Однажды вечером на их палатку набрели местные любители приключений – охотники за влюбленными парочками. То был воплощенный кошмар туристов, предпочитающих селиться шумными лагерями, лишь бы не подвергаться опасности вот так, среди ночи, обнаружить у своего костра десяток ухмыляющихся харь… Каким внезапным и холодным был ее страх, и как Анджей, не переставая улыбаться, не меняя даже позы, вытащил из-под мышки маленький черный пистолет и сразу же, без предупреждения, пальнул в воздух, и как трещали ветки на пути разбегающихся парней… И как сразу же после этого он властно потащил ее в палатку, а она, все еще вздрагивая, умоляла подождать, переждать, перебраться подальше к людям…
И как она перестала бояться. Сразу и навсегда. И что за празднество они устроили на рассвете – с купанием в теплой, подернутой паром воде, с первобытным визгом и брызгами, и опять же с любовью – в песке, на отмели, то-то удивлялись головастики…
Много позже она сообразила, что, оказывается, каждый вечер у костра и каждую ночь в палатке Анджей держал под боком заряженный пистолет. Ловко скрывая эту бытовую подробность от юной счастливой жены.
А ведь если она не была счастлива тем летом – то что же такое счастье?..
* * *
– …Нравится, да? Вот так – нравится? Любишь? Иди сюда, моя хорошая… Вот так. Во-о-от…
Ирена осторожно заглянула в приоткрытую дверь. Невысокая женщина в черной брезентовой куртке любезничала с большой упитанной коровой – чесала за ухом, оглаживала странно чистые коровьи бока, чуть не целовалась; потом, ногой пододвинув пустой подойник, села на скамеечку и, бормоча что-то неопределенно-ласковое, принялась доить. В глубине хлева двигала челюстями еще одна корова, поменьше, черная. Из клеток смотрели красными глазами кролики. В загородке возилась еще какая-то живность – для того чтобы разглядеть ее, Ирене требовалось подойти поближе, а она не решалась прервать священный процесс дойки.
– Да чего там, заходите, что ж в дверях-то стоять… И прикройте за собой, а то ветром тянет…
Женщина приветливо улыбалась. Ирена поняла, что ошиблась, определяя ее возраст – скотнице было не за тридцать, а чуть больше двадцати. Брезентовая куртка странно контрастировала с умело подведенными глазами и губами; горло женщины закрывал теплый шарф.
– Я Эльза, – она улыбнулась снова. – Это Снежка, это Рыжка… Все спрашивают – почему Рыжка, она же черная? А я говорю – так и у Яна не семь ролей, а только две…
Доярка рассмеялась, локтем поправила выбившуюся из-под платка светлую прядь; до Ирены не сразу дошел ее каламбур. «Семироль – семь ролей»…
«Добрейшая Эльза, в прошлом проститутка, а теперь заботливая скотница… Искренне любит животных. И мужчин, надо сказать, любит всех без исключения»…
Ирена вспомнила Ника – с раздражением. Почему-то именно здесь, в обществе Снежки и Рыжки, его цинизм показался особенно скверным.
– Никто не знает, сколько ролей на самом деле у Яна, – сказала она медленно. – Не одна – это точно… Меня зовут Ирена Хмель, я…
– Знаю, – Эльза охотно закивала. – Вас неправильно засудили, Трош рассказывал… А я – это чтобы никаких сплетен не было – клиента прирезала за одну вещь. Не знала, как убивать-то, просто сдуру ножницами в живот… Но это давно было, так что вы так не глядите. Скотина он был, покойник, хотя, если вдуматься, если бы не он – до сих пор бы в… этом самом сидела. Под сутенеров бесплатно, прочих – по десять за ночь… Это я все сразу рассказываю, потому что Ник наверняка проболтается. У него язык, что флюгер – туда-сюда, и не скрипит…
Ирена удивилась Эльзиной манере выражаться. Каламбур соседствовал с просторечием, а вульгарные обороты – со странной деликатностью. Могла бы, кажется, выругаться – ан нет, постеснялась…
Ей отчего-то привиделся Ник, сидящий вот тут же в сарае и развлекающий скотницу анекдотами из светской жизни гинекологов.
Эльза тем временем улыбнулась, и Ирене показалось теперь, что ей не больше девятнадцати. Девчонка…
– И сколько… вы здесь?
– В смысле, сколько времени? Да вроде лет пять… Точно, почти пять лет. Рыжке вот три года, а Снежке – четыре… Тихо, Снежечка, тихо, привыкай, эта тетя теперь своя… Да. А еще были Синька и Барсик, и пришлось по старости прирезать, так я всякий раз неделю рыдмя рыдала, Ян даже злился, вот успокою, говорит, тебя, чтобы водички на слезы не осталось… Бычка купить обещал… Тихо, Рыжечка, сейчас за тебя возьмемся, потерпи…
Руки Эльзы работали привычно, механически, легко. Наполнялся подойник, позвякивали ведра, коровы переступали ногами, косились на Ирену, нервно подергивали ушами; тупо смотрели из-за сетки красноглазые кролики.
Некоторое время Ирена раздумывала, спросить или не спросить. Вот он, вопрос, на языке вертится, такой дикий и одновременно такой естественный…
– Вам здесь нравится, Эльза?
Женщина вытерла руки о чистую тряпочку. Лукаво хмыкнула, снова поправила прядь:
– Понимаю… С непривычки странно… Идемте. Девочки, – это коровам, – я сейчас еще вернусь…
Хозяйственная пристройка напомнила Ирене лабораторию господина Петера. Полно приборов непонятного назначения, и среди них какие-то маслобойки, холодильники, котлы…
– С непривычки странно, – задумчиво повторила Эльза. – Только вам за всю свою жизнь столько дерьмища не увидеть, сколько я его сожрала за один год… Да. Есть мужики, так те хуже любого упыря. Ян хоть по-честному кровь сосет… Все по-честному… Да. Я здесь человек, понятно? Трош хоть и тронутый, но мухи не обидит, даром что курву свою вместе с хахалем прикончил. Сит… он злой бывает, но он меня любит. Если обругает сгоряча – так потом неделю прощения просит… А Ник…
– Что, Ник тоже? – вырвалось у Ирены.
Эльза улыбнулась, обнажив красивые белые зубы:
– Ник… Он вам понравился, да? Образованные, они друг друга находят… Только Ник ведь доктор, вам нельзя… – и улыбка Эльзы сделалась совсем уж лукавой.
Ирене стало неприятно. Захотелось уйти; уже на пороге она, помявшись, обернулась:
– А Ян? Тоже?
Эльза серьезно, без усмешки, покачала головой:
– Ян… Он для меня вроде как Создатель. Что я ему? Хорошо уже, если по загривку погладит… как телку вроде…
– Хорошенький Создатель, – еле слышно пробормотала Ирена.
– Зато не бросает, – по-философски заметила Эльза. – Не бросает под забором, не оставляет на произвол… как это… На произвол судьбы. А кровь свою я ему и сама отдам. Что мне, жалко?..
* * *
До вечера она просидела в собственной спальне, за столом, перед дареным компьютером. Она хотела взяться за дело еще вчера, но мысль не шла – зато сегодня, после встречи в Эльзой, нашлись, как ей показалось, единственно необходимые слова…
