— Знаешь, что я думаю? — сказал Поттер, когда мы шли от дома к поселку магглов, расположенному дальше на побережье. — Знаешь, почему он получился таким странным… я бы даже сказал, забавным?
— Нет, не знаю, — на всякий случай ответил я.
— Потому что ты нарисовал его углем. Если б ты выбрал краски, он был бы больше похож.
— То есть ты находишь его недостаточно зловещим?
Гарри хмыкнул.
— Когда он на нас разозлился, я, честно говоря, подумал, что портрет действительно может как‑то влиять на наш мир. Наверное, он решил, что мы знаем, где его тело, и просто хотим поиздеваться… Типичная логика Волдеморта.
— Ради этого я бы не стал стараться. Но в тот момент он действительно был почти настоящим — в отличие от того, каким стал потом. Кстати, что мы будем делать с его телом?
— Представления не имею, что ты вообще собираешься делать, когда его найдешь.
— Я же говорил — старая добрая некромантия. В идеале хорошо бы иметь живого медиума…
— Теперь понятно, зачем я тебе понадобился.
— Какой ты проницательный…
Решив дождаться результатов моей работы с Бруствером, Гарри обещал ничего не предпринимать, и мы расстались. Колдовской Лондон все еще гулял; обычно праздники растягивались на три–четыре дня. Несмотря на усталость, спать я не хотел, выспавшись днем. Еще раз перекусив, я забрался на кровать и включил планшет, чтобы проверить почту и посмотреть последние новости. Замерзшая Мадими устроилась у меня на животе. Она молчала до тех пор, пока я не поинтересовался ее впечатлением от встречи.
— Если б я понимала, о чем вы говорите, — ответила Мадими, — а так… все вы были не слишком искренними, а твой рисунок еще и напуган.
— Напуган? — удивился я. — Чего же ему бояться?
— Поначалу он не боялся, а потом куда‑то ушел и вернулся уже другим.
— Другим — в смысле испуганным? Я не заметил.
— Это не тот страх, который можно прочесть на лице. Может, он там что‑то увидел?
— Или наоборот, не увидел ничего, — пробормотал я. — Это тоже бывает страшно.
Мадими молчала. За годы, проведенные в моей компании, она научилась распознавать человеческие эмоции, пройдя специальный курс, какой проходит любое магическое существо, решившее не просто жить вместе с легионером, но помогать ему в службе, однако объяснить их могла не всегда, имея иную эмоциональную природу и, вероятно, не понимая, как можно бояться, если ничего нет.
Рано утром мне позвонил Фудзивара.
— Сэр, мы нашли кое‑что интересное. Сможете пойти сегодня с нами?
— Конечно. Когда вы будете у школы?
— В восемь.
— Тогда встретимся там.
Через час у открытых ворот в Хогвартс я обнаружил всю команду. Фудзивара негромко разговаривал с Хагридом. Неподалеку стоял Кремер в Темных Очках. Хотя половины его лица не было видно, мне показалось, что на лесника он смотрит неодобрительно.
— А вот и Линг! — обрадовался Хагрид. Мы поздоровались и под бдительным оком Кремера направились к лесу.
— Значит, дело сделано, и лес за рекой открыт, — с воодушевлением сказал Хагрид.
— Пока нет, — Фудзивара покачал головой. — Мы планируем закончить завтра, а кентавры не снимут защиту еще неделю, чтобы убедиться наверняка.
— Они с вами общались? — поинтересовался я.
— Ходит там один… — хмыкнул Фудзивара. — Только его и видели.
— Кентавры сейчас на западной границе, — объяснил Хагрид. — Сюда они теперь редко заходят — ведь во что лес превратился из‑за этой заразы — вся живность разбежалась…
— А потепление как‑то связано с зеленушками? — спросил я.
— Нет, — ответил легионер. — Это чары кентавров, и пока они не снимут барьер, там будет тепло.
Хагрид проводил нас до опушки и вернулся в хижину. Мы углубились в лес, и Фудзивара начал рассказывать, как им здесь работалось.
— Кстати, — сказал он, когда температура начала повышаться, а выпавший ночью снег — постепенно исчезать. — Взгляните‑ка.
Он протянул мне колдографию. Сперва я не понял, что на ней изображено, где у нее верх, где низ. Наконец, я разглядел нечто, наполовину скрытое в кустах среди густой листвы, похожее на зеленый холм.
— И что это? — спросил я, повертев в руках снимок.
— Акромантулы, о которых вы нас предупреждали, — усмехнулся Фудзивара.
— Акромантулы? — удивился я, пытаясь разобрать, где здесь паук.
— Сейчас сами посмотрите, — все с той же усмешкой сказал легионер. К этому времени мы уже спускались по склону холма.
На первый взгляд лес по ту сторону реки не изменился, оставаясь все таким же зеленым, однако насекомых, тучей роившихся среди деревьев, теперь не было. Мы перешли на другой берег, и я немедленно стащил с себя куртку — температура стояла летняя.
Теперь Фудзивара молчал, глядя по сторонам; остальные легионеры рассосредоточились и шли группами — двое впереди, двое чуть сзади. Лес тихо шумел, по листьям стучали мелкие капли дождя, а я пытался представить, что же такое Фудзивара собирается мне показать. Неужели я притащился сюда ради акромантул?.. Словно услышав мои мысли, Фудзивара воскликнул:
— Вон, вон, смотрите! — и указал на кустарник по левую руку от нас.
Ветви кустов шевелились отнюдь не от ветра — казалось, кто‑то движется в густых зарослях и скоро покажется на глаза. Действительно, через десяток секунд в траву выползло нечто круглое, зеленое, подобное тому, что изображалось на колдографии Фудзивары. Оказавшись на открытом месте, оно замерло и в тот же миг слилось с травой.
— Подойдем, — предложил легионер и направился вперед; я последовал за ним, очень надеясь, что мои предположения ошибочны. Увы, зеленый ползающий шар действительно оказался акромантулом.
Мы встали почти рядом, стараясь не наступить на подобравшиеся ноги, такие же зеленые, поросшие мелкими растениями и мхами, как и корпус паука. Черные глаза были почти не видны за свисающей растительностью; к тому же, прикрывающие их полупрозрачные веки лишали глаза блеска.
— Вот что бывает, когда пища сама летит в рот, — нравоучительно сказал Фудзивара.
— Но они же хищники, они ловили крупную добычу! — Я покачал головой, не желая верить, что потомство Арагога имеет теперь столь плачевный вид. Легионер ответил:
— Остается надеяться, что хотя бы кто‑то из них сможет вернуться к прежнему образу жизни, иначе им крышка.
Я вспомнил слова кентавра, будто некоторые пауки покидали этот пищевой рай, и если так, для них еще оставалась надежда.
Акромантул лежал неподвижно, словно камень, поросший мхом, и я не был уверен, что в таком состоянии он может говорить. Оставив его, мы продолжили путь. Увиденное меня расстроило: боевые создания, опасные охотники, некогда последователи Волдеморта, пауки превратились в замшелое ничтожество, разучившееся ходить из‑за обилия пищи… Что ж, по крайней мере, Фудзивара собирался показать мне что‑то другое — возможно, не столь печальное и наводящее на неприятные ассоциации, как зеленый ползающий акромантул.
