Уже знаю, почему Андрей в тот день выбрал платок именно ярко-красного цвета. Он символизировал его стремление устроить кровавую бойню.
Приближаюсь к зеркалу ближе. Не пойму. А что с глазами?
Откуда взялось безразличие?
А ну, соберись!
Ну же… Давай!
Вот, другое дело. Появилось озорство. До дьявольского блеска пока далеко, но пока сойдет и веселость.
А что будет, если я не справлюсь?
Совершенно неправильная постановка вопроса. Сейчас мне нужно себе задать: что будет, если я эту тварь забью до смерти?
Уже вижу в мыслях предстоящую схватку. Вижу, как долблю голову стоящего на коленях Тарасова. Стоит подключить способность создавать иллюзии и появится настоящая картинка. Не делаю этого лишь потому, что не хочу расходовать на ерунду силу Света.
Звоню Василию дать старт к выходу.
— Ну как, порезвились? — раздается вместо «алло». — Мы с Федей уже внизу.
— Отлично. Спускаюсь.
Глава 21
Едва я покинул номер и заиграли нервишки. Тут и волнение появилось, и в какой-то мере страх. Слишком многое стоит на кону. Как говорится, или пан или… Или все равно пан. У меня нет другого выбора. Я должен одержать верх. Обязан.
Моя нервозность передается Василию. Видимо догадался, что лучше с разговорами ко мне не цепляться, сказать чего-нибудь подмывает, но стоически молчит.
Я смотрю в окно и мысленно сокрушаюсь, время 19:15 и все еще светло. Мне лучше, чтобы наступили потемки. Я задумал Тарасова уничтожить. Не в прямом смысле, конечно. Уничтожить как личность. Это несомненное зло. А для зла лучше темнота. Но я не могу ждать. В 20:30 я должен быть на вокзале. Посему не позже 20:10 мне надо быть в гостинице. Предстоит успеть переодеться и добежать до вокзала. Не позже 20:30 мне нужно быть у касс.
Как назло, клуб «Парадайз» находится на окраине. От него до гостиницы, считай, пересечь пол-Перми, весь центр с узкими дорогами. Ну или топить в объезд и надеяться, что дорога будет не слишком загружена автотранспортом.
Вспоминается оставленный в рюкзаке ствол. Мало ли как пойдет дело, надо было взять. Тут же мысленно отмахиваюсь. Не взял, значит, так тому и быть, к лучшему. Все равно мне нельзя убивать Тарасова. Итак, вон, в «Черной Вороне» дел наворотили. Хорошо хоть без осложнений.
— Что… не? — все-таки не сдержавшись, спрашивает Василий, развернувшись ко мне полубоком.
— Что нет?
Он косится на Федора, придвигается ближе и шепчет:
— Девки не дали?
— Тьфу ты! Вася, ты… Даже не знаю. Ей-богу. Весь настрой сбиваешь!
— Угу, понял. Не получилось, — произносит он с сочувствием и разворачивается обратно.
Меня теперь на смех пробирает. Нервный смех, несмешной. Мысли все равно продолжают крутиться вокруг драки с Тарасовым. Слишком важна для меня эта победа. Оттого веселость быстро уходит.
Клуб «Парадайз» — самое шикарное место в Перми. Абы кого туда не пускают. И даже на стоянку просто так не въедешь. Только для элиты. Только для знатных господ.
Федор останавливается у шлагбаума, называет охраннику мое имя. Лишь после этого преграда отворяется, давая возможность въехать на территорию комплекса.
— Припаркуйтесь чтобы был виден вход. И не слишком близко, — говорю Федору.
Он выполняет просьбу. Останавливает примерно в центре стоянки.
Машин много. Тем не менее, даже трети мест из предусмотренной тысячи не занято. Это потому что подумали о запасе. Помимо личных автомобилей, гостей часто сопровождает охрана. Иной раз на одну особо важную персону приходится до пяти машин.
Двухэтажное заведение вполне большое. Учитывая количество машин, расчетливые Скориковы вряд ли сняли его весь. Вероятнее всего, даже не балкон, один из банкетных залов.
Прежде чем отправляться внутрь, стоит прощупать почву. Посему достаю из кармана смартфон и набираю Ивана Карлицкого.
После гудков раздается сначала музыка, а после голос:
— Только не говори, что не приедешь.
