— Что они здесь делают?
— Целест мой брат, — Элоиза все-таки выдернула руку. Рони шумно всхлипнул, будто от удара в диафрагму. Он завис между Целестом, Кассиусом и Элоизой, но не вполне понимал что происходит.
Элоиза была рядом. Где теперь?
— …А это его напарник. Иероним, — когда назвала по имени, он двинулся к ней и ткнулся лбом в плечо. — О Боже, Рони… — чуть не упал, когда Элоиза отодвинулась.
Кассиус изучал его и Целеста с откровенным любопытством. Целест сложил руки на груди — не собирался терпеть, что на него пялятся, словно на диковинного таракана. Мадагаскарского.
"Но Рони и правда странновато ведет себя", — нужно аккуратно утащить его. От этой камбалы пучеглазой.
"Прекрати". Кассиус не сделал им ничего плохого. И явно побаивается Магнитов. А его темно-серый с отливом костюм, расстегнутый и чуть примятый, следы помады на шее и мордашка истинной блондинки — не повод презирать.
— Очень приятно познакомиться, — сказал Кассиус. Он приобнял Элоизу. — Прошу извинить меня за тот выпад в Сенате, я… я не знал, что вы родственники…
— Ну да. Обычного Магнита надо шугать, словно блохастую шавку, — рявкнул Целест и вновь устыдился.
"Прекрати".
— Простите, — он прикусил язык в прямом смысле. Рот наполнился солью. — Я иногда болтаю ерунду.
Он протянул руку для рукопожатия. Оно оказалось вкрадчивым, словно Кассиус натянул (вельветовые) перчатки.
— Все в порядке. Рад знакомству, господин… Целест, — Кассиус быстро улыбнулся, — Ваша сестра — дивный цветок Виндикара, а вы, как я слышал, благороднейший из воинов.
"Я палач", — но ранку во рту дергало, и Целест смолчал.
— Мы пойдем. Эл, счастливо погулять вечером, — он подмигнул в своей обычной веселой манере — в конце концов, братская ревность — это глупо. Элоизе когда-то надо выходить замуж, почему бы и не за эту…
"Камбалу".
…вполне приличного молодого человека.
— Поймите правильно, у нас все серьезно, господин Целест, — продолжал Кассиус, на довольно пухлых щеках расплескался румянец. Целест отмахнулся. Сторожить со свечкой он определенно не намерен.
— Да я понял. Эл, про диски помнишь? В общем, мы на днях заглянем.
Кассиус обнял Элоизу, на черном фоне платья серый рукав и перламутровый маникюр казались бледнее луны в полуночном небе. Они неплохая пара, — Целест для верности сложил губы в улыбку еще раз.
— Договорились, — Элоиза собиралась нырнуть за татами с бумагой. И тогда Рони кинулся к ней, на полумиг Целест испугался — ударит ее, Кассиуса, будет драться до последнего, как бы смешно ни звучало.
— Элоиза. Нет. Элоиза, — в зрачках его вспыхивал и гас рубин, раскачивался и трепетал больным сердцем. Рони вцепился в предплечья девушки; чудилось — тянется к тонкой синеватой жилке под подбородком, жаждет перегрызть ее. Невысокий кругленький и забавный, сейчас он был страшен. Бешеная крыса опаснее волка.
— Элоиза. Умоляю. Элоиза.
Потом Кассиус ударил.
Пощечина заставила очнуться всех. Первого — Целеста.
— Рони, — он схватил напарника за шкирку. — …Мать твою.
Тот разжал пальцы; сведенные судорогой, они плохо гнулись. Чернильные рисунки на рваной бумажной двери плясали, Элоиза отряхивалась и почему-то разглаживала платье, а Кассиус выступил вперед.
— Я… не хотел, — черед Рони оправдываться. Он стер слюну с подбородка.
"Легко не отделается", мрачно подумал Целест.
— Я… я потратил слишком много… ресурса. Элоиза…
— Все. Довольно. Уходите. Ты. Уходи, — и они с Кассиусом исчезли за дверью. Вместо хлопка печально зашуршала бумага, разделяя Магнитов и людей.
*
Темнота в келье плотная, клейкая, словно отвар муки. Ее так и тянет выплеснуть за окно — пусть на головы случайным прохожим, зато прочь. Пока не задохнулся. По рукавам Целеста пробегали искры, но зажечь свет — электрический или собственный, он не решался.
В темноте — черные мысли.
О том, что бунтующих или обезумевших Магнитов подвергают эвтаназии. Это гуманная, милосердная мера — к счастью, крайне редкая. Из истории Эсколера Целест припоминал восстание Йоанхейма-воина и его невесты Лайлы-мистика; они решили, что хранители покоя и цивилизации достойны власти… а уничтожил их сам Совет Гомеопатов.
"Лишь бы Эл и Кассиус не вздумали…"
Неверно.
Они ничего не сделают. Элоиза не позволит.
Лишь бы Рони в самом деле не…
— Рони? — он решился позвать мистика. Тот лежал на спине с открытыми глазами, в "Вельвете" Целест сравнил их с жидким яичным белком, теперь — свернувшийся. Или тухлый. Если прикоснуться, глазные яблоки окажутся холодными и плотными.
"Он просто восстанавливает ресурс", — Целест подавил порыв вскочить и тормошить напарника. Целест успел обойти пол-Цитадели, за ужином наткнуться на неизбежных Тао и Ависа — они куда-то запропастились в клубе, но вернулись довольными, отвертеться от расспросов, выкурить полпачки сигарет, пытаясь сложить из сиренево-серого дыма портрет Верберы (она тоже знает? Эл рассказала ей? Что она делает сейчас), и теперь ждать рядом.
"Найти, что ли кого-нибудь… нет, не Ависа, к чертям эту парочку… Спросить, как долго мистики восстанавливаются?"
Целест потоптался на потертом половике около входа, зашнуровал кеды и вновь развязал узлы.
Рони сел на кровати, вытянув руки вперед, будто подражая вампирам из дурацких древних фильмов.
— Эй? — Целест коснулся дверной ручки. Бояться или радоваться? Все нормально или… или нет?
— Нормально. Только не… не кричи, — Рони принялся массировать глаза, надбровные дуги и лоб. Он словно страдал от похмелья. Целест облегченно засмеялся. Рядом с кроватью на тумбочке стоял графин и валялось несколько пластиковых стаканов. Целест протянул напарнику воду, тот жадно выхлебал до дна.
— Чего на тебя нашло в "Вельвете"?
— Ресурс. Я был… прозрачным, — Рони смял пластиковый стаканчик. Хрупкий треск напомнил о раздавленных жуках; это был неприятный, омерзительный звук, Целеста передернуло.
— Прозрачным?
Он сел рядом.
— Да. Элоиза… — губы Рони дернулись, — ты ведь знаешь, что я…
"Влюблен с первого взгляда? Знаю. Последняя виндикарская шавка догадалась бы".
Он кивнул. Наполнил водой еще один стакан, и пронаблюдал, как его постигла судьба первого; раздавленный пластик наслаивался на кровати, словно скелеты микроскопических организмов на дне рек — тех, что миллиардами оседают, а потом меняют течение. Пластиковые стаканчики — такая маленькая смерть.
Вода оживила Рони. Полумрак не помешал рассмотреть — ресницы его слиплись от слез.
