Выражение лица у господина Тесака сделалось очень задумчивое.
— Вы побеседуйте для начала, а если не договоритесь, я зелье вам поменяю на «Костелом», к примеру, или «Лысоголов», придумаем что-нибудь.
Просияв самой довольной улыбкой, мясник едва не бросился ко мне обниматься, но пиетет, уважение и все такое, соответственно, мою руку схватили, радостно потрясли, и господин Тесак умчался. Что примечательно, извозчик сопроводил его отъезд крайне задумчивым взглядом. Но затем, словно очнувшись, вопросил:
— Так куда нести вашу расчлененную девственницу?
— Прямо в лавку. — Я не смогла удержаться от улыбки.
Вот только улыбка вышла горькой.
Войдя, магией высвободила сонных котиков из мешка и, пока они лежа на полу в себя приходили, заплатила извозчику и попросила передать зелья господину Пскаре, а едва извозчик ушел, под неодобрительным взглядом Дохрая выпила целый пузырек восстанавливающего силы зелья. Я ночь почти не спала, магически истощена была, а отдыхать… не сейчас.
Выпила, постояла с закрытыми глазами, ожидая, пока подействует. Подействовало, но слабо — потянулась за вторым.
— Гр-р, — вскинулся уже Гардэм.
— А ты вообще со мной идешь, — сообщила духу.
И взяла второй пузырек.
Нет, не то чтобы я чего-то боялась, но мне вспомнились слова Арвейна про то, что белый источник он на расстоянии от привязки силы не теряет и в случае чего Гардэм сможет защитить… А я не настолько черная ведьма, чтобы в свете всего случившегося страдать излишней самоуверенностью.
— Дохрай. — позвала, допив второй пузырек и пережидая появившийся звон в ушах, — пока меня не будет, разольешь по пузырькам зелье красоты, только смотри не перепутай и не смешивай с тем, с колючками.
Просто мой дух в зельях, пока их не подпишешь, не разбирается.
И тут из кухни неожиданно высунулась знакомая священнослужительная личность и сообщила:
— Госпожа ведьма, а обед уже готов. — После, взметнув сутану, снова исчезла.
Потрясенно смотрю на Дохрая, тот развел когтистыми лапами, мол, «не виноват я, он сам пришел». Не стала ругаться, во-первых, потому что священник хорошо готовил, а во-вторых, потому что задача мне предстояла очень сложная, а ночь была бессонная, магически затратная и голодная.
Сняв грязную шляпку, бросила ее на пол, чуть не попав в одного из котов, который тут же зашипел и шерсть вздыбил, и пошла мыть руки.
На обед у меня был суп-пюре, совсем как бабка готовила, правда этот без поганок в виде секретного ингредиента, стейк из говядины, причем пальчики оближешь какой, и десерт в виде ягодного мусса. Священник скромно признался, что всегда мечтал быть поваром — мы с Гардэмом, не сговариваясь, признали, что у него бы вышло.
— Знаете, мне кажется, вы вполне могли бы открыть свою таверну, — поедая мусс маленькой ложечкой, заметила я.
— Это мечты, госпожа ведьма, — сник священник, — мой сан и все, что с ним связано… вы же понимаете.
Пожав плечами, внесла предложение:
— Моральная травма после неудавшегося сожжения ведьмы, полученное ведьминское проклятие, не позволяющее войти на порог церкви, как следствие отлучение от церкви, договор с господином Норкене, который как раз свою чайную продавать надумал — дочерей замуж он уже всех выдал, хочет с женой на юг податься, к теще, я за вас поручусь, получите ссуду в банке братьев Рошид и… Нет ничего невозможного.
Священник выронил ложку, которой мешал соус.
— Вы подумайте, — посоветовала я. — В конце концов, жизнь всего одна, и проживать ее в угоду кому-либо, кроме себя, — глупость несусветная.
Дохрай высунулся, изобразил крайне неприличный жест, направленный на меня, кстати.
— А вот рисковать своей жизнью или нет — это уже мое личное дело! — взбесилась черная ведьма.
Недолго думая, мой дух продемонстрировал все, что обо мне думает.
Неодобрительно покачав головой, выдвинула последний аргумент:
— Хархем погибнет.
Дохрай сник. С хранителем Люсинды они были дружны, вместе порой в преисподнюю бегали.
— Мадину убивали две недели, — продолжила я, отложив блюдечко с муссом, — и я понимаю, что лучше бы отдохнуть и приступить к вызову и завтра, но не могу так. Не могу — и все.
Подлетев, Дохрай взял меня за руку, едва ощутимо сжал.
— Со мной будет Гардэм, — тихо напомнила я и встала.
Священник поднял ложку и, запинаясь, спросил:
— Г-г-госпожа ведьма, а что вы собираетесь делать?
Поведя плечом, честно ответила:
— То, чем обычно черные ведьмы не занимаются. Но я еще молодая и глупая, мне можно.
Потом был быстрый душ, должна же я была смыть с себя болотную грязь и тину, а затем глухая черная мантия, надеваемая для самых сложных из ритуалов, ритуальный клинок из черной кости дракона, ритуальная чаша, мел и мерцающий зеленоватым светом пузырек экстренного восстановления сил. Как бы я ни храбрилась перед Дохраем, то, что собиралась сделать, — на грани самоубийства. Но, в конце концов, черная я или как, а для нас, черных ведьм, смерть от экспериментов во время ритуалов — дело самое обычное.
И потому, заплетя волосы в небрежную косу, все равно ведь расплетать придется, я подхватила черную сумку и направилась на выход.
А на пороге меня ждали Гардэм, священник, Дохрай и даже котики, которые почему-то осознали важность момента.
— Кошек покормишь, — напутствовала я духа.
— Я вам блинов с собой испек, — протягивая сверток, сказал священник.
Отказаться почему-то стало крайне неудобно, и таким образом в регламентированную сумку для опасных ритуалов попал промасленный сверток. Позор какой, надеюсь, об этом никто никогда не узнает.
* * *
Доехала я до места с извозчиком, а вот после начались мелкие неприятности. Это когда почти не важно, но все равно бесит!
Для начала еще издали стало ясно, что дом Люсинды оцеплен! Да не кем-нибудь, а отрядом гвардейцев в белом. Это когда обычные гвардейцы, но в белом и амулетами увешаны, отчего создается странное впечатление — согласитесь, мужчины с серьгами по четыре в каждом ухе и кольцами по два на каждом пальце — это как-то странно.
Но стоило подъехать ближе, как взору моему представился весь отряд поддержки белого мага, то есть тоже маги. Это когда одному влом всякой мелочью заниматься, и тогда крутой белый маг в звании мэтра таскает несчастных за собой, нагружая всякой беломагической деятельностью.
А самое любопытное началось, стоило мне подъехать к самому ограждению.
— Куда? — вопросил гвардеец с квадратной челюстью, безразличным взглядом, четырьмя серьгами в правом и пятью в левом ушах. — Запрещено!