— Приеду, как не приеду. Я сестре обещал быть обязательно. Как там у вас? Веселье в разгаре?
— Да что-то тухляк. Все обсуждают Омск или так, ни о чем разговаривают. Сидим вот, с Сергеем Митричем понемногу выпиваем.
Мне невольно представляется тухлое лицо Илонки, так сильно переживавшей о празднике своего суженого.
— Еще и Скориков сидит с кислой миной целый вечер, — будто услышав мои мысли, уточняет Карлицкий, — он-то думал, скверна даст ему какую-нибудь стихию, а дала типа твоей иллюзий. Что-то наподобие живописца.
— Чего?! — вмиг оживляюсь, переходя на крик.
— Ну живописца. Теперь он картины рисовать может. Художник, блин. Говорят, такая способность большая редкость.
— Да я не про это! Откуда ты знаешь о моей способности создавать иллюзии? Я же тебе не говорил!
— Ты не говорил. У тебя вечные секреты. Илона сказала. Пыталась успокоить Скорикова и при всех сказала.
Бля*дь, ну что за дура!
— Кстати, за Тарасова не переживай, — продолжает Карлицкий, — он сегодня адекватный. У него и настроение хорошее. Почти не пьет, со всеми разговаривает нормально. Ты вообще скоро? А то сидеть одна скукота.
— Уже на подъезде. Скоро буду, — напоследок говорю, сбрасываю номер и от злости на сестру едва не бью смартфон о подлокотник.
Тарасов, значит, с хорошим настроением… Ну-ну… Сейчас я ему настроение подпорчу. Заодно развею тухляк. Илонка зря переживет. Вечер удастся на все сто. Как по мне, и ей врезать не мешает. Чтобы меньше болтала. Благодаря этой дуре на иллюзию уже не стоит рассчитывать. Остается полагаться только на кулаки. Впрочем, я и до этого лишь на них и рассчитывал.
В преддверии драки меня охватывает уже ставшее за годы жизни в интернате привычное нервное возбуждение. Это нечто необычное. Появляется неописуемое желание разбить в кровь морду очередного гондона. И в то же время появляется страх быть побитым самому. Сидишь в инвалидном кресле, ждешь, понемногу посыкиваешь и гадаешь: я его или он меня.
Но вот начинается драка и страх теряется. О нем уже не вспоминаешь. Пытаешься ухватить гондона и долбишь его, долбишь, долбишь. А он долбит меня. И вот он сваливается первым. Победа. Если сильно довел, падаешь с инвалидного кресла на него сверху и снова долбишь, пока окончательно не вырубится. И тогда наступает истинная радость. Я смог. Я показал гондону, кто он есть и где его место.
Когда проигрывал, меня скидывали с инвалидного кресла и начинали забивать ногами, да так, что я не мог ничего сделать, кроме как съежиться в позе эмбриона и прикрыться руками. В этот момент страх возвращался. Он животный, до дрожи, до панического ужаса.
Это страх перед будущим.
Я боялся превратиться после побоев в овощ, не способный больше не то что постоять за себя, донести до рта ложки. Боялся умереть, хоть и не ценил свою жизнь ни на грамм.
Все еще продолжая оставаться в сознании на волоске от того, как провалиться в беспамятство, я делал выбор. Выбор на предмет предпочтительности исхода поражения. Между остаться в живых или сдохнуть.
Каждый раз я останавливался на одном — хотел, чтобы очередной гондон-победитель забил меня до смерти. Чтобы не зализывать потом раны. Чтобы не искать в себе силы подняться и снова осознать себя человеком, а не сломленным лохом, который не может ответить более сильному.
Смотрю на время в смартфоне. 19:27 — как раз достаточно, чтобы успеть подраться и вернуться в гостиницу. Нажимаю ручку на двери. Раздается приглушенный металлический щелчок, и я открываю дверь.
Одновременно с моей дверью открывается дверь входа в «Парадайз». Появляются одноклассницы: Никитина, Вяземская, близняшки Таракановы. Последней выходит Екатерина Волгина.
Приходится снова захлопнуть дверь машины. Когда буду бить Тарасова, Волгина должны быть в зале обязательно. Она и Илона мои основные зрители. Мне нужно, чтобы они видели драку. Это придаст мне отчаяния, считай — сил. На остальных по большому счету плевать. Они мне нужны только в своей массе.
