Впрочем, Уилиджер был только одним из зол. Флот уже несколько недель находился в штилевой полосе, в невыносимой жаре и сырости, легкие дуновения ветерка мало меняли ситуацию, почти не наполняя паруса. Иногда корабли не двигались по несколько дней, пока вонь от испражнений тысяч людей не вынуждала капитана спускать шлюпки, и гребцы оттаскивали судно на чистую воду.
Драконы были раздражены, и работать с ними было трудно. Некоторые еще не залечили раны после сражения с катафрактом, и им приходилось менять повязки через каждые три-четыре часа, заново дезинфицируя раны. Драконы принимали процедуры с большим неудовольствием и руганью. Но драконопасы слишком хорошо понимали, что сейчас не время ссориться, что нельзя обижаться на вивернов и давать волю эмоциям можно только в разговорах друг с другом.
На борту «Ячменя» отношения были напряженными. Еще одного солдата высекли за попытку изнасилования. На этот раз ситуация была сложнее, так как прямых свидетелей преступления не было, за исключением подруги предполагаемой жертвы. Обвиняемый клялся в невиновности даже под плетями. После этого случая вражда между военными и экипажем возросла до небывалых масштабов.
Кроме того, всех нервировала явно нарастающая тревога среди высших командиров. Совещания в роскошной комнате для заседаний адмирала Кранкса происходили почти ежедневно.
Полоса штиля была мало предсказуема в это время года – глубокой зимы в северном полушарии. Воздух неделями стоял неподвижно, то же самое происходило и с водой. Ведьма Эндисия испробовала несколько погодных заклинаний. Каждое утро гудел ее барабан, сзывая облака. Облака и вправду явились, но дождя не принесли, лишь окрасили небо в серый цвет, чем довели жару и влажность до совершенно адского уровня.
И пришел день самый невыносимый из прожитых. Жара и давление казались беспредельными.
После полудня Релкин закончил носить воду для дракона и вышел отдохнуть на верхнюю палубу, где уже сидели маленький Джак и Мануэль. Беседа их вертелась вокруг чудес континента Эйго, к которому они шли. Эйго был мифическим континентом. Про него в Аргонате было известно мало, за исключением того, что в древних джунглях живут люди с черной кожей и страшные чудовища.
Мануэль знал чуть больше других, он закончил академический курс и сдал экзамен на должность драконира.
– Думаю, странно будет увидеть людей, сожженных до черноты солнцем, – сказал маленький Джак.
– Привыкнешь, – отозвался Релкин, во множестве повидавший темнокожий народ Урдха и достаточно быстро привыкший к нему.
Джак хихикнул:
– Интересно, на что похожи их женщины.
Релкин хлопнул его по плечу:
– Подобные мысли заведут тебя в неприятности, парень!
– Как думаешь, мы тоже покажемся им странными – белые везде, кроме тех мест, где нас опалило солнце? Может, они испугаются нас? Может, они захотят нас поймать и посадить в клетки, чтобы лучше рассмотреть?
– Может быть, – сказал Мануэль, – по этой причине драконьим мальчикам лучше не отлучаться из лагеря.
– А что, если мы им понравимся? Что, если мы покажемся им сказкой, какой они до сих пор не видели? В таком случае их женщины будут нами очень интересоваться.
– Уилиджер оторвет тебе голову, если ты уйдешь из лагеря без разрешения.
– Ох, Мануэль, вечно ты хочешь жить по-книжному.
– Ты же знаешь, Джак, что скорее найдешь в их обычаях больше дьявольского.
– Релкин прав, Джак, – сказал Мануэль, – народ Эйго свиреп, его люди известны своей жестокостью.
– Ладно-ладно, ничего не буду делать, только маршировать, драться, есть и спать, но вы должны пообещать то же самое!
Релкин обычно с досадой относился к своей полковой славе сердцееда, возникшей из-за его приключений с принцессой Урдха{9} и знаменитого романа с Эйлсой, дочерью Ранара из клана Ваттель. Поэтому он просто понимающе улыбнулся в ответ на слова мальчика.
Мануэль, как всегда, знал больше:
– У тебя просто не будет времени на романы с местными женщинами. Я слышал, что, как только мы высадимся, сразу же погрузимся на речные корабли и пойдем вверх по течению. Нельзя терять времени, каждая минута на счету.
Джак скривился:
– Я уже устал от кораблей. В самом деле, устал от этого судна.
– Наша обязанность – служить, не думая о том, что нам нравится.
Эти слова напомнили Джаку о любимой теме:
– Я слышал, что мы пойдем в глубь континента. Там, говорят, есть море. Мануэль кивнул:
– Мы пойдем в воды Наба, как его называют, Великого Наба. Я думаю, это слово означает «вода» на крэхинском языке.
– И там живут морские чудовища?
– Так говорят легенды.
– Интересно, похожи ли они на вивернов? Виверны ведь в некотором роде морские чудовища, если понимаете, что я имею в виду.
Мануэль подтвердил:
– Некоторые учителя утверждают, что морские чудовища были предками драконов-вивернов.
Разговоры о вивернах и морских чудовищах действовали Релкину на нервы. Его доверие к собственному дракону было подорвано странной выходкой с жестокой рыбой. О чем он думал, его дракон? Он вообще задумывался, что будет, если его поймают? Релкин перевел взгляд на массивный силуэт «Картофеля», выступающий из марева.
И затаил дыхание. В тумане, окружающем корабль, произошла какая-то подвижка, и вдруг паруса на топе округлились.
Потом первый порыв ветра коснулся и нижних полотнищ, огромные паруса «Ячменя» с шумом развернулись.
– Ветер! – выдохнул Джак.
– Похоже на то, – отозвался Релкин, смотревший, как туман со стороны «Картофеля» быстро рассеивается.
– Ну и ладно, – сказал Мануэль, – глядишь, и вправду дойдем в конце концов до Эйго.
Легкое движение воздуха затихло на несколько минут, чтобы потом превратиться в сильный устойчивый ветер. Туман растаял, ровное море покрылось рябью, перешедшей в волнение. За час странная зыбь сменилась большими волнами. Ветерок стал ветром, неуклонно крепнущим, дующим с востока.
С востока пришли гигантские водяные валы, белые корабли заплясали на их гребнях.
Экипаж встревоженно переговаривался, а капитан Олинас проводила бо́льшую часть времени на рее бизани, разглядывая восточный горизонт в подзорную трубу.
Ветер слегка изменил направление – подул с юго-востока, но теперь он стал порывистым, засвистел в снастях, потом вдруг снова стих до ласкового бриза.
Волны продолжали катиться, но теперь это были настоящие океанские валы с белыми гребнями. Море переменилось невероятно; теперь это было что-то громадное и грозное.
Спустилась ночь, ветер перерос в бурю. Корабли несли теперь только жалкие лоскутки штормовых парусов, свернув все остальные. Вокруг бушевали белоголовые волны, они поднимали корабли на гребни и сбрасывали с тридцати-сорокафутового обрыва, вбивая в воду по палубу.
