Показался край огненного диска, его лучи огненными стрелами прорезали воздух, осветив слившиеся фигуры, дающие начало новой жизни. Кем он будет, его ребёнок? Превзойдёт ли своего отца в могуществе и искусстве разрушения или принесёт людям великое счастье? Сейчас для них это не имело никакого значения, существовали только они и их любовь.
К полудню, насытившись друг другом, молодые супруги заинтересовались что же такое Бэр принёс из пещеры. В тряпках оказались полуистлевшие ножны с узким клинком, шириной в три пальца. У основания, словно клыки хищного зверя, торчали зубья, образующие подобие двусторонней пилы.
- Зачем эти шипы, любимый?
- Для красоты. – ответил Бэр, хотя лгать ей очень не хотелось, но есть вещи, которые женщинам не нужно знать. Например, то, что этими шипами вспарывают горло, не рассекают, а именно вспарывают. Края получаются рваные, в ошмётках плоти, кровоточащие. Нет, она не должна такого знать.
Меч, немного тронутый ржавчиной, производил жутковатое впечатление. Рукоять для одной или двух рук, без разницы, одинаково удобно. Центр равновесия приходился примерно на ладонь от крестовины, так что рубить им можно было не опасаясь что вылетит из руки при очередном замахе. Бэр попробовал лезвие на ногте.
- Счистить ржавчину, заточить – будет как новый.
Земельный надел, собственный – то о чем оборотень мечтал с детства. Правда сейчас он невспаханный, стоит, взявшись тёмной коркой. И коня нет, чтобы тянуть соху.
- И как мы это вспашем, любимый? – супруга стояла рядом, тесно прижавшись к нему.
- Вспашем, дорогая, поверь мне, и без коня взрыхлим землю-матушку. – он поцеловал её, жарко, так как целовал в их первую ночь, заставляя забыть обо всём и безоглядно верить всем его словам. – Берись за соху.
Девушка охотно взялась за деревянные рукояти, Бэр встал на место коня, упёрся в землю. Светлана не поверила глазам, когда он шагнул, сдвинув то, что, как она думала раньше, могут утащить лишь трое сильных мужчин. Оборотень скосил горящие весельем глаза, улыбнулся, мол, и не так могём, и потащил ещё быстрее. Девушка едва успевала удерживать плуг.
- Велет! Настоящий велет! – на краю поля стоял широкоплечий мужчина и восхищённо смотрел на Бэра. – Но зачем жену истязаешь? Она ж не настолько сильна как ты.
- А что поделаешь, Усм? Денег на коня пока не хватает.
- А у меня взять тяжело? Я что ж, сволочь неблагодарная? Ты мне сына с того света вытащил, а я тебе коня не дам?
Оборотень вспомнил зимний день, когда к нему пришли родственники этого мужика и сказали, что, умирающий от жестокой простуды мальчишка, хочет видеть того, о ком слышал столько рассказов. Пусть воин возьмёт всё, что захочет, но выполнит последнюю просьбу ребёнка. Бэр не потребовал ничего – проклятое занятие искать выгоду в чужом горе.
Лучина освещала избу, тишина чуть ли не оглушала. Возле кровати больного опустился огромный человек, коснулся мертвенно бледного лица. Мальчишка приоткрыл губы, шепнул:
- Великий Бэр, ты пришёл.
- Куда ж я денусь? Возьми. – он протянул ребёнку только вчера законченного деревянного медведя. – Он будет хранить тебя. Медведи – самые мудрые жители леса, они не допустят страданий ребёнка.
- Я не ребёнок, я совсем скоро вырасту и стану воином, как ты.
- Конечно вырастешь. Вырастешь и станешь, возьми мой кинжал, Ян Усмович, он тебе пригодится в первое время.
Иссушенные болезнью пальцы вцепились в резную рукоять. – Спасибо, можно мне принять чарку из твоих рук?
- Только чарку кваса. – Бэр протянул руку, чтобы взять ковш, но зацепился за сучок, торчащий из стены, несколько капель крови упали в питьё. Он поморщился, но ковш всё-таки дал мальчику. – Пей. А мне пора. – Оборотень коснулся губами лба ребёнка. – Выздоравливай.
Выходя из избы, он едва сдерживал рычание – ещё ничего, когда жизнь уходит из тела мгновенно, с ударом секиры или меча, но видеть как она медленно угасает, словно догорающая лучина – этого его очерствевшая душа не могла вынести.
