ГЛАВА 9
Воевода Годослав, кем он был?
Собравшееся после освобождения Триграда вече, никак не могло решить судьбу Годослава. Горожане разделились на два лагеря: большинство требовало для воеводы смерти. Им возражали дружинники. Они не понаслышке знали о ратных заслугах Годослава и что он хорошего сделал для Альтиды. «Да, – говорили они, – наказание должно быть суровым. Но не смерть… Если бы не подвиги воеводы Годослава, то мы не стояли бы здесь и не решали его судьбу». Те, кто желал смерти воеводы, смолкали. Возразить нечего.Ведь выпестованная Годославом дружина не раз отражала вражеский набег и выбивала супостата с альтидских земель. И пусть все это в прошлом! Но тем и сильна Альтида, что чтит подвиги ушедших предков и ныне живущих героев. А то, что воевода Годослав бился не щадя себя, никто не сомневался. Но… Герой – оказался предатель!Воевода не ушел с вестфолдингами, хотя знал, что на родине его ждет смерть. Наоборот, когда альтидское войско вошли в город, то Годослав на короткое время принял свою дружину и с безумной отвагой шел впереди воинов, будто искал смерти, которая его не брала. А когда добили последнего викинга, воевода сложил меч, призвав осудить себя скоро и беспощадно.Что же произошло с Годославом? В чем причина? Что за морок на него нашел? Воевода жил в достатке: большое подворье; в каменных хоромах много изысканных и дорогих вещей; за городом пасся его большой табун. От казны воеводе, как тысячнику, шло немалое содержание. Власть? Ее у воеводы и так предостаточно. Не у каждого альтидского князя столько сил и возможностей. Так что мысль о возможном подкупе Годослава вестфолдингами отпадала.Почему же воевода предал Триград, изменил Альтиде? Никто не понимал, что толкнуло его на это.Воеводу заточили в темницу под надежную охрану. Рубить с плеча не в обычаях триградцев. Пусть время рассудит: Годослав серьезно болен, и может умереть своей смертью. Казнить воеводу не решились. И даже, помня былые заслуги, оставили ему как воину нож. Так прошло несколько дней.Сидя в каменных стенах и ожидая решения, воевода готовился к смерти. Она его не страшила: «За содеянное надо держать ответ!» Воевода не думал о жизни, ему давно стало безразлично, когда и как умереть. Годослав жаждал уйти в Нижний Мир, но наложить на себя руки не давала коварная апрамея.На пятую ночь заточения у Годослава кончились те крупинки порошка, что хранились в перстне с тайником.Лишенному апрамеи воеводе стало плохо: он бился в ознобе, кутаясь в подбитый мехом плащ, изо рта шла пена. Тело стремительно обметало лиловыми струпьям. Под утро дикий крик всполошил охрану.- Тебе плохо, воевода?! – ужаснулся вбежавший стражник. – Может, позвать знахаря? Волхва?- Нет, знахарь не поможет, – стучал зубами воевода. – Прошу, кликните Всеславу. Может, придет… Проклятый порошок! – кусая потрескавшиеся губы, простонал Годослав, – проклятая апрамея!Стражник не понял последних слов, сочтя их горячечным бредом, но просьбу исполнил. Виновен или нет воевода – это еще неясно, но воля уходящего в Нижний Мир священна. А то, что Годослав умирает, стражник не сомневался.Вскоре пришла Всеслава. Неприступная, суровая… Но при виде воеводы вся ее надменность исчезла, и на глаза навернулись слезы. Она не отреклась от отца. Всеслава не верила, что он способен на измену. То, что с ним случилось – тайна. Ее беспокоили произошедшие с отцом перемены. Еще два года назад воевода был совсем другим. Когда Всеслава пыталась выяснить о причине недуга, он только мрачнел и пресекал разговор. Но дочь хорошо знает отца! Всеслава не понимала, что могло сломать такого сильного человека, как воевода Годослав.- Что с тобой, батюшка? Тебе плохо? Ты умираешь?!- Еще нет, – простонал воевода. – Но недолго осталось. День, может меньше. Я ухожу в Нижний Мир. Я хочу сказать тебе, Всеслава…Не слыша, что говорит отец, Всеслава твердила: – Что надо сделать, батюшка? Крикнуть знахаря? Ведуна? Волхва?