Слова были стары - песню пели кузнецы его касты уже не первый век. Отец рассказывал, её сочинили почти триста лет назад кузнецы из Старого Энгольда, взятого Харваном Основателем: тогда они отказались признать правителем пришедшего из-за моря убийцу, и пришлось уходить на север, не оглядываясь на зарево Кузнечного квартала. Харван не расстроился: навёз недоучек, изгнанных из своих краёв за преступления, они и стали столичными оружейниками. А те, кто когда-то ковали бесподобные мечи, по слухам, не из стали даже, а из никарра, нашли приют в Валлее, тогда ещё не ставшем столицей имперской субы... С тех пор прошло три века - но кузнецы помнят. Может, именно поэтому многие из них в этой войне приняли сторону алков?
- Ты знаешь нашу песню? - раздался голос за спиной. Барген вздрогнул, и чуть не соскользнул с фальшборта в море, удержавшись в последний момент. Поглощённый своими мыслями и пением, он и не заметил, как подошёл капитан.
- Вы ошиблись, почтенный. Это наша песня. Когда-то нашу касту изгнали из столицы... Это случилось при Харване Основателе...
- Это ты ошибаешься, парень, - покачал головой Меситор. - Её пели наши, после того, как Хостен Старый взял Лакхни. Когда-то мы, парень, владели этой крепостью... И вновь овладеем - и ей, и столицей Сколена!
Барген подозревал, что алки переняли песню от изгнанных Харваном столичных оружейников: Хостен Старый жил почти на век позже. Но стоит ли настаивать, рискуя поссориться с капитаном? Наверное, не стоит. Так что пусть верит, что это алкская песня. От этого ему не жарко и не холодно.
- Ну, да ладно, парень, - примирительно произнёс капитан. - У нас и сегодня хватает трудностей, чтобы ломать голову над прошлым.
А вот с этим Барген был полностью согласен. Он чуть подвинулся, давая капитану сесть рядом и подставить лицо под солёные брызги. Некоторое время оба молчали, и Барген уже решил, что капитан полностью погрузился в свои воспоминания. Но, оказывается, тот ни на миг не утрачивал бдительность:
- Не нравится мне это, - буркнул капитан. Коренастый, загорелый до такой степени, что казался почти чёрным, алк пристально вглядывался в горизонт. С его смуглой кожей контрастировали выгоревшие на солнце волосы и такая же полинявшая серая рубаха. - Эй, Яльмар, тебя там для чего посадили? Заснул, что ли, на солнышке?!
Вперёдсмотрящий очумело вертел головой. Он и правда разомлел под жарким, как порой бывает в самом конце лета, солнцем. Но недаром же в "вороньем гнезде" оставляли самого зоркого и внимательного. Сверху донёсся юношеский голос:
- Парус на горизонте! А вон второй...
- Наши? - поднявшись с нагретого солнцем дерева, спросил Барген.
Капитан смерил юного сколенца неприязненным взглядом, и Баргену вновь вспомнились обидные слова пленника. Доля правоты в них есть - ну, так не алкам он служит, а Амори - истинному Харваниду и будущему Императору. Харванид - не алк.
- Надеюсь, что да. Но кроме алков тут могут быть и хэйгарцы, и гевинцы, и даже хеодриты. У тебя меч есть? Приготовь его. Мало ли что.
А алка наверняка назвал бы по имени, обратился на "вы", да ещё добавил бы непременное "катэ"... Сейчас Барген почти хотел, чтобы кто-то из алков поднял бы мятеж против короля. С каким бы удовольствием он резал бы этих чванливых уродов, повинуясь приказу Амори Харванида... Ничего, сколенцы тоже пойдут. Когда дело будет сделано, Амори не останется в долгу.
- Хэйгарцы! - когда паруса на горизонте уже были видны и с палубы, крикнул вперёдсмотрящий. - Я узнал левое судно - это "Ласточка севера"!
- Плохо дело, Меситор-катэ, - произнёс капитан подошедшему воину. - "Ласточка" состояла во флотилии принца Алкина. Там, в гавани, её и захватили... Таран у "Ласточки" что надо, проткнёт от борта до борта. А вон то судно, с синим парусом - "Разрушитель". Он опаснее всего - судно построили ещё при Империи, насколько помню, там на борту стояли две катапульты. А у нас только лучники...
- А воинов там много?
- На каждой их галере не меньше, чем на нашей. Если подойдут не одновременно, шанс отбиться есть, но если возьмут на абордаж вместе...
- Значит, надо подловить сперва одних, а потом и других, - предложил Меситор. - Сначала этого, с катапультами. Нельзя показывать спину сколенским свиньям.
- А если второй корабль успеет подойти, Меситор-катэ?
- Он прав, уважаемый, - вмешался Барген. - Не стоит рисковать без пользы для дела. Уходим...
- Барген, тебя кто...
- Не повторяйте мою ошибку, Меситор-катэ, - перебил Барген. Фраза, вежливая по форме, прозвучала как изощрённое издевательство. - И за последствия ответите вы же.
Алк стиснул зубы. Но уже в следующий миг понял правоту Баргена. Что ни говори, а попасть к сколенцам в плен очень не хотелось. А уж сорвать какой-то замысел короля...
- Уговорил, - процедил он. - Капитан, вёсла в воду. Уходим.
- Парус?
- Оставьте. Надо выжать из этой лоханки всё, что можно.
- Ветер не попутный, идти придётся галсами.
- Тогда только на вёслах.
- Яльмар! - отдал команду капитан. - Следи за ними, что-то изменится - немедленно говори. Хелфдин, - это уже к барабанщику. - Сигнал: парус опустить, вёсла в воду, курс юго-юго-запад!
Матросы забегали, засуетились, Барген с тоской подумал, что пленник наверняка тоже услышал команды и топот. Наверняка уже радуется, Ирлифово отродье, что свобода близко. А вот хрен тебе, а не свобода. Будешь сидеть, как миленький, до самого Нижего Сколена. Вёсла слитно плюхнулись в воду, вспенили её, образовав множество мелких водоворотов. Небольшая, но стремительная боевая галера быстро набирала ход, парус несколько раз хлопнул на ветру - и безвольно обвис. Увы, сколенские корабли не отставали. Там тоже были не дураки, они понимали, что здесь, поблизости от Алкрифа, вражеский корабль может вызвать подмогу. И тогда уже кораблям мятежников придётся принимать бой с целой эскадрой. Теперь, пять лет спустя после восстания на Гевине, алки время зря не теряют.
Согнанный немолодым бородатым матросом с носа, Барген отправился в свою каюту. Он - не моряк, на палубе он будет только мешаться. Корабль, словно живой, кряхтел и поскрипывал рангоутами, паруса то надувались, то обвисали, хлопая о мачту, хрипло дышали выкладывавшиеся до конца гребцы - наверняка алки им рассказали про гевинцев что-нибудь страшное. Но эти звуки заглушала чёткая барабанная дробь и дружный плеск вёсел. Словно гигантская водомерка, галера летела по волнам. Барген не мог оценить мастерства экипажа, что шёл едва ли не против ветра - но чувствовал, как сильно разогналось судно. Стоит приоткрыть дверь палубы, и в неё врывается упругий, окрепший ветер.
