Такой избранник называется дойе. А сам добровольный или принудительный процесс формирования пары «карун — дойе», как и следующая за этим сексуальная трансформация, именуется дуэмом. Во многих случаях пара образуется на основе отношений тех, кто стоит за спиной: это лучший вариант, и, по мнению Хьелля, самый честный. Все происходит естественным путем, оба каша заранее знают о том, что старший из них имеет право на младшего. Привыкшим друг к другу, им все равно, в каком качестве продолжать быть вместе.
Есть и другие варианты. Иногда, задумываясь о выборе дойе, лорды из наиболее влиятельных семей Аккалабата становятся частыми гостями на учебных площадках военного корпуса, присматриваясь к молодому поколению даров из менее родовитых кланов.
Нередко дуэм заключается по распоряжению королевы, решившей разбавить сомнительную кровь мятежного клана проверенными генами какого-нибудь добропорядочного семейства или настроенной поставить на место слишком зарвавшегося дара, навязав ему или его сыну невыгодную и нежеланную партию.
Что интересно, деле в любом случае, какой бы ни была предыстория дуэма, получаются правильные: красивые, томные, верные — гордость супруга и украшение придворных торжеств.
Без посредства дуэма могут заключаться только браки верховных даров с деле королевской семьи (только в королевской семье рождаются настоящие женщины). Это высочайшая честь, хотя ты с самого начала знаешь, что твоя жена умрет, не дотянув и до двадцати пяти, что она никогда не сможет танцевать на балах и сопровождать тебя на охоте, что тебе дали ее в супруги для улучшения генофонда и вы обязаны произвести во славу Империи не меньше троих детей.
— Вот так и живем, — мрачно заключает Хьелль, — Плодимся и размножаемся.
И добавляет:
— Уже девятьсот лет. Первооткрывателями этого способа продолжения рода, считаются, кстати, многажды пра-пра-пра-дедушки Дар-Эсиль и Дар-Акила. Хотя чего там Дар-Акила открывал… сказать трудно. Во всяком случае, благодаря их изобретению, мы не вымерли еще девять столетий назад.
Из дальнейшего экскурса в быт и нравы аккалабатской знати Лисс узнает, что претензия Дар-Акилы — это все-таки случай из ряда вон выходящий. По какой причине сиятельному лорду Дар-Акиле вздумалось заявить права на наследника рода Халемов — загадка. Тем более, что заявляя эти права, Дар-Акила идет сразу против двух влиятельных кланов.
— Я же с Сидом. Всегда. Все знают.
Но дарам давно не с кем повоевать, и авторитет отца Хьелля, лучшего мечника Империи, при дворе мог пошатнуться. Старший лорд Дар-Халем славится тем, что рубит Ее Величеству правду-матку с такой же сокрушительной прямотой, с какой шарашит мечом по черепам и спинам на поле боя. Погладит рукой в железной перчатке самолюбивую властительницу против шерсти — месяцами сидит в своем замке в опале. Потом заварушка на юге или восстание итано на востоке… А где у нас лорд Дар-Халем? Почему в изгнании? Вернуть немедленно!
Королевской милости хватает Дар-Халему ровно на год после окончания военных действий. Он не угодливый царедворец, уж извините, такой как лорд-канцлер Дар-Эсиль — отец Сида. Хотя они на удивление ладят друг с другом… и не понятно, почему Дар-Эсиль не намекнул королеве, что первый претендент на дуэм с Халемами — его драгоценный сыночек. Тоже попал в опалу? Маловероятно.
— То есть сам факт, что тебе присылают такие подарки…
— …Это не подарки. Не в полном смысле слова подарки. Это заявление права первого — каруна.
— Ты можешь их не принимать. Или отправлять обратно.
— Как ты себе это представляешь? Тот, кто мне их присылает, не дурак. Он знает, что администрация школы не разбирается в наших обычаях. Шлют с родины парню девчачьи презенты — значит, так и надо, мало ли что там принято у этих медиевальных…
— Хьелль…
— Не перебивай, пожалуйста. Ты знаешь, что это обычное отношение. Так вот, этот подарок присылают, за него расписываются в дирекции, то есть фактически вроде как его получаю я. Я его принимаю. Вместе с правом каруна — отправителя.
— И что будет потом, когда ты вернешься?
— Даже думать об этом не хочу. Вероятнее всего, мне придется дождаться совершеннолетия и стать деле.
Слова произносятся просто, и от этого их кошмарный смысл становится еще ужаснее.
— А твой отец, он ничего не может сделать? Вы ведь влиятельный клан и все такое?
— Отец, как и все, подчиняется Регламенту, и одновременно он вне его. Когда была война, он получил в жены сестру королевы. Мама дожила до двадцати двух, это много. Но королева сердится: у них был только один ребенок — я. Поэтому надеяться, что в ближайшие три поколения Дар-Халемы снова удостоятся этой чести, не приходится.
— Хьелль, я сейчас спрошу, наверное, страшную глупость. А твой отец не может его..?
Лисс вдруг ощущает, что она вполне может произнести это слово, совершенно недопустимое в данном контексте по всем моральным меркам Конфедерации. «Наверное, я сама стала медиевальной, со всеми своими древними культурами и Куром в придачу», — думает она. Кур надежный, он даже сквозь все свои переживания чувствует ее смущение и быстренько договаривает:
— Убить? Да, хорошо бы было.
Для него, дара Аккалабата, в этой идее нет ничего запредельного. Абсолютно нормальное предложение. Но не выполнимое, о чем он сейчас же и сообщает Лисс.
— Отец даже не может вызвать каруна. Это решало бы дело. Всерьез биться на мечах с Дар-Халемами… таких умников не находилось уже лет двести. Но, по Регламенту, родители не имеют права вмешиваться.
— А ты сам?
Лисс понимает, что ее заносит. Она только что предложила двенадцатилетнему мальчишке убить человека.
— Три минуты.
— Что «три минуты»?
— Ну, после того как я год здесь сидел без оружия — пять. Ровно столько мне надо на любого взрослого дара на Аккалабате.
— Почему такая разница в классе?
Ну вот, теперь мы подробно обсуждаем, как он собирается его убивать… Нужно пойти попросить, чтобы мне исправили оценку по ксенотолерантности. С пятидесяти на сто, как минимум. Хорошо, что мальчишка, по крайней мере, отвлекся от своих печалей и с охотой начал рассказывать. Неужели я впервые за все это время заговорила о том, что ему интересно?
— Понимаешь, поединок на мечах… там много слагаемых. Выбор оружия, техника, тактика и стратегия боя. Но главное — это умение управлять своим внутренним временем и видеть противника. Есть и более тонкие вещи — мышечная память, например. Ты не можешь запомнить все возможные приемы, тем более, что они различаются в зависимости от того, что у тебя в руке: от длины и ширины клинка, от его тяжести, способа заточки, от его гибкости. Если у тебя в голове много технических деталей, это даже мешает: много вариантов, мозг теряется из чего выбрать, у тебя пропадают драгоценные доли секунды. В результате лежишь на спине с распоротым брюхом. Поэтому каждый клан, каждый отдельный дар тщательно подбирает себе оружие и оттачивает те приемы, которые именно с этим клинком или этими клинками лучше всего у него получаются. Так, чтобы это сидело уже не в голове, а в мышцах. Соответственно, выучивая новый, более эффективный прием, ты не прибавляешь его к уже известному, а замещаешь им старый, менее эффективный. Кроме того, у всех разная степень концентрации… Я тебе не надоел?