- Нет, Всеслава… От этой болезни лекарства нет. – Пальцы воеводы бегали, стягивали на груди плащ. – Если только… – Годослав замолчал в нерешительности, но затем продолжил: – Слушай! Сделай вот что: в спальне, над изголовьем моей лавки, увидишь темный сучок, он приметный. Надави на него. Откроется потайная дверца. За ней стоит золотая, в самоцветах, шкатулка и резная склянка с темным вином… Принеси их. Только не раскрывай шкатулку, не вздумай… И узнай, как мои дружинники? Должно быть тоже хворые. Я скажу, что делать, если успею…Неожиданно к воеводе вернулась отнятая колдуном Эрлингом память. Годослав вспомнил, что сказал на прощание Торрвальд и что он ему дал.Воевода, сжав голову руками, простонал: – Проклятый ярл! Проклятый колдун! Что я наделал!Собрав силы Годослав приподнялся и проговорил таким значимым и твердым голосом, что Всеславу пробрала дрожь.- Не медли, Всеслава! Беги! Надо спасать невинных людей!Всеслава обернулась быстро. Молча смотрела, как воевода отмерил – даже не отмерил – а лишь опустил в золотисто-красный порошок кончик ножа и затем обмакнул его в вино; как оно на миг изменило свой цвет, став ярко-алым; как трясущейся рукой воевода поднес склянку ко рту и с усилием выпил.Всеслава вскрикнула от изумления, когда увидела, что перед ней сидит ее прежний, здоровый отец. Исчезли лиловые струпья, глаза сияли прежним блеском, ушла дрожь… Всеслава хотела броситься ему на шею, но воевода отстранился, и достав из поясной сумы кусок светлой кожи сунул его в руку дочери:- Очень мало времени, Всеслава, я скоро умру! Слушай внимательно и запоминай…Ранним утром по Триграду разнесся призывный звон. Сбежавшиеся на главную площадь люди увидели, что на совет их собрала Всеслава. Бледная и осунувшаяся, она исступленно била в вечевой колокол. Когда площадь заполнилась, девушка, с трудом оторвав онемевшие, впившиеся в веревку пальцы, громко заговорила:- Честной народ! Для того я собрала вас, чтобы узнали все, почему воевода Годослав спознался с викингами!Всеслава выдернула из сумы маленькую, усеянную самоцветами шкатулку, и вздела ее над головой.- Вот что сгубило его! В этом ларце дурман, красивое золотистое зелье! Злобный хеннигсвагский ярл и его приспешник, колдун Эрлинг, хитростью искусили моего отца отведать этот порошок. Он называется апрамея, и нет во всем мире коварней отравы, чем этот яд! Хорошо, что его нет в нашем мире, и плохо, что о нем мало кто знает. Как он попал в руки Торрвальда нам неизвестно, но на что ярл его употребил, принесло беду всей Альтиде! После того, как мой отец попробовал апрамеи, он уже не принадлежал себе. Знайте, триградцы! Кто хоть раз вкусит это зелье, уже никогда не сможет жить без него! Коварная апрамея дарует человеку дивные сны, и он, не в силах отказаться от них, будет безвольно делать все, лишь бы снова ее испробовать! Несчастный становится рабом апрамеи и сделает все, что прикажет тот, кто владеет зельем! Отца отравили! На него навели морок! Вот почему он пустил викингов в Триград!При этих словах народ на площади загудел. Вот в чем причина! Викинги завладели душой Годослава, и он перестал принадлежать себе. Что ж, это похоже на правду. Не мог такой славный воин по доброй воле предать родную землю! Не мог! Но вины с воеводы это не снимает! А меж тем, Всеслава переждав, когда люди успокоятся, продолжила:Но это не все! Слушайте дальше, честной народ! Отец рассказал мне, что во многие города Альтиды коварный вестфолдинг разослал бочонки с отравленными напитками. В вино, эль и грут хеннигсвагского ярла подмешана страшная апрамея. Торрвальд пообещал отцу, что если он не будет способствовать замыслам викингов и не поможет захватить им Триград, напитки из этих бочонков увидят свет! Тогда, он, овладев душами людей, овладеет и Альтидой. Тот, кто не будет повиноваться приказаниям ярла, умрет! Отец спасал Альтиду от всеобщего рабства! Я не знаю, почему Торрвальд Медноволосый перед своим бегством сказал отцу, где искать эти бочонки и каким знаком они помечены! Это – тайна! Это не похоже на викингов: жалость им неведома! Но это так! Смотрите, вот знак, которым помечены бочонки с отравой!