— Твоё мнение или языкоед какой поделился?
— Личные наблюдения, — ядовито прошипела принцесса. Гельхен подавился очередной порцией смеха.
— Сначала попробуй, а потом критикуй.
— Договорились. Поцелуй меня.
Конечно, он её не поцеловал! Даже не позволил себе секундного замешательства, втискивая в голову картинку: он и она прижимаются друг к другу и губы, его и её, перемежают жаркие прикосновения такими же жаркими словами — шепчут имя друг друга. Тьфу! Дурацкие видения, перемежаемые ещё более дурацкими снами. И представлять подобные картинки не обязательно, когда они мучают от полуночи до рассвета. Старый дурак!
Был нешуточный скандал, они припомнили, что не разрешали друг другу тыкать, что он — никчёмный жалкий бабник, обделяющий своим кобелиным вниманием разве что рыжих и конопатых, что она — зелёная сопля с завышенным самомнением и сомнительной наследственностью и, вообще, глаза б их друг друга не видели. Конечно, потом они помирились. Пришлось помириться — напряжённое молчание раздражало слух ещё больше, чем взаимные оскорбления.
Но идея поцелуя из рыжей головы так и не выветрилась. Это стало идеей фикс. Упрямая девчонка подстерегала у реки, где мылся наёмник, стояла за спиной, когда ему нужно было встать от костра и обязательно повернуться, воровала штаны, чтоб разозлить и тогда попасть в его руки и просто изводила пристальными взглядами. Всего день прошёл, а Гельхен уже выл дурным голосом, представляя что ждёт его с наступлением сумерек.
Повезло. Наткнулись на ферму с отзывчивыми хозяевами. Правда, выделили им один сеновал на двоих. Но вечер начался без происшествий. И без Фелль. Он даже успел задремать и опять провалиться в одно из своих видений — рыжий близнец принцессы ругался сквозь сцепленные зубы, а кряжистый заросший чёрной щетиной мужик вправлял кости в правой руке. Он даже запомнил тонкий ожёг на ладони, будто Рыжик держал в руке шнурок, который насильно выдрали с бешеной силой. Указательный палец распух; идиоты, наложите ребёнку на перелом шину…
А потом появилась Фелль. Да не сама, а в компании младшего сынка хозяев — быстроглазого смешливого молодого человека с немного лошадиной улыбкой и весьма внушительной для своих восемнадцати лет мускулатурой. И обнимались они совершенно неподобающим образом. А потом ему показалось мало и юноша решил добиться большего. Два тычка по зубам острым кулачком, пусть и профессиональных, но недостаточно сильных, его только распалили. А упрямая Фелль всё молчала. Сопела, отталкивала настырного ухажёра, но никак не решалась разбудить наёмника. Уже жующего солому, чтоб не взорваться и не разнести весь сеновал к чертям. Поганца он скрутил в бараний рог, устроил короткий точечный массаж по почкам и пинком выкинул куда-то в поле, напоследок ещё пересчитав лошадиные зубы.
А потом принялся за Фелль…
…Она опять отмалчивалась и совершенно не собиралась плакать — просто угрюмо смотрела из-под длинной чёлки.
— Да что с тобой такое, женщина?! — взорвался Гельхен, тряся девушку за плечи. — Тебя подослали специально, чтоб извести меня? Отвечай, живо!
— Мне больно.
— Не уходи от разговора! Ведёшь себя как уличная девка, ты же принцесса! Что ты себе позволяешь?
— Что я себе позволяю? Что Я?! Я?!! Как ты только что справедливо заметил, я — принцесса. И делаю, что желаю.
— И чего же ты желаешь?
— Хочу попробовать поцелуй на вкус, чтоб потом плеваться от собственных ощущений, а не подслушанных у кого-то другого. Но ты наотрез отказываешься снизойти до нас убогих и оделить хотя бы малой толикой своего божественного опыта, — Гельхен вздрогнул и ещё сильней сжал руки Фелль. — Поэтому не мешай хотя бы развлекаться.
— Развлекаться?! Этот гад сейчас не желал развлекаться. Вернее, желал, но в несколько иной ракурсе, а тебе всё хихоньки!
— Ну и что? Я бы с ним разобралась. Во всяком случае он хотя бы сказал, что я красивая.
— Соврал, — не подумав ляпнул наёмник. Янтарные глаза сузились, Фелль поднялась на цыпочки и подалась чуть вперёд.
