– Сибилло никогда не думало… – пробормотал он.
– Тебя прямо на спинку, уважаемый? – спросил Ких.
– Только подалее от морды. А сам сразу заползай в полость, чтоб животина тебя не учуяла и не взволновалась.
Флейж еще некоторое время постоял на крыше, наблюдая за тем, как шаман подталкивает Киха, заползающего в наспинную сумку, нашаривает что-то вроде вожжей, отчего на морде у страшилища захлопывается подобие капкана, и концы этих ремней обвязывает вокруг собственной… гм… талии. Вероятно, чтобы ветром не сдуло.
Затем до его слуха донесся понукающий вскрик, и исполинский сумчатый паук, разом поднявшийся на гладких, словно отполированных и так и не сосчитанных ногах, помчался по городу, набирая крейсерскую скорость.
Туда, где в рыжем зареве никогда не угасающего заката должен пламенеть изначально белокаменный городок с игрушечным названием Ракушечник.
А оставшиеся возле Анделисовой Пустыни расположились на свежих пеньках, приготовившись слушать рассказ Таиры и ожидая только сигнала от Киха.
Наконец до них долетело: «Мы в пути».
Девушка глубоко вздохнула, словно заранее выражая сочувствие своим слушателям, – рассказчица она была, честно говоря, никудышная.
– Ну, во-первых, мы здесь можем спокойно оставаться до того момента, когда погаснет этот маяк, – она кивнула в сторону города, над которым подымался видный даже отсюда ствол полосатого дыма, похожего на хвост кошачьего лемура. – Я спрашивала Чернавку, она говорит, что до того анделисы не появятся. А ей я приказала до следующего дыма из своей Пустыни не высовываться… Флейж, ну что ты все время на меня руками машешь?
– Я отсылаю твои слова нашим путешественникам, как и было договорено.
– Мешает же. Так. На чем я остановилась? А, войти проще простого, по тропочке. За красными кустами вода стоячая, лягушачья канавка. Мостик полу дохлый. Слева от мостика чернавкина халупа, забита почище нашего корабля все какие-то мешочки, шкурки, тряпки… Сама спит на пороге. Хотя нет, она не спала, прямо в небо глядела. И никакой маски. Старенькая, но не до такой степени, как… Флейж, отойди подальше, ну сил нет переносить твои опахала.
– Ты сказала, что осмелилась задавать вопросы Вечной Деве? – ошеломленно переспросил Лронг.
– А что такого? Я только поинтересовалась, у себя ли анделисы. Она как подскочит, головой о притолоку… Хорошо, я невидимая была, иначе она в меня вцепилась бы. Ну, я тогда ей сказала, что я – повелительница всех Чернавок и здесь, так сказать, с инспекцией.
– А ты не догадалась спросить, как выглядят анделисы? – простодушно вставил Пы.
– Ага, чтобы она поняла, что я – самозванка? Пришлось так, мимоходом полюбопытствовать, а кто из них был накануне.
– Ну, и?..
– Она ответила: тот, что в голубой короне.
– А ребенок, ты искала ребенка? – не выдержала мона Сэниа.
– Да негде там искать. Домик забит под завязку, он слева. Справа штук двадцать квадратных кирпичей прямо на земле, как могилки. Яма глубокая, по такая маленькая по диаметру, что туда разве что тыкву засунуть можно. В ней – шест с черпаком, значит, еще глубже копать будут. Клад, что ли, там прятать собираются?
– Не клад, – сказал рыцарь. – На стенах ничего не было нарисовано?
– Абсолютно. Ну, вот и все.
– А что в самой середине?
– Да ничего, беседка какая-то нелепая. Круглые перильца, колечком, мне по пояс. Словно стойка в баре для лилипутов. Над перильцами – вроде навеса, держится он на спутанных голых ветках. Только впечатление такое, как будто из них этот навес не строили, а ветки сами собой росли так, чтобы получились контуры башенок, лесенок, подвесных мостиков… Все удивительно легкое, не для человека. И видно насквозь – ничего не спрячешь.
– Они действительно росли сами, только их надо было направлять ремешками подвязывать или просто руками держать, – пояснил рыцарь, определенно сведущий в местной флоре. – Это ненаясыть, хищная трава. Если семечко в воду бросить, оно вот такой веткой, в твою руку, солнцекудрая, и устремится вверх. От дыма до дыма в мой рост вымахает. Ежели с полдюжины рабов приспособить, за два-три приема можно из нескольких семечек любой воздушный замок соорудить. А как вода кончается, ветки каменеют.
– Как просто! – восхитилась Таира. – Такая силища – и от обыкновенной воды! А с собой можно взять несколько семечек?
Рыцарь как-то неопределенно пожал плечами и принялся рассматривать свои сандалии. Он чего-то недоговаривал.
– Тут уважаемый сибилло говорит, – раздался приглушенный голос Киха, что он согласен продать тебе семена ненаясыти, только… а? О, древние боги! Он уточняет, что она растет только тогда, когда в воду добавляют человеческую кровь.
Мона Сэниа пронзительно вскрикнула, как птица, у которой на глазах разоряют гнездо. И без того кошмары варварских жертвоприношений преследовали ее денно и нощно, а тут еще и это…
Травяной рыцарь подался вперед и положил руку ей на голову так естественно, как сделал бы самый чуткий из королевских лекарей:
– Не терзай себя понапрасну, госпожа моих снов, никто не причинит вреда твоему светлому сыну – напротив, его будут беречь, как величайшее сокровище…
– Мне это уже говорили, – вздохнула принцесса. – Не помогает. А рука у тебя добрая, утишающая боль.
Лронг смущенно улыбнулся и убрал руку.
– Мы не дослушали рассказ той, которую ты называешь своей младшей сестрой, – тактично заметил он.
Мона Сэниа встревоженно глянула на него – что-то он слишком наблюдателен для варвара. Попросила:
– Продолжай, Таира.
– А нечего продолжать. Это все. – Губы капризно дрогнули. Могли хотя бы доброе слово сказать…
– Боюсь, что это не все, – прошептал Травяной рыцарь. – На тебе теперь проклятие анделисов. Так что береги себя, дитя.
– Наш старец тут тоже пророчит, – раздался голос Киха. – Пересказать?
– Не стоит, – весело крикнула Таира. – Спокойной ночи, дедуля, ты ведь еще не отдыхал. Не очень трясет тебя на твоем «коси-сене»?
– Он говорит, – продолжал младший дружинник, понижая голос, словно досадуя на то, что они не могут поговорить с глазу на глаз, – что ты не должна разлучаться с тем, кто тебя любит. Иначе – беда.
– Это во все времена было бедой, – вздохнула девушка. – Шекспира читать надо.
Она поднялась со своего места и демонстративно уселась у ног принцессы. Семь пар влюбленных глаз глядели на нее безнадежно и одинаково.
Впрочем, нет. Не одинаково.
– Вот что, – сказала мона Сэниа. – Считайте, что на дворе ночь. Эрм на вахте, остальным – отдыхать. Ких, разбудишь нас, когда будешь подъезжать к этому Устричнику.
– Да, принцесса. А мой уже спит, укачало. Он тоже велел будить, когда проедем Синюю Каланчу.
