Девушки идут вправо от входа, о чем-то разговаривают, смеются. Лишь дойдя до дерева, они останавливаются и становятся в кружок.
Что они там делают?
Присматриваюсь.
Тьфу ты… вот же сучки, они покурить вышли.
И это называется Пермская элита. Со стороны ведут себя не лучше тех же шалав из «Черной Вороны».
Впрочем, если верить Амалии, Волгина та еще прости господи. И меня хотят на ней женить.
Пи*дец!
Надо было тогда деду сказать, кто она есть. Пожалел на свою голову. Состроил из себя джентльмена, не желающего опозорить честь бледи. Только хуже себе сделал.
Хотя…
Деду, по-моему, плевать. Он уже увидел перспективы от моего брака. Скажи — не скажи, все равно без толку. Так понял, у деда прежде всего интересы клана, а потом все остальное. А после отец еще прицепился. Пытался убедить меня в том, что Волгина станет для меня хорошей женой. Начни говорить о ней плохое, меня бы никто не слушал. Ну блин и семейка. Куда проще было попасть к обычным людям. У них все куда понятнее, яснее, честнее. С ними проще.
Хотя… Все-таки есть один момент. Кое-что мама скрыла.
Мне кажется, к лучшему, что она скрыла. Даже не знаю, как бы у нас все сложилось, узнай я при ее жизни, что именно из-за нее я стал калекой. Но во всем остальном она была за меня горой. Случись мои нынешние проблемы, она сама рвалась бы ехать со мной в червоточину. И уж тем более не стала бы настаивать на браке, пусть он и принесет большую выгоду.
Приходится потратить семь минут, пока девушки накурятся и вернутся в клуб. Выжидаю еще минуту и снова тяну ручку. Вместе с открытием двери покидаю машину.
Нервная дрожь только прошла и снова появилась. По-моему, из-за нее немного изменилась походка. Иду как на шарнирах. Получаются неестественные рубленые движения.
Шел бы не со стоянки, швейцар наверняка поинтересовался именем, а так безмолвно открывает дверь.
Внутри клуба царская роскошь. Все в позолоте, кружевах, яркой росписи. Сидящий внутри Андрей зачем-то подсказывает — это стиль рококо. Только сдалось мне этот рококо. Мне не до красот. Лишь бы поскорей набить морду Тарасова, да свалить обратно в гостиницу, а там уже на станцию.
При входе в клуб попадаешь в холл. Слева казино, справа основной зал ресторана. В дальней его части широкая помпезная лестница. Если подняться, попадешь на балкон или в уединенные банкетные залы. Смотря куда свернешь.
В холле два крепких охранника. Они чистокровные. Дальше охраны нет. Понятное дело, что везде натыканы камеры. Если что-то случится, то они тут же сбегутся. Вот только об этом я как-то совершенно не подумал. Придется бить Тарасова в темпе.
— Простите, мне к Скорикову, — спрашиваю у работника клуба, облаченного на манер слуг позапрошлого века в шикарную ливрею с позолоченной вышивкой.
— Скориковы по лестнице и направо. Первый банкетный зал. Вас проводить?
— Нет, благодарю.
Все-таки банкетный зал. Кто бы сомневался. Конечно Скориковы пожадничали даже на балкон. Впрочем, свое восемнадцатилетие Андрей праздновал куда скромнее, в тихом семейном кругу.
Не то чтобы он или отец сэкономили. Просто Андрей рассудил здраво: нет смысла устраивать большой праздник для людей, с которыми не общаешься и которые тебе безразличны.
Дохожу до лестницы, начинаю подниматься и чем ближе приближаюсь к пролету между этажами, тем больше начинаю замедляться. Там по бокам развешены зеркала. У левого стоят Никитина, Вяземская и Волгина.
Пройти мимо, как это всегда делал Андрей или все-таки заговорить?
Добираюсь до пролета и останавливаюсь.
Первой меня замечает Елизавета Никитина. Она живет в усадьбе напротив нас. Девушка толкает Волгину и Вяземскую. Те оборачиваются и смотрят на меня с недоумением.
Все три девушки красивые, вкусно пахнут духами, в шикарных бальных платьях, с прическами, украшенными красивыми заколками в виде крошечных цветков.
Волгина красивее всех. Тут и проникновенный взгляд, и чувственные губы, и аккуратный носик, и общая стать с осанкой, и что называется — порода. Это прямо-таки бросается в глаза. Сразу видно, девушка не из простушек. Ни Ленка Белянкина, ни девушки из клуба тут и рядом не стояли.
