— Но это значит, что на восток нам не повернуть? — уточнила иир'ова. — И уж тем более — на юго-восток?
Вместо ответа уроборос подпрыгнул, свернулся в воздухе кольцом и цапнул себя за хвост.
Брат Лэльдо вдруг сказал:
— А трава-то уже другая.
Увлекшись разговором, беглецы и не заметили, как миновали сухую степь. Теперь у них под ногами была уже не колючая короткая растительность, а настоящая зеленая трава, сочная и свежая. А вскоре и заросли кустов появились впереди, — в точности, как обещала им молодая сурта. Правда, в силу искаженности здешнего пространства до кустарников им пришлось идти еще больше двух часов, хотя и казалось, что вот они, заросли, рукой подать… Брат Лэльдо и иир'ова, конечно же, вспомнили при этом о миражах, возникающих в пустынях и в сухих степях, где родилась Лэса. Но миражи — это фантомы, не имеющие под собой реального основания, а кустарник, до которого в конце концов добрались беглецы, был вполне реален.
Кусты сбились в плотные купы, оставив довольно широкие прогалы между собой, а кое-где и вовсе расступились, образовав зеленые полянки с высокими цветущими травами. До конца дня было еще далеко, погони вроде бы не предвиделось, и путники решили отдохнуть.
Уроборос перекусил собственным хвостом, а путешественники достали из заплечных мешков тыквенные бутыли с водой, хлеб и козий сыр. И Лэса, и эливенер основательно проголодались — они ведь не потрудились позавтракать перед побегом. Забыли. Не до того им было.
Но едва они принялись за еду, как прямо над их головами, совсем низко, пронеслось с полдюжины птервусов, со свистом и шорохом рассекавших воздух кожистыми крыльями. Беглецы замерли, но ящеры то ли не заметили их, то ли не сочли достойными внимания в силу неаппетитности (по сравнению с суртами путники, конечно, выглядели слишком постными). Хищники явно направлялись к скальной гряде, невидимой отсюда. А может быть, они-то ее видели?..
— Вот ведь… — передал уроборос, проводив задумчивым взглядом крылатых рептилий, — ни разу не видел… где они дерутся?
— Ты о чем? — спросил брат Лэльдо.
— Да вот не понимаю я все-таки, почему птицы курдалагов никогда не нападают на птервусов вблизи от поселков, — пояснил уроборос. — Хоть бы раз посмотреть, как они сражаются! И не знаю, чем сами птицы кормятся. За два с лишним года тоже не видел ни разу, чтобы они хоть что-то склевали.
— Ну, может быть, они в степях кого-то ловят? — предположила иир'ова. — Или курдалаги их кормят зерном, например. Почему ты должен был это видеть?
— Да в общем ты права, конечно… И еще… Я ведь третий год уже здесь, и вот, понимаете, дважды уже было так, что птервусы вдруг начинают прилетать почти каждый день. Раз в год, вот как раз в это время, в начале лета, месяц-полтора — ну просто спасу от них нет! А потом снова пропадут, хорошо если раз в две недели явятся… в общем, какое-то у меня странное предчувствие…
Брат Лэльдо внимательно посмотрел на синеглазого Дзз. Предчувствие? Эливенер привык серьезно относиться к подобным вещам. Как правило, предчувствия не обманывали тех, кто владел искусством мысленного разговора с себе подобными… И тут молодому эливенеру кое-что пришло в голову.
— Ты говоришь — раз в год, в начале лета? — спросил он. — Может быть, у ящеров в это время птенцы выводятся?
— И они кормят их суртами! — мысленно воскликнула Лэса. — Точно! Наверняка так!
Уроборос лишь похлопал круглыми синими глазами и промолчал.
Однако у всех троих мелькнула одна и та же мысль.
А не пойти ли им поискать гнездовье летающих ящеров?
Но ведь у них не было оружия, если, конечно, не считать таковым пару простых кухонных ножей, к тому же и не заточенных как следует… и только теперь Лэса и брат Лэльдо впервые с интересом посмотрели на посохи суртов, которые они несли, положив на плечи, и вовсе не думая о том, что эти замечательные булатные изделия могут им как-то пригодиться. До сих пор они почему-то воспринимали посохи как в общем ненужную обузу.
Но лучше было сначала как можно дальше уйти от скальной гряды, а уж потом приниматься за исследование дара симпатичной Бенет.
Отдохнув с полчаса, путники поднялись и снова зашагали на север. Но не прошло и пяти минут, как над их головами снова пронеслись крылатые ящеры — теперь уже в обратную сторону… и каждый тащил в когтях по обеспамятевшему сурту.
А еще через минуту над головами беглецов мелькнули тени гигантских птиц, прислужниц курдалагов…
Не сговариваясь, беглецы повернули на северо-восток и побежали вслед за птицами. Брат Лэльдо сразу же отстал от своих друзей — равняться в скорости со степной охотницей не мог никто на американском континенте, да и на европейском, наверное, тоже. Уроборос, конечно, был не так стремителен, как иир'ова, но все же имел не две ноги, как эливенер, а великое множество — и все эти ноги, хотя и выглядели коротковатыми, работали как надо.
Вокруг уже почти не было больших открытых пространств; степь превратилась в некое подобие лесной поляны, вокруг которой, правда, не было леса. Однако заросли самых разнообразных кустов, перемежавшихся небольшими лужайками, оказались не настолько густы, чтобы помешать отчаянной гонке. Несмотря на то, что эливенер был сосредоточен на погоне, он все же отметил, что кустарник становится все выше и выше, однако его нижние ветки по-прежнему начинались у самой земли, ложась на нее пышными волнами. Разумеется, брат Лэльдо почти мгновенно потерял из вида спутников. Впрочем, это не имело ровно никакого значения — важно было просто держать нужное направление.
Эливенер мысленно окликнул кошку:
— Лэса, тебе не кажется, что птервусы летят к гнездовью?
— Возможно, — на бегу ответила иир'ова. — Но тогда они должны гнездиться прямо на равнине, в кустарнике… что-то мне в это не верится. Слишком опасно.
Брат Лэльдо не согласился с доводом Лэсы.
— Ничего они не должны, — возразил он. — Мы же не знаем, как далеко они улетят.
— Знаем, — сообщила иир'ова. — Я видела, как птицы снижались. Если это не очередной обман зрения — до них около километра. Я поднажму, пожалуй…
Иир'ова умолкла, а брат Лэльдо тоже поднажал. Он был человеком тренированным, слабакам просто не выжить на американском севере…
Уроборос молчал, не вмешиваясь в обмен репликами.
А через несколько минут прозвучал мысленный голос иир'овы, полный невыразимого ужаса:
