– Моего деда звали Грант, а отца Зорий. Мой сын тоже будет Зорий, а мой внук – Грант, – ответил молодой человек.
– А вы, стало быть, Грант? – торопливо спросила Дафна, пока ей не сообщили, что сына внука Гранта будут звать Зорий.
– Нет, по паспорту я Андрей. Отец поссорился с дедом и назло ему назвал меня по-русски, – сказал молодой человек.
Тут он вдруг перевел взгляд на витрину и обнаружил, что с той стороны стекла нетерпеливо прыгает Чимоданов, а рядом стоит недовольный Меф.
– Эти гуманоиды с вами? – осторожно спросил Андрей.
– Да.
Молодой человек вздохнул.
– Ну заходите как-нибудь, когда будете без них! – предложил он.
– Обязательно, – пообещала Даф.
– О чем вы говорили с этим типом? – ревниво спросил Меф, когда Даф вышла.
– О внуках, – пояснила Даф, и они снова отправились петлять по улочкам.
Вскоре к ним приклеилась компания парней лет семнадцати, которым внезапно не понравился Меф. Парни шли сзади и, хотя явно в драку не лезли (двое из трех были настроены миролюбиво), третий все время повторял:
– Ну ты, волосатый, стой! Скажи: че ты весь какой? А?!
Мефу надоело сдерживаться. Он остановился и медленно повернулся. Что увидели парни – неясно, но их вдруг как ветром сдуло. Тот, кто бежал последним, все время падал и просил остальных подождать.
– Что ты сделал? – спросила Даф.
– Да ничего. Просто мысленно сказал «брысь!», – сухо произнес Меф.
Его лицо еще не успело изменить выражение, и Дафне, когда она увидела его, стало не по себе. Вот так брысь! Бедные парни! Как же много, оказывается, можно сказать обычным взглядом.
На случай слежки они еще с часик побродили, рисуя отводящие руны. Чимоданов даже нарисовал руну на стекле очень грязной машины, на которой какой-то остряк уже отметился традиционным: «Танки не моют!» Едва Чимоданов закончил, как из подъезда вышел водитель, и машина уехала.
Меф усмехнулся, представив, как машина будет колесить по городу, путая карты бедным шпикам. И чем дальше она отъедет, тем сложнее станет комиссионерам что-то сообразить, поскольку расстояние между защитными рунами, поддерживающими взаимную связь, будет постоянно меняться.
– Куда мы идем? – спросил Меф.
– К Эссиорху, – одними губами, чтобы не услышали те, кому это не предназначалось, произнесла Дафна.
* * *
На седьмой этаж сталинского дома они поднялись в лифте. Зудука все порывался поджечь кнопки этажей. Зудуку усмирили, но пока его вразумляли, Депресняк пару раз провел когтистой лапкой по стенке лифта.
– Блин! Ну мы все тут прям вредители какие-то! – сказал Меф, насылая морок на встроенную в панель камеру слежения, которая должна была ябедничать на вандалов.
Дверь Эссиорха оказалась запертой. На звонки никто не открывал.
– Его нет дома! Как думаешь, Даф, он не будет против, если мы войдем? – спросил Меф.
Даф тоскливо посмотрела на Зудуку. Тот заинтересованно шмыгал носом.
– Держи его крепче! Если он что-то взорвет – спрос будет с тебя, – предупредила она Чимоданова.
Петруччо сурово кивнул и, перехватив Зудуку за ногу, бесцеремонно закинул его на плечо головой вниз. Из карманов у монстра посыпались охотничьи патроны двенадцатого калибра.
Меф привычно проверил, нет ли на двери магической защиты, а затем коснулся замка пальцем. Замок щелкнул. Квартира была трехкомнатная, довольно большая, но неуютная. Из кухни пахло чем-то давно пригоревшим. Коридор завален запчастями от мотоцикла. Одних колес было три или четыре.
Тут же рядом стояли четыре пакета с мусором, тщательно завязанные, но не выброшенные. Видимо, визиты к мусоропроводу Эссиорх предпринимал сугубо по определенным дням, не чаще двух раз в месяц. Силуже для этой цели не использовал. У хранителей из Прозрачных Сфер особое отношение к Силе. Трепетное. Они берегут ее для великих дел, брезгуя бытовыми мелочами.
– Я бы тут жить не хотела! – сразу сказала Ната.
Она вечно все примеряла на себя. «Я бы это не носила... я бы на этом не ездила... я бы такой не купила».
– А тебе никто и не предлагает, – резонно заметила Даф и прошла в комнату.
За ней осторожно потянулись Ната, Мошкин и Чимоданов. Проголодавшийся Меф тем временем совершил мародерскую вылазку к холодильнику. Выбор не ахти. С десяток яиц, банка с консервами и открытая коробка с овсянкой. Разве овсянку хранят в холодильнике? С другой стороны, хуже ей от этого явно не будет.
Меф хотел телепортировать продукты из супермаркета, но вспомнил, что лишняя магия сейчас нежелательна. Еще засечет кто-нибудь. Им же надо сидеть тихо и осторожно. Пришлось ограничиться яичницей.
Когда Меф вернулся в комнату, Ната и Чимоданов сидели рядом на одном диване. Сидели, как паиньки. Тут же, обмотанный с ног до головы скотчем, лежал Зудука. Выражение лица у него было затаенно-мстительное.
Меф оглядел комнату. Последний раз он заглядывал сюда зимой. Тогда мебель в комнате была самая спартанская: диван и старинный шкаф с изогнутыми ножками. Тогда еще, помнится, Меф подумал об очевидной нелепости: почему-то шкаф с кривыми ногами считается красивым, а человек с такими же ногами – нет.
С зимы в комнате мало что изменилось. Разве что сюда перекочевали кое-какие запчасти и – жуть какая! – сварочный аппарат. Кроме того, в четырехугольнике света у окна появился мольберт. Не тот хлипкий переносной ящик на дрожащих раздвигающихся ногах, который берут с собой на природу, но конкретный серьезный мольберт, почти станок, что встречается в солидных мастерских.
На мольберте был установлен холст на подрамнике, с почти законченной картиной. Вблизи картина казалась хаосом красок и ничем больше, но стоило отойти на три-четыре шага, как она неожиданно обретала смысл. Ты понимал, что идешь по саду, в прозрачном тумане. Первые солнечные лучи пробиваются сквозь ветви и встречаются с испарениями влажной земли.
– Эссиорх научился рисовать? Он же мотоциклист вроде, – удивился Меф.
Даф обиделась. Ей казалось, что Меф всегда отзывается об Эссиорхе так, будто считает его умственно неполноценным.
– А ты, Меф, научился рассуждать? – спросила она.
– То есть?
– Ну ты же дерешься на железках вроде? Зачем тебе рассуждать?
Меф дернул плечом. Дафна почувствовала, что шутка не вышла. Так, небольшая злобная вылазка, не более того.
Мошкин грустно стоял у окна и смотрел во двор. Потом выглянул в коридор и стал прислушиваться к замирающим звукам в шахте лифта. Там что-то пощелкивало и гудело. Это заблуждение, что лифты мертвые. Даже ночами, когда их никто не вызывает, они живут своей жизнью. Не исключено, что они думают о чем-то вечном, недоступном простому человеческому пониманию.
