правая рука дернулась, сжалась в кулак. – Я отлично знаю, какой бывает людская благодарность.
Ошеломленная Фиоре некоторое время молча шла вперед, глядя только себе под ноги, а потом подняла голову и встретилась взглядом с Клефтоном. Портной, у которого в клиентах ходила едва ли не половина предместья, стоял у входа в свою лавку, сложив руки на груди. Худой и длинноногий, с большими очками на носу, он напоминал ожившие ножницы. Наяву отношения с этим соседом у Фиоре были неплохие, хоть Клефтон и слегка злился на нее за пренебрежение его профессиональными услугами.
Она кивнула, приветствуя портного; тот кивнул в ответ.
Толстые стекла очков поймали солнечный луч и вспыхнули – колюче, зловеще…
– Вот этот человек, к примеру, очень осторожен, – вполголоса сказал Теймар, когда они миновали лавку Клефтона. – Он ни за что не станет гнаться за мной, угрожая смертью, и уж тем более не отважится принять участие в… э-э… моей казни. Но вот помочь другим, более смелым и безрассудным, сумеет легко. Главное, чтобы при этом не пострадала его репутация.
– Я как-то в нави заглянула в его окно, – отрешенно проговорила Фиоре.
– И что увидела? Вероятно, воплощение некоей чувственной фантазии…
Она вспыхнула: Теймар почти угадал, до правильного ответа оставалось совсем чуть-чуть. В ту ночь дом Клефтона превратился в роскошные покои, сплошь задрапированные пурпурной тканью, а сам хозяин предавался любви с двумя девушками.
У обеих было ее лицо.
Об этой истории знал только Кьяран, и случившееся его очень обеспокоило. «Возвращайся ко мне домой, – встревоженно проговорил он. – С Солой как-нибудь разберусь!» Фиоре, собравшись с духом, отказалась, и теперь было странно вспоминать, что она сказала опекуну почти те же слова, которые только что произнес Теймар: «Клефтон не сделает ничего такого, что могло бы навредить его репутации. И, в конце концов, ты и сам знаешь – навь и явь никогда не пересекаются!»
Кьяран согласился, но как-то погрустнел…
– Если ночь за ночью повторяется одно и то же, – задумчиво произнес грешник, – то даже самый сладкий сон рано или поздно превратится в кошмар. Думаю, этот человек ждет наступления темноты со страхом. Скажи, а какие еще желания твоих знакомых исполнялись в нави?
Фиоре, радуясь возможности сменить тему, принялась рассказывать все, что ей было известно.
Она поведала Теймару о Мелии Рельмо, которая наяву столь тщательно следила за своей талией, что ее самая обильная трапеза едва ли смогла бы насытить котенка; в нави Мелия до самого рассвета поглощала фаршированных индеек, свиные окорока и пироги с рубленой печенкой, запивая все это пивом. Днем она была изящной женщиной с печальным и слегка голодным взглядом, а в царстве снов превращалась в необъятную толстуху…
Она рассказала о Джареде, торговце фарфором: однажды молодой и неопытный приказчик, лишь накануне поступивший на работу в его лавку, неудачно повернулся и задел плечом одну из полок. Крепление оказалось слабым, полка упала; четыре дорогих блюда, покрытые изящной росписью – одно из них делала сама Фиоре, – разлетелись на мелкие черепки. Джаред в сердцах схватил единственное уцелевшее блюдо и, разбив его о голову незадачливого помощника, выколол тому глаз осколком. Суд оправдал торговца, решив, что это была случайность, но с тех пор Джаред каждую ночь разбивал весь свой фарфор о собственную голову – до тех пор, пока его лицо не превращалось в кровавое месиво…
Вспомнила Фиоре и об Эльере, хотя с ним ей доводилось встречаться в нави всего один раз. Воспоминания об этой встрече были до сих пор свежи и заставляли ее трепетать от ужаса.
– Уж не знаю, каким тебе показался Эльер… Он неплохой человек, но вместе с тем и настоящий торговец, деляга – выгоду свою знает и не упустит. Когда надо, умеет расположить к себе собеседника, может даже золотые горы наобещать, и все же он необычайно скупой. Три года назад скупость сыграла с ним злую шутку: когда его жена заболела, аптекарь сказал, что за нужным лекарством надо слать в Раллиген – как раз на следующий день была назначена встреча с торговцами у Северных ворот. Эльер заявил, что это будет стоить слишком дорого, а раз никому больше в Эйламе такое лекарство не понадобилось, значит, его жену можно вылечить чем-то другим. В общем, она умерла.
– И с тех пор по ночам он заболевает сам?
– Нет… – Фиоре вздохнула. – По ночам любая вещь, к которой Эльер прикоснется, превращается в золото. Я покажу тебе его дом – он сияет от порога до верхушки дымовой трубы так, что смотреть больно.
– А если он коснется человека или дьюса?
– Дьюсам это нипочем, – ответила она. – Человек же… сам увидишь.
Он кивнул, и Фиоре продолжила рассказ.
Незаметно они миновали предместье Мастеровых и оказались в одном из заброшенных кварталов. Здесь было тихо и пустынно: вдоль мостовой, покрытой глубокими трещинами, располагались руины некогда прекрасных домов, полных жизни, света и тепла. Кое-где над развалинами дрожал воздух, рождая очертания построек, находившихся здесь пятнадцать лет назад, но это были лишь призраки дьюсов, а не сами домашние духи.
– Там кто-то есть, – вдруг сказал грешник, останавливаясь. Он предостерегающе поднял руку, отчего рукав соскользнул почти до локтя; Фиоре увидела, что левое предплечье ее спутника обмотано кожаным ремнем с затейливым узором и застежкой в виде змеиной головы. Мельком взглянув на его правую руку, она обнаружила такое же странное украшение.
– Ты слышишь?
– Здесь нет людей, – сказала она. – Только тени и те, кто потерял своего волка.
– Тени передвигаются бесшумно, я полагаю… – проговорил он.
Миг спустя Фиоре услышала звук, встревоживший грешника: это были шаги. «Уж лучше бы призрак, – подумала она, вздыхая. – Или кто-нибудь живой».
Из-за угла показался старик и пересек улицу, не обратив никакого внимания на двоих прохожих. Одетый в какие-то жалкие лохмотья, очень худой, с давно не чесанными волосами и всклокоченной бородой, он походил на обычного бродягу, если бы не отрешенный взгляд без малейшего проблеска разума – взгляд куклы, а не человека.
– Эй! – крикнул Теймар. Старик не услышал. – Эй, постой!
– Не надо… – Фиоре еле успела схватить грешника за локоть. – Не ходи за ним.
– Почему?
– Тот волк, о котором я говорила в нави… – Она замялась, подыскивая слова. – Это такая сущность, которая живет в каждом человеке. Живет и постепенно растет, питаясь ненавистью и злостью. Иногда она вырывается на волю, и тогда в нави человек умирает страшной смертью, а наяву – теряет желание жить. Эти несчастные уходят из дома, как бы родственники ни старались их удержать, и какое-то время обитают здесь, потому что не могут покинуть пределы Эйлама…