— Я… уродка?
— Нет, но он так сказал только для того, чтоб затащить тебя на сеновал.
— Он меня провожал.
— Угу. Воздухом свежим дышал, небось.
— По себе судишь?
— Просто знаю.
— Ну конечно. Ты у нас всё знаешь, а как ты меня своей опёкой достал, знаешь? Я по-твоему не стою внимания, раз у меня ноги не от ушей и блузка на груди не лопается?
— Боги, лучше бы ты оставалась мальчишкой. Я тогда хотя бы с ума не сходил, подстраиваясь под твоё женское мышление! — взвыл Гельхен. — Я не говорил, что ты уродка!
— Угу. Я просто не достойна твоего внимания.
— Фелль…
— Лапы убери, у меня уже руки онемели! И нечего волком смотреть, я всё равно одних тараканов боюсь.
Он только сейчас понял, что склонился слишком близко и жадно вдыхает её запах, даже рот приоткрыл, чтоб ощутить вкус её дыхания на языке. Вот она, бесславная капитуляция, стоит только нагнуться — самую малость — и заткнуть словесный поток. Просто доказать этой глупышке, что она не уродка, нет — самое милое и чудесное существо на свете. Взъерошенная, взрывоопасная, но хрупкая и ранимая.
Фелль неожиданно затихла. Ошалелый взгляд её заметался от серо-золотых глаз сжимающего её в объятьях мужчины к его приоткрытым губам. Её собственные неожиданно пересохли, она совершенно безотчётно облизнула их быстрым почти неуловимым движением… и тотчас хрустальная сказка лопнула мыльным пузырём. Гельхен отстранился, почти оттолкнул замершую девушку и опять бухнулся на своё место, невидяще уставившись на потолочные балки.
А она молча ушла в свой угол. Долго копошилась в сене, переворачивалась с боку на бок, пока не услышала спокойное ровное дыхание наёмника. Тогда подошла к нему, быстро переворошила сумку, выискивая излюбленный кинжал с чёрной в серебре рукояткой и чуть обломанным остриём, а уже через полминуты первый медный локон развеялся по ветру, безжалостно срезанный заговоренной феклистской сталью.
На следующий день был очередной скандал. Вернее, целая куча неприятностей — сначала наёмник проснулся и обнаружил короткий ёжик вместо привычного соломенного снопа на голове принцессы. Всё бы ничего, короткая стрижка девчонку совершенно не портила. В том-то и проблема — остриженная "под мальчика" Фелль стала слишком похожей на девочку. В том плане, что теперь ни одна одежда не скрывала длинной тонкой шеи, а яркие рыжие волосы, весело курчавящиеся на солнце, привлекали всеобщее внимание в два раза чаще, чем они же, но бесформенным стогом. Конечно, Гельхену это не понравилось, но поскандалить как следует не получилось. Во-первых, он прекрасно понимал, из-за чего принцесса рассталась с волосами, и не был до конца уверен, что в этот раз не сболтнёт очередной глупости, которую его вспыльчивый феникс тут же воплотит в жизнь. А во-вторых, к сеновалу явилась целая процессия, возглавляемая подбитым ухажёром. Ребята недвусмысленно поигрывали мускулами и явно нарывались на драку. Гельхен не подвёл их ожиданий, но поскольку был не в духе, разобрался с малолетними дураками в считанные минуты. Следующая неприятность произошла уже в Подгорном. Вернее, Подгорный стал сплошной неприятностью — у наёмника сложилось такое впечатление, что основную массу жителей составляли озабоченные товарищи, не спускающие плотоядных взглядов с топающей рядом… м-да… то, что рядом идёт именно девушка, было очевидным. Не помогли даже мешковатые одежды, пожертвованные хозяевами фермы. А потом эта умница открыла рот и что-то прощебетала. Всё! Остаток вечера и всю ночь наёмник проторчал под её дверью к гостинице, патрулируя коридор и прислушиваясь к звукам в комнате — глухой, без окон, с одной только кроватью. По этому поводу была ещё одна ссора, но за последние дни их было бесконечное множество и запоминать каждую не имело смысла. Хватило того, что Фелль разозлилась и изъявила желание не видеть кислой физиономии наёмника до утра. Одной проблемой меньше! Она действительно не выходила и не отвлекала караулящего её мужчину. Просто перетянула кровать под дверь и очень громко засопела, завернувшись в сладко хрустящее постельное — слушай и майся!
