Гаор, сочтя всю тираду и вопрос риторическими, промолчал. Но Венну, похоже, был нужен слушатель, а не собеседник.
— И бился здорово. Один раз так серьёзно… чуть ли не об инвалидности речь зашла, представляешь?
"Ну и оставался бы гонщиком", — подумал Гаор. Венн, будто услышав непроизнесённое, с улыбкой покосился на него.
— Смотри, Рыжий, вон там Аргат, видишь?
Прищурившись, Гаор разобрал в указанном направлении еле различимые силуэты домов и кивнул:
— Да, мой господин.
— Облачно сегодня, в хорошую погоду видно лучше. А день сегодня… ты знаешь, какой сегодня день?
Интонация и смысл вопроса требовали ответа, и Гаор осторожно ответил:
— Нет, мой господин.
Венн рассмеялся.
— Как же так, Рыжий! Для тебя это как день рождения. Двадцатое ноября сегодня. Помнишь, что за дата?
Двадцатое ноября? И тут же Гаор вспомнил и мгновенно задохнулся от тяжёлой, дурманящей голову ненависти. "Двадцатое ноября? День рождения? Сволочь, мне ошейник в этот день заклепали! Это день смерти моей! А ты…" Но вслух только сказал:
— Да, мой господин.
Венн снова, уже не улыбаясь, внимательно посмотрел на него и кивнул.
— Хорошо. С памятью у тебя порядок. А теперь смотри, вон там родник, он даже зимой не замерзает. Сходи, умойся.
Родник?! Гаор недоумённо посмотрел на Венна и медленно, боясь услышать отмену разрешения, слез с мотоцикла и пошёл в указанном направлении.
Снег был неглубоким, по щиколотку, не выше, торчали длинные сухие стебли травы с растрёпанными пустыми метёлками, невысокие, ниже травы, колючие кусты. А вот и он: крохотное круглое пятнышко чистой воды, колеблющейся от бьющей со дна струйки — живой родник. Гаор медленно опустился на колени, бросил рядом шлем и, опираясь о снег затянутыми в чёрную кожу перчаток ладонями, наклонился над крохотным фонтанчиком.
Холодная колючая вода пощёчиной ударила его по лицу. Он невольно отпрянул и застыл, стоя на коленях и не чувствуя, как стремительно обмерзает лицо.
— Мать-Вода… — беззвучно шевельнул он губами в безответной мольбе.
С вершины холма Венн не мог разобрать, что там, почему раб стоит на коленях над родником и не пьёт. Странно, может… да нет, он же видел тогда на их пикнике — а хорошо было сделано! — парень и впрямь за эти годы стал совсем поселковым, с их верой в воду, землю и луну. Так сейчас что с ним? Неужели всё-таки крыша поехала? Паршиво. И даже хреново.
Наклониться ещё раз Гаор не посмел. Мать-Вода всё сказала ему.
Прими, утрись и пошёл вон, не погань матёрой воды своей тенью. Он медленно выпрямился, встал, подобрав шлем, и, не оборачиваясь, побрёл к дороге.
— Ну как? Хороша водичка? — встретил его Венн.
Не отвечая, Гаор тяжело опустился в седло своего мотоцикла.
— Держи, — Венн протянул ему платок и тюбик без этикетки. — Вытри лицо и смажь, а то обморозишься, — и хохотнул. — Пойдёшь пятнами, хозяин разлюбит.
— Спасибо, мой господин, — равнодушно ответил Гаор.
Ему уже было всё равно, но приказ положено выполнять.
— Там, похоже, газы рядом, — задумчиво сказал Венн. — Я этот родник давно знаю, мальчишкой к нему ещё на велосипеде гонял. То он спокойный, то фонтанчиком. Ты что, под фонтан попал?
"Тебе, голозадому, фонтан и газы, — с мрачной усталостью думал Гаор, втирая в щёки прозрачную жирную мазь, — а мне… отвернулись матери набольшие от меня, не простили. И не простят".
— Смазался? — Венн, не глядя, протянул руку, — мазь давай сюда, а платок себе оставь. И поехали.
— Да, мой господин.
И снова бешеная сумасшедшая гонка в никуда и ни за кем. И быстрые чёткие отмашки, требующие сократить или увеличить дистанцию, выйти вперёд или отстать. Гаор уже не думал ни о чём, даже не боялся навернуться насмерть. Он летел над серым бетоном и припорошенной белым снегом чёрной землёй, взлетая с холмов как на трамплине, перескакивая через то ли узкие овражки, то ли замёрзшие ручейки, почти ложась набок на отчаянно крутых виражах, проходя по-слаломному между деревьями. Водил тихушник мастерски, лихачил, рисковал, но… но и он, чёрт возьми, не отстал и не сбился с хода!
И снова остановка. На этот раз в низине, на круглой поляне, похожей на заросшую воронку от мощной авиабомбы. Венн снял шлем, и Гаор поневоле сделал то же.
— А истребителем бы ты был лихим, — усмехнулся Венн.
— Кем? — изумился Гаор и спохватился в последнее мгновение. — Мой господин.
— Лётчиком-истребителем, — рассмеялся Венн. — Есть у тебя всё для этого. В крови у тебя полёт.
Он что? Знает его настоящее имя, знает… чёрт, откуда? Что ещё эта сволочь накопала о нём? И главное — зачем?
— Огонь хранит человека для предназначенного ему, — задумчиво, как о чём-то действительно важном, сказал Венн. И тут же прежним насмешливым тоном. — Ты веришь в Огонь, Рыжий?
— Да, — хрипло выдохнул Гаор, — да, мой господин. Я верю в Справедливость Огня.
— Ну что ж, — улыбнулся Венн с откровенной насмешкой, — когда больше не во что, то можно и в это. Поехали!
— Да, мой господин, — откликнулся Гаор, надевая шлем.
Где они и куда им ехать, Гаор совершенно не представлял, хотя… его дело рабское: приедет куда прикажут. Или привезут. Он следовал за Венном, держа приказанную дистанцию и даже не пытаясь запомнить дорогу или вообще как-то сориентироваться. Ему действительно стало всё равно. И когда они вдруг влетели в уже знакомый двор, он даже как-то удивился. Что, уже всё?
Да, оказалось, всё.
— Рыжий, оба в гараж, помоешь, проверишь, заправишь. Костюм и шлем в шкаф, увидишь там, — повелительно махнул ему рукой Венн и пошёл в дом, к приветливо улыбающейся ему из раскрытой двери Ларге.
Гаор бормотнул ему вслед положенную формулу повиновения, даже не заботясь о том, чтобы его услышали, и взялся за работу. Тело приятно ломило от езды, и блаженное чувство полёта ещё гуляло, как сказала эта сволочь, в крови. Всё ж таки дед, два дяди, ещё родичи… да, всё правильно, в крови у него полёт, а для чего его хранил на фронте и потом Огонь… увидим. Огонь справедлив, да, больше ему не во что верить, только во встречу у Огня. Ну, и будем в это верить.
Гаор ещё возился с мотоциклами, когда Нисса прибежала звать его на обед.
— Да, госпожа Нисса, — откликнулся он, выпрямляясь и берясь за тряпку.
— А я по физике семь получила, — сообщила ему Нисса, — дура эта разоралась, — и стала передразнивать. — Я не могу поверить, тебе кто-то помогал, поэтому семь. А всё правильно и десять как нечего делать положено, представляешь, Або, ну, никакой справедливости. Ты сегодня геометрию мне сделаешь, понял?
— Да, госпожа Нисса, — ответил Гаор.