Я хотел встретиться и поговорить с Волгиной. Высшие услышали. Сами устроили встречу. Время и место неподходящие, ну да ладно. Лучше сейчас, чем тянуть. Кто знает, когда еще выдастся случай.
— Привет. Мне бы поговорить с Катериной. Наедине, если можно, — произношу по возможности спокойнее, обращаясь к Никитиной и Вяземской.
Девушки переглядываются, хотят уйти, но Волгина резко меня спрашивает: «Зачем?» и ее лицо из удивленного превращается в серьезное и даже жесткое.
— Мы обручены. Я имею право говорить с тобой наедине.
Подруги делают такие глаза, как если бы перед ними появился инопланетянин. Волгина на секунду теряет дар речи.
Это немудрено. В лицее Андрей разговаривал вот так прилюдно разве что, когда его спрашивали преподаватели. При этом смущаясь, нервничая, сбиваясь.
Я тоже нервничаю, пусть и совершенно по другому поводу. Но в состоянии не выдать волнения.
— Хорошо. Давай поговорим. О чем? — резко произносит Волгина.
— О личном, — отвечаю чуть злее, ибо Волгина начинает раздражать со своим вызовом и обращаюсь к ее подругам: — девушки, вы не возражаете?
Обе начинают нехотя подниматься на второй этаж. Оглядываются, наверняка ожидая, что их позовет вернуться Волгина. Она же предпочла промолчать. Теперь на ее лице застывает сосредоточенность. Кажется, сейчас она изучает каждый сантиметр на моем лице.
— Ты хочешь выйти за меня? — задаю вопрос в лоб.
Не давая ей опомниться, продолжаю лишь потому, что не хочу услышать «нет» от нее. Пусть сначала услышит мое «нет».
— Вот и я совершенно не хочу. Более того, не хочу категорически. Наша помолвка была случайностью. Ошибкой. Я уже сказал семье свое мнение. К сожалению, вмешались обстоятельства. Ваш род собирается вступить в наш клан. Наши родители заинтересованы в браке. Уверен, у тебя происходит то же самое. Отец пытался меня убедить. Говорил, что ты умная девушка, сможешь стать хорошей женой. Я другого мнения. Насколько слышал, ты любительница вечерних прогулок. Такое поведение для моей невесты неприемлемо. И я переживаю, что скоро наши проблемы могут стать не только нашими. Они отразятся на делах наших семей. Начнутся упреки, ругань, раскол. Поэтому я хочу отменить помолвку. Пусть родители договариваются о союзе без учета нашего возможного брака. И прежде чем снова поднять эту тему в семье, я сейчас говорю с тобой. Если мы оба будем настаивать, нам будет проще отбиться.
Волгина секунду смотрит и взрывается:
— Если бы ты знал, как я не хочу выходить за тебя замуж. Ты мне непередаваемо противен. Я миллион раз разговаривала с отцом. Но я не смогла его переубедить. Я не могу сказать ему «нет». Он слишком заинтересован в этом браке. Я вынуждена подчиниться только ради своей семьи. И не смей считать меня бл*дью. Я ею никогда не была и не стану. Я гуляю только для того, чтобы перед замужеством надышаться. Нарадоваться свободной жизнью. Потому что потом мне придется остаток жизни провести с таким ничтожеством как ты. Смотреть на твою отвратительную рожу, делать для всех вид, что у нас прекрасная семья. Но знай, это будет ложью. Я выйду замуж и буду тебя ненавидеть. Всю жизнь. И я этого не скрываю.
— Вот это напор… — говорю, обескураженный услышанным. — Где твое уважения к будущему мужу?
— Уважение? К тебе?! А что ты сделал для того, чтобы я тебя уважала? Чтобы тебя вообще кто-то уважал?! Тебе повезло родиться в клане Вагаевых. Это единственная твоя заслуга. Остальное — ноль! Не знаю почему между Тарасовыми и Вагаевыми отец отдал предпочтение вашему клану. Я мечтаю, чтобы Игнат тебя наконец прибил. И чтобы отцу ничего не оставалось, как выдать меня за него. Это не значит, что я испытываю к Тарасову какие-то сверх чувства. Но он по крайней мере не вызывает такое отвращение, какое вызываешь ты. И я безумно счастлива, что смогла это сказать тебе сейчас. До нашей свадьбы. Я очень надеюсь на случай, проведение, вмешательство Вышнего, чтобы этой свадьбы не было.
