— Черный пепел Карин был развеян ветрами — Ольге не вышло и года. Может, потому я и люблю Олю, как дочь. Но у меня своя семья! Я выполнил волю жрецов и завет Сварожича!
— Неподходящее имя — Карин! И дав его девочке, волхвы заранее определили ей судьбу. Карна — богиня скорби. Странное вершат боги в мире этом, — согласился с ним словен.
Он прикинул, и оказалось, что Ольге девятнадцать.
— Говорят, была одна женка в Ромейской земле. Она своего мужика ждала не десяток весен, а целых двадцать. Врут, наверное. Нет такой бабы, чтобы двадцать лет без мужика обходилась. Ровно столько же было и моей Карин, когда мы расстались, — угадал Волах его мысли: — Но еще я тебе вот что скажу. Всех женщин можно разделить просто. Есть откровенные дуры. Есть гулящие. Есть такие, к которым не приведите боги попасть под сапожок, и есть особенные, таких мало. Это не мешает той, кого мы, пьяные от любви, наивно превозносим и называем ладой, превратиться либо в стерву, либо в дуру.
— Но это также не мешает дурам и стервам поумнеть, а шлюхам насытиться, — возразил Ругивлад.
— Долго же будешь ждать. Мой тебе совет: выбирай дуру или шлюху, и оставь даже мысль о дочери жупана!
«Ага! Вот, стало быть, ты о чем!» — смекнул молодой волхв.
— Вы друг другу не пара, — продолжал воевода. — Мало ли других? Так ты всегда будешь умным рядом с дурой и не умрешь от предательства гулящей девки, ибо знаешь, кто она есть на самом деле.
— Но отдать ее Дороху? — прошипел словен сквозь зубы.
— Этот молокосос злит и меня. Но брак их укрепит единство племени. Жупан Домагоща породнится с главою глав Буревидом! Будет помощь против печенегов да киян.
Дорох! Словен живо представил чернявого, гладко выбритого на манер киянина, соперника. Ну нет! Только не этот! Буревидова отпрыска побаивались и порой спускали ему с рук вольности, за которые другого парня высекли бы прилюдно.
— Такой брак сделает ее несчастной! Волах! Это желание главы, да? Это он прислал тебя говорить?
Старый витязь отвернулся.
— Никакой помощи вы от Буревида не получите — разве не ясно! — попытался убедить он воеводу. — Кто собирал с вятичей дань в угоду Киеву? Буревид! А разве вас победили хоть раз в открытом бою? Что-то не слышал об этом. Нет! Ни Олег, ни Святослав, ни Владимир. Все они договаривались с главою глав!
— Худой мир лучше доброй войны, — возразил ему Волах.
— Владимир хитер и опасен. Если какая-то мысль, даже самая невероятная вдруг засела у него в голове — этот князь горы свернет, да не своими руками. Ныне он собирает земли Киявии. Владимир не полезет в ваши леса, хватило и прошлого похода. Неохота ему снова грязь на болотах месить. Но вот печенега натравит — и никуда не денетесь, пойдете в Киявию на поклон.
— Все равно. Что такое счастье девицы рядом с благополучием рода? — упрямствовал воевода.
— А сказал, «не чаешь в ней души»!
— И еще раз повторю. Ты бы лучше к Медведихе пригляделся. Вот хозяйка так хозяйка! Или стара для тебя?
— Ну и шутки! Она ж меня раздавит. Да и мужика своего все еще ждет и ждать будет, думаю, до смерти, не в пример некоторым. Несчастная она баба.
Он живо представил ее себе, высокую, с пухлыми ручищами, румяную, раскрасневшуюся на морозе. Такая, как говорится, коня на скаку остановит… Да что коня? Неспроста Медведихой кличут.
— Вам, молодым, худышек подавай… Вон, Млада — еще не так толста, и глаз на тебя положила, — подначивал словена Волах.
То была единственная подруга Ольги и даже какая-то отдаленная родня. Но глупа, ох, и глупа девица! Смешлива да говорлива не в меру. И что такое это «не толста еще» в сравнении с гибким станом дочери жупана?
— Пока у меня два кровника на Белом свете, мне с бабами нельзя знаться! Зарок дал! — попытался отшутиться словен.
— Ладно! Считай, не получился у нас разговор! — сдался воевода и зашагал прочь.
На следующий же день, выгадав свободные часы, словен поспешил к месту долгожданного свидания. Путь пролегал близ моста чрез речушку, что несла прозрачные воды в саму Оку. Еще только заслышав плеск, Ругивлад ощутил знакомый холодок за спиной. Он мигом выхватил меч. Руны отливали ярким зеленым огнем.
— Чего прятаться-то? Портки не отсыреют?
Из-под моста вылезли трое. Он тут же узнал первого. Радогощинцы! Все не терпится свести счеты!
Вятич, одетый в броню, держал неизменную секиру. Других он доселе не видел, не иначе — свежее пополнение. Один сжимал обеими ладонями рукоять большого топора. Второй вовсе был в маске и оружия не доставал, хотя за спиной торчали целых две рукояти.
Воин с топором сделал стремительный рывок, обогнав соратников. Словен попятился, держа всех противников в поле зрения.
Ругивлад знал — глупо размениваться на мощные, рубящие удары сплеча, если в руках полуторник. Это требует и усилий, и, главное, — времени. То, как словен держал меч, обмануло бы кого угодно. Враг принял его открытую стойку за неуверенность. Топор свистел справа и слева, но Ругивлад держался на безопасном расстоянии и в ближний бой не лез.
Рьяный воин напирал, его противник уворачивался, ускользал, не нанося ни единого удара. Внезапно, коварный клинок ринулся снизу верх. Седовласов металл рассек кожи и пластины, точно масло. Искоса прорубил ребра и выглянул наружу со спины. По инерции воин обрушил на противника еще один удар топором, но то было предсмертное рвение. Ругивлад легко ушел в сторону. Одновременно извлекая меч из оседающего тела, он устремил клинок на подоспевшего секироносца.
В следующее же мгновение холодное железо нашло поживу. С быстротой молнии неудержимый клинок полоснул налетевшего врага. Вятич рухнул с перебитой ключицей, роняя оружие. Ругивлад мигом отпихнул секиру ногой, чтобы тот не перехватил левой. Круто развернулся, углядывая последнего из наемников.
Но третий, тот был в маске и казался во сто раз опаснее прежних противников. Боец с двумя клинками был сравнительно невысок. Он не вступал в схватку, а только наблюдал. Словен поманил его рукой, но вятич не принял приглашения, и поднявшись на мост, как ни в чем не бывало, зашагал на ту сторону.
— Догнать бы, прах Чернобога!
Хриплое дыхание выдало врага. Левой он работал не хуже, чем правой. Ругивлад ловко принял на меч страшный по силе удар секиры. Не будь колдовским, меч словена неминуемо преломился бы! Волхв рухнул на колено, нанося свой.
Смазанное движение железа пропороло живот, кишки выпали на траву. Следом рухнуло и тело.
— Скверно, приятель! Очень скверно! — заметил Ругивлад, вытирая лезвие о рубаху наемника.
