«Спас — значит, уже не убьёт. А если всё же убьёт? — Тем лучше».
— Господин! — тихонько окликнула Лира, выйдя из комнаты. Крикнула — и испуганно вздохнула. Темнота коридора зашевелилась, Первый забормотал:
— Я голоден. Мне нужна моя жизнь, МНЕ НУЖНА МОЯ ЖИЗНЬ!
— Господин, — Лира осеклась. Первый стоял перед ней. Его глаза были странны: черны, хотя Лира помнила, прежде их затягивал белый туман.
— Что? Ты — дашь мне мою жизнь?!
— На мне долг жизни. Я выполню всё, что вы прикажете, Господин.
Первый не удостоил её ответом, он глянул на девушку последний раз и понёсся к выходу из подземелья. Красная мантия трепетала, точно под ней помещались крылья. А Лира долго ещё стояла в коридоре, не в силах пошевелиться. Она успела заглянуть в черные глаза Первого, и это была чернота пепла. Первый вампир был не более чем оболочкой. Внутри же всё было сожжено.
— Калери, не помню, спрашивала или нет… Как ты нашла Макту?
— Вы говорили, он охотится за Арденсами. Я стерегла его у дома Керте.
— Но зачем?!
— Если быть обращённой, так уж или — обращённой Владыкой вампиров, или — самим Первым! В вас — кровь Дэви, а мне достался Макта, — Калери с превосходством улыбнулась.
— Он обратил тебя?! Разве он ещё обращает вампирами?
Вампирша хихикнула:
— Он сказал мне почти то же: «Разве я обращал кого-то в последние двести лет?» А я сказала: «А разве это важно?» Теперь я сопровождаю его.
— Подруга? Любовница?
Калери усмехнулась:
— Вроде домашней кошки… Почему вы не кушаете?
Лира скривилась. Сидя на постели, она помешивала деревянной ложкой суп в миске:
— Он скис, твой суп. Вампирша поджала губы:
— Готовьте сами! У меня на вашу еду нет вкуса!
— Не обижайся. Мой бальный костюм цел?
— Та чёрно-багровая тряпка? Я её выбросила. Вот, есть платье.
С помощью Калери Лира оделась. Нижнее бельё — старое, застиранное и серое. Песочное в чёрную полоску платье, похоже, краденное, и без корсета болталось на исхудавшем теле. Ботинки были велики, на левом не хватало шнурка. Огородное пугало!
— Если пойдёте гулять, вот, накиньте, — Калери подала девушке меховую накидку. — Холодно. Снег ещё не сошёл.
— Я к Господину, — Лира с удовольствием проследила, как в глазах вампирши вспыхнул и потух ревнивый огонёк.
Макту Лира не стала искать. Он наугад двинулась коридором, полагая, что идёт вглубь бывших владений Кукловода. Калери сначала шла позади, потом крикнула что-то и отстала, потерялась. Лира не слушала её. Она даже не обернулась. Она уходила всё дальше и дальше, туда, где не было даже тусклого света факелов и свечей — в полную тьму.
«Тьма — это хорошо. Во тьме не видишь ничего, даже себя. И вина, и боль уходят, уходят… Но как избавиться от памяти, что услужливо подбрасывает образы, один другого горше?!»
Печальный образ Избранной не уходил. Да, Лита была здесь, тоненькая и светлая, как свечка.
«Прости, сестра».
«Я простила тебя, ещё когда кинжал был в моём сердце. И даже раньше — до того, как удар был нанесён. Я простила тебе всё, и прошедшее и грядущее, в час нашей первой встречи».
«О, я слишком знаю это, и от этого… хочется выть!»
Лира продолжала путь. Что-то было ещё в её несчастном прошлом. Что-то, ещё важнее, чем убитая сестра. Другое лицо, другая вина. Другая боль, ещё ужаснее раскаяния убийцы.
«Мне нужно поговорить с тобой. Я хочу рассказать тебе…» — но это недавно узнанное и извечно знакомое лицо искажено. Он видит только герб на её костюме: знак Владыки вампиров, и он не слушает её, врага. Он никогда её не услышит!
«Вампир… убийца!» — этот его вопль до сих пор звенит в ушах. О, только фатально невезучая Лира Диос могла влюбиться в фанатичного охотника… Влюбиться во врага!
Ульрик Корвус — вот это имя, которым, как щитом, Лира закрывалась от Владыки вампиров, проникшего в святая святых — её мысли! А, оказалось, охотник доверился ей. Да, он поверил врагу — и она жестоко обманула его доверие, убив Избранную. Ту, которую Ульрик клялся защищать.
«Где он сейчас? Ушёл с Бала вместе с Мирой?» — Лира хотела броситься за Калери, попросить у той газету: вдруг там было что-то и об Ульрике?! Но она только вяло дёрнулась, остановилась. А потом побрела дальше во тьму.
«Не поймёт. Не простит. Никогда, никогда! Ты такое — простила бы?!»
Лира снова остановилась, подняла голову к низкому потолку. Капли покатись по щекам — не слёзы, просто влага, сорвавшаяся с потолка.
«Простила бы, если б любила…»
Справа тянуло холодом. Там была какая-то ниша в стене коридора. Лира шагнула в неё — во всепоглощающую тьму.
— Ты пришла ко мне, дочь охотников? — голос раздался словно бы в её голове. Комната не была пустой. Здесь отдыхал Макта.
— Да, Господин, — вслух сказала Лира.
— Ты исцелена от вампиризма, у тебя другой господин теперь.
— Я… да… Нет! — бессвязно забормотала Лира. — Но я должна вам…
— Что?
— Жизнь.
— Не мне, только Избранной.
Девушка закрыла глаза, хотя всё равно вокруг не было ничего, кроме черноты.
— Тогда… ей я уже вернула этот долг.
— Убив?
— Освободив.
— Тогда и ты свободна, — равнодушно заключил невидимый Первый вампир. — Ты хочешь уйти?
— Я хочу умереть.
Макта приблизился, Лира поняла это по шелесту одежды и лёгкому ветерку.
— Инструмент, выполнивший свою работу — вот, кто ты, — также бесстрастно заключил он: — Так ведь, Лира?
Лира потрясённо молчала. Фразу об «инструменте» Макта, несомненно, выудил из её памяти! Так Лиру назвала когда-то вампирская пророчица Кларисса! Как странно, что Лира совсем забыла о её страшном предсказании: «Тебе не дано самой выбирать судьбу. Ты — инструмент!» А ведь оно страшным клеймом горело на её щеках все годы с Владыкой! Неужели Избранная исцелила её и от чёрной судьбы?
«Голос Бездны», — всплыло вдруг в памяти. Да, вот ещё одно имя Лиры Диос! Глашатай Бездны! Как она сумела забыть эти важнейшие слова, единственные, отражавшие её суть на протяжении пятнадцати лет? Или это — ещё одно чудо Дара?
Вспышкой пронеслось в голове: «Прежде ведь она никогда не думала так! Она видела мир и себя совсем по-другому. Полно, да она ли это?!»
— Расскажи о Бездне, глашатай, — тихо предложил прочитавший её последние мысли Макта. Лира потрясённо вздохнула:
— Я не помню, Бездну Господин. То есть, я помню, но… уже не верю в неё! Не верю — значит, не знаю её! О-о!
— Ты исцелена, — Лира почувствовала его невидимую улыбку. — Очень хорошо. Твой разум — чистый лист. Пора начертать на нём новые письмена.