А потом паренёк неожиданно пошёл на поправку и уже через неделю бегал с остальными ребятишками, хвастая подаренным кинжалом. Как не пытался Бэр объяснить, что он здесь не при чём, его начали считать целителем, и больших трудов стоило отвадить от дома страждущих.
И теперь его отец даёт коня.
- Извини, но коня только вспахать. Скоро мои кобылы ожеребятся, тогда возьмёшь любого жеребчика.
Бэр поблагодарил и, не долго думая, впряг коня. Свистнул и принялся вспоминать забытый навык. Пласты отваливались ровные, соха шла легко, не цеплялась за корешки и камни. После полудня, он прицепил вместо плуга борону и снова погнал коня по полю. Следом шла Светлана и сыпала зерно. Оборотень тихонько запел, чего никогда с ним не случалось, но запел очень тихо, чтоб никто не услышал: голоса боги не дали. К вечеру он засеяли всё поле.
- Взрыхлил всё же с конём. – улыбнулась жена. – Молодец. Всё поле за день, ты заслужил поцелуй.
- Только поцелуй? – оскалился в улыбке оборотень. – Чтобы урожай был хорошим… – они, покрывая друг друга поцелуями, опустились в пашню.
Всходящая пшеница покрыла поле зелёным ковром, словно маленькие мечи, всходы вспарывали почву и выбирались на свет. Сегодня можно и поохотиться. Но уйти он не успел – на пороге оказался старший волхв.
- Чего тебе старейший?
- Бэр, ранним утром к нам прискакал гонец из Луговки.
- Это та, что в трёх днях пути?
- Двух, если скакать быстро. Так вот у них беда.
- А мне какое дело?
- Только не начинай, что ты своё отвоевал. Там дело посерьёзнее. Гонец говорит, что нечистые мертвецы появились. Ходят по ночам, людей убивают.
- Дурость! Посылать гонца, когда можно взять огня, разрыть могилы и упокоить их навсегда.
- Они пробовали, но не получилось. Просят помощи.
- Ну пошли воинов. Человек десять наберётся? Этого вполне достаточно.
- Мы уже набрали, но нужен ты.
- Ну вот. Только начал мирную жизнь и снова мясорубка.
- Ты боишься? – удивился волхв.
- Я ничего не боюсь! – зарычал оборотень.
Тихо подошла Светлана, прильнула к широкой груди мужа. Пальцы сомкнулись на его спине, мягкий голосок прожурчал:
- Почему именно Бэр?
- А ты знаешь более могучего воина? Мы собрали десяток лучших, он поведёт их. Так ты согласен или отказываешься? Помни, сила обязывает.
Оборотень коснулся губами лба жены:
- Всё будет хорошо, это всего лишь нежить безмозглая. Подожди на улице старейший. – волхв вышел на крыльцо, притворил за собой дверь.
- Я сразу поняла, что не жить нам спокойно, когда в тряпках меч оказался! Но ведь ты воин, это твоя жизнь, а мне ждать у окошка и, терзаясь, гадать вернёшься ты или нет! Я боюсь потерять тебя. – она прижалась к мужу сдерживая рыдания.
- Света, милая, ты меня любишь?
- Люблю. – вздохнула девушка.
- Пока ты меня любишь, со мной ничего не случится. – их губы сомкнулись. Светлана не выдержала, по щеке побежала жемчужинка слезы, но муж уже снял со стены перевязь с мечом, скрылся за дверью.
- Подожди! – закричала она, выхватывая из вороха шкур свёрток, выскочила на улицу. Бэр стоял на дороге, застёгивая ремень.
- Что случилось Света?
- Ты богатырь, положена плащаница. – свёрток в её руках распался чёрным полотнищем. – Ты рассказывал о своих братьях и вот. – В центре плаща золотом сиял круг, в нём сверкали, вышитые серебряными нитями, головы зверей: лисы, волка и медведя. Глаза обращены в центр круга к секире с двойным лезвием.
- А почему чёрный? – удивился волхв. – богатырь должен носить красное.
- Тебя не касается, волхв, но, если хочешь знать, в знак траура.
- О ком?
- О моих младших братьях. Спасибо, любимая, я вернусь. Я обязательно вернусь.
Девушка вернулась в избу и с восхищением смотрела на мужа из окошка.
- Всё-таки ты воин. – шептала она. – С мечом прекрасен как боги, а с плугом… – мужик мужиком.
