— Нет, Гартруримен, Махатмы не порадуются твоему рвению.
— Одного я съем, — повторился свою мысль дракон, но теперь в его голосе не было ожесточения, а встревожившая нас с Силем радость, — вы, трое, идите, а четвёртый будет моим. Я сказал.
Мы оглянулись, но в кромешной тьме ничего не увидели. Тогда дракон выпустил вверх огненную струю и в её свете на пороге пещеры появился удивительно знакомый силуэт Злого Повелителя. «Эспер? — промелькнула у меня в голове мысль, — но как он здесь оказался?» Впрочем, додумать её я не успел — Тильм схватил нас за руки и крикнул:
— Бежим! Быстрей за мной!
И мы побежали. Не знаю, как «воин Добра» ориентировался в темноте, но уже через сотню шагов воздух посвежел, а потом показалась и светлая арка выхода. Мы летели, как на крыльях и, не удержавшись на ногах, на выходе из пещеры упали и покатились вниз по ледяной дорожке. Катились и смеялись, как дети, счастливому исходу из пещеры дракона. Катились, радуясь весёлому солнцу и его ослепительным лучам. Катились и вспоминали тяжёлое дыхание ящера и его страшный зелёный зрачок глаза. Катились с полчаса, пока не оказались у крепостной стены с огромными воротами. Поднявшись на ноги, отряхнулись от снега, почистили оружие и Тильм позвонил в колокольчик, висевший у маленькой, деревянной двери, вделанной в ворота. Через пару минут она открылась и я увидел Самвела с другим, желтокожим и узкоглазым мужчиной маленького роста. Они оба были одеты в монашеские балдахины.
— Проходите, путники Великой дороги, — сложив ладони у груди и низко поклонившись, пригласил нас тибетец, — стол накрыт и Великий Махатма Тхар давно ждёт известий от «вольного стрелка» Тильма Улленстоуна, величайшего воина Чести и Добра. И его верных спутников также.
Мы вошли, Самвел остался, запирая дверь на огромный засов, а нас повели по мощёной камнем дорожке ко дворцу с башенками на крыше и лучниками на них.
Всего дворцов было пять, а на площади, находившейся в центре крепости, около пятисот воинов в монашеском одеянии отрабатывали комбинации блоков и ударов с гортанными криками под командованием плотносбитого Шаолиньского монаха. Это я так решил, потому что эти бойцы были очень похожи на них. Я, не выражая нахлынувших чувств, продолжил свой путь за узкоглазым проводником. В его сопровождении мы вошли в трёхэтажный дворец мимо застывших, как изваяния, четырех стражников с копьями в руках и мечами на поясе у входа. В полном молчании миновали просторный холл и, поднявшись по широкой, покрытой коврами лестнице на последний этаж, подошли к двустворчатым дверям.
— Подождите, пожалуйста, — попросил нас сопровождающий и ужом проскользнул в кабинет.
* * *
Первым Верховный Махатма принял «вольного стрелка». Выйдя из кабинета, Тильм громко сказал:
— Вас ожидает Великий Тхар, — потом повернулся к Силю Вио, — держи нос выше, из тебя выйдет добрый воин, — после чего шепнул мне, — говорите правду, я своё дело сделал, как смог, — и опять громко, обращаясь ко всем, — ну вот и всё, я пошёл к своим. Ни пуха, ни пера вам не потерять.
Я посмотрел на его ладную, спортивную фигурку, удаляющуюся от нас вглубь коридора, гадая, правильно ли я сделал, что не сказал исторически сложившуюся в данных случаях ответку: «Пошёл к чёрту». С новым учеником Тхар разговаривал долго, я даже устал стоять в пустынном коридоре и пожалел, что нет ни стульев, ни других сидений. Наконец двери открылись и монах, встретивший нас у ворот в Шамбалу, вывел Силя, сказав мне:
— Многоуважаемый Тхар ожидает вас, — после чего они ушли вниз по лестнице, а я, мысленно перекрестившись, вошёл в кабинет. В глубоком, кожаном кресле сидел тщедушный старичок с раскосыми глазами в шикарном жёлтом халате, расписанном зелёными драконами.
— Присаживайтесь, молодой человек, — предложил он и после того, как я принял его предложение, сказал, — раньше мы вас в Центре боевых искусств не видели. Итак, объясните цель вашего посещения.
— Я занимался борьбой в Драгомире у Лайко Тзуна. После семи лет постоянных тренировок он посоветовал мне отправиться в Шамбалу, поэтому я здесь. Вы мне поможете? Тзун говорил, что у меня хорошо получается.
— Лайко Тзун не имел права открывать свою школу, но дух наживы нашего суетного мира поколебал и более сильных морально «воинов Добра», воспитываемые в нашем храме, — старик тяжело вздохнул, видимо сожалея об утрате его воспитанниками совести, — только после прохождения курса вы дадите Клятву верности Великим Богам и Нашим идеалам, после чего вы сможете покинуть нас. А если нет, то вы, молодой человек, останетесь здесь навсегда. На всю оставшуюся жизнь. В одиночку бежать бесполезно.
— Я знаю, — торопливо ответил я, — Лайко Тзун меня сразу предупредил. Да и сам я видел, какие сторожа охраняют горы. Я согласен на все испытания, только бы научиться хорошо драться.
— Это самое простое, что изучают в нашем центре боевых искусств. Кроме всего прочего вам придётся заниматься нравственной и умственной гимнастикой.
— Я готов.
— Это очень хорошо. Но если у вас инструктора заметят склонность к агрессии, недооценке или переоценке своих возможностей, то нам придётся ваш разум сканировать, — Тхар испытывающее посмотрел на меня.
— Я согласен, — твёрдо ответил я, и ни одним мускулом лица не выдал понимания происходящего. Наоборот, постарался создать образ простофили, которому абсолютно безразличны всякие философии и иные высокие материи, — лишь бы побыстрее приступить к тренировкам.
Старик вытащил из ящика стола пульт управления, нажал на кнопку и включил компьютер, монитор которого был искусно вделан в пластиковую стену. На экране появилось грустное, усталое лицо красивой женщины. Тхар сказал ей:
— Эльга, попроси Сенту зайти ко мне в кабинет.
Я, играя роль наивного деревенского дурачка, вскочил и подбежал к стене, чтобы пощупать движущееся красивое лицо. Эльга улыбнулась и исчезла. Тхар спрятал ПУ и пояснил:
— У нас вы увидите не меньшие чудеса, так что обживайтесь и привыкайте. А пока не пришла Сента, расскажите мне о себе, нам нужно знать о вас как можно больше.
* * *
Вскоре в кабинет вошла Сента, молодая, спортивная женщина и отвела меня в пустой спортзал на первом этаже. Там она прогнала меня по всем тренажёрам, заставила показать технику ударов на грушах, макиварах и иных приспособлениях спортивного и боевого назначения, выжав за два часа из меня все соки. Потом Сента вызвала одного молодого монаха по имени Корзо Маниота и потребовала от меня показать на нём свою бросковую технику. Говорят, что в самбо больше 10 тысяч приёмов, я из этой кучи знаю не меньше 500, но показал полтора десятка. Ведь я строил из себя простачка, далеко не всё подхватывающего на лету. Трудная задача, но я с ней справился достойным образом. Наконец Сента улыбнулась и повела нас с Корзо в душ:
