— Я знаю, но это… непросто… Мне так трудно принять и нелегко поверить, что все это вообще произошло. И вот я стою в этом убранстве, и в душе моей смятение.
Тем временем внутри хижины старик старательно копался в деревянном ларе у стены.
— Помню, что положил его сюда, — бормотал он. — Только бы мне его найти, вы бы сразу увидели, какой он замечательный. Только бы мне… вот же он! — с этими словами старик резким движением достал из ларя посох.
Ульфхильда угрожающе замахнулась топором. — Еще один раз так дернешься — и останешься без головы, — грозно предупредила она.
Деревянный посох по всей длине покрывали вырезанные руны, а набалдашник был усеян разноцветными камнями, расположение которых имело особый магический смысл. Отставив посох в сторону, старик снова принялся шарить в ларе.
— Достаточно, — хотела было остановить его Песнь Крови. — Посох нашелся. Пора наружу…
— Подожди немного, нетерпеливая, — буркнул старец. — Здесь и для тебя кое-что найдется.
Из глубин ларя он медленно и торжественно извлек великолепный обоюдоострый меч с рунами, выгравированными на сверкающем клинке, и рукоятью, украшенной священным знаком Одина: солнечным диском.
— Ну как, стоило подождать? — рассмеялся старик и вновь занялся поисками. — Есть у меня кое-что и для тебя, грозная воительница, — обратился старик к Ульфхильде, и немного погодя из ларя появилось копье с крепким древком. Стальной наконечник покрывали руны.
— Подождите еще немного. — Он снова что-то искал в ларе.
— Здесь какое-то волшебство, — ощетинилась Ульфхильда. — Что за шутки ты с нами играешь, старый плут? В этом ларе не могло бы поместиться такое длинное копье!
Он оставил ее слова без ответа и мгновение спустя повернулся к женщинам, держа в руках несколько предметов.
— Можно мне теперь снова выйти наружу? — осведомился он у Песни Крови.
Она кивнула и повела мечом в сторону двери.
— Возьмите посох, копье и меч, — велел старец и направился к выходу, по-стариковски шаркая ногами.
Когда они все собрались во дворе, старец подошел к Гутрун и подал ей массивный медальон на тяжелой цепи.
— Он защитит тебя и придаст силы, — объяснил он ей, подмигивая. Это был молот Тора, на котором был выгравирован солнечный диск в окружении изображений воронов и волков[3].
Затем он взял у воительницы посох и передал его Хальд. Ульфхильда получила копье, а Песнь Крови — меч.
— В этом посохе великая сила. — Хальд почтительно поглаживала реликвию. — Как попал он к тебе, старик? Достался от Верховной Жрицы, пришедшей сюда умереть? Ни одна простая колдунья не могла бы наделить его той могучей силой, которую я в нем чувствую.
— Кто вырезал на посохе руны и вдохнул в него силу, я не знаю, — ответил старик. — Я нашел его, когда пришел сюда, наутро после того… как позабыл свое имя. Мне всегда хотелось думать, что Фрейя оставила его для меня, а может быть, он принадлежал тому, кто приходил до меня, и оставлен им в знак благодарности за танец в лунном сиянии. Я построил хижину на том месте, где его нашел. Теперь он твой.
— Благодарю тебя. — Хальд крепко сжала посох. — Думаю, он поможет мне остаться в этом мире и сражаться с Хель.
— Тогда я очень рад, что смог вспомнить о нем, — искренне ответил старик.
— А другие сокровища? — спросила Гутрун, глядя на амулет-молот, свисавший с ее шеи ниже груди. — Ты нашел их тоже?
— Я думаю, что принес их с собой много-много лет назад, — объяснил он. — Да, я почти уверен, что эти вещи когда-то принадлежали мне, кем бы я ни был. Но теперь они ваши. А для вас двоих у меня есть еще это. — Он перевел взгляд на предметы, остававшиеся в его руках. Эти были маленькие серебряные слитки. Он торжественно вручил один из них Ульфхильде, а другой — Песни Крови.
Древнее поверье гласило, что холодное оружие, когда им обменивались друзья, могло разрушить соединяющие их узы, если за него не давался выкуп. Часто тот, кто передавал оружие, вручал вместе с ним маленький кусочек серебра или золота. Если принимающий оружие не возвращал символическую плату, это означало желание разорвать дружеские отношения.
Ульфхильда без колебаний выступила вперед и обратилась к старцу.
— Может быть, нам не придется больше встретиться, старик, — с чувством проговорила она, — И кто бы ты ни был: чародей или нет, я буду дорожить этим копьем и благодарю тебя за него. — Она вернула ему слиток серебра. — Да будет наша дружба нерушимой.
Старик принял слиток и вопросительно взглянул на Песнь Крови.
Воительница пристально всмотрелась в его лицо и заткнула символический выкуп за пояс.
— Подруга! — воскликнула потрясенная Ульфхильда.
— Мама, но почему? — недоумевала Гутрун. Старец усмехнулся.
— Я чувствую, что ты меня разгадала и хочешь разорвать связывающие нас узы, — проговорил он и хмыкнул. — Гордая женщина, твоя бунтарская кровь много веков восхищает меня. Пойдем со мной в хижину. Мне нужно кое-что сказать тебе и показать наедине.
— Не думаю, что она пойдет одна, — засмеялась Ульфхильда.
— Поднимайтесь по склону и ждите меня там, — тихо велела им Песнь Крови. — Я пойду с ним в хижину.
— Нет! — крикнула Ульфхильда. — Он какой-то волшебник или безумец, если судить по его речам. И я не позволю тебе…
— Ульфхильда, — решительно остановила ее воительница. — Отведи Хальд с Гутрун по склону наверх.
— Я полагаю, что тревожиться не надо. — Хальд коснулась руки женщины-ульфбьерна. — Мне кажется, я знаю, что он хочет сделать. И это послужит нашему общему благу.
— Тогда пусть делает это здесь у всех на виду, при свете дня, — настаивала Ульфхильда. — Ни к чему хорошему это не приведет, Черная Волчица. Не знала, что ты можешь столь неразумно рисковать!
— Ульфхильда, — сказал старик, не глядя на нее, — поступай так, как желает твоя предводительница.
Что-то в его голосе охладило пыл оборотня. Но она почувствовала, как неприязнь и недоверие покидают ее. Еще несколько мгновений она колебалась и упрямо пыталась сопротивляться, подозревая, что он напускает на нее свои чары, но потом повернулась и стала подниматься по склону, а за ней и Гутрун с Хальд.
— Если она не вернется оттуда живой, на моей совести не будет ее крови, — с досадой объявила Ульфхильда, когда они завершали подъем.
Песнь Крови последовала за стариком в хижину. Она спокойно стояла перед ним с мечами в обеих руках, остриями вниз. И все время, пока он внимательно всматривался в ее лицо своими ясными, проницательными глазами, она боролась со своими чувствами, твердо намереваясь не дать ему заметить ни своего страха, ни дурных предчувствий.