Всеслава выдернула из все той же сумы небольшой клочок тонкой выделанной кожи. На нем четко и жирно была выжжена одна единственная рунира: перевернутый знак «Т» – молот Тора, громового бога вестфолдингов, который означает возмездие.- Надо не мешкая найти отмеченные этим знаком бочонки и уничтожить их! Всё, честной народ, я рассказало всё, что узнала от отца! Простите его, если сможете!.. Вина воеводы велика, но он спасал невинных! Он спасал Альтиду! В душе воеводы Годослава не было корысти. Когда подтвердится сказанное мною, и проклятые бочонки с отравой найдутся, прошу вас люди, решите какого наказания он достоин. Но знайте, жить ему осталось недолго. Пусть приговор будет справедлив, и он с чистой душой предстанет перед богами.Всеслава сошла с помоста и через расступающихся в молчании, пораженных неожиданной вестью людей, направилась в темницу, где доживал свои дни воевода Годослав.Голубиная почта разносила по городам Альтиды срочные указания. Вслед птицам денно и нощно скакали гонцы. По рекам заспешили быстрые боевые ладьи. Надо успеть, апрамея не должна выйти на свет.Вскоре слова Всеславы подтвердились: то тут, то там, обычно на складах иноземных, а порой и своих купцов обнаруживались бочонки помеченные знаком «Т» – руной тюр. Найти эту примету оказалось несложно, как правило, громовой знак стоял рядом с пробкой. Но до тех пор, пока не проверили все запасы напитков, находившихся у купцов, ни вино, ни эль, ни грут в Альтиде не продавали. Слишком велика опасность… Найденные бочонки с апрамеей выкупали вдвойне, а то и втройне против стоимости напитков. Затем бережно вывозили: за городские ворота, подальше от людей. Что находилось в них известно, но вот насколько сильна апрамея, никто не представлял.Потом собравшиеся волхвы, ведуны и сильные в лекарском деле люди, принеся богам жертвы, стали осторожно – по одному – изучать, что за напиток плещется в том или ином бочонке, и что в него подмешано. Оказалось, что во многих бочонках, отмеченных громовым знаком, вино, грут или эль отравлены медленным ядом. Лишь через несколько дней становилось ясно, что смерть неизбежна и помочь уже никто не в силах. Такое зелье оказалось подмешано во многие напитки. Волхвы быстро распознали отраву. От нее существовало противоядие.А вот в некоторых бочонках…Казалось, что напитки в них чисты, нет ничего опасного. Но это только на первый взгляд. Как только бочонок вскрывали, у всех, даже самых искушенных волхвов возникало неодолимое желание отведать напиток, хоть чуть-чуть прикоснуться к нему краешком губ, смочить рот. Напитки содержали незнакомую, чужую волшбу. Даже сильные и искушенные колдуны с трудом противились ей.Тогда – не мешкая! – решили уничтожить жуткое зелье. Но не выливать же его, оскорбляя Мать сыру землю или обижая духов воды: русалок и водяных – оскверняя их жилье. А отдать отраву всеочищающему Святому Огню. Он справится с любой нечистью. Это известно с незапамятных времен.Вскоре на разных концах альтидской земли заполыхали кострища. Это не жертва богам, нет! Богам такое не приносят! В огне сгорала отрава хеннигсвагского ярла. И вот… Там, где в очищающем пламени лопались от жара бочонки со знакомой волхвам отравой не происходило ничего необычного. А вот в тех кострах, где шипя испарялись напитки с чужеродной волшбой, происходило нечто странное. Казалось, огненные боги, часть которых живет в любом пламени, ведут небывалую борьбу. Бешено-пляшущий огонь то пригибался к Матери-Земле, то вздымался вверх, будто угрожая солнечным богам. Пламя резко меняло цвет: из привычного багрового, до темно-зеленого, затем серого. О таком мудрецы не слышали.Постепенно огонь приобретал неясные, но пугающие очертания. Пораженные кудесники пали ниц перед возникшей в пламени многорукой устрашающей женщиной. Походившая на огромного паука-мизгиря, она руками отмахивалась от тянущихся к ней языков пламени. Шла борьба и огненные боги побеждали. Они жгли чешуйчатое тело чудовища, которое чернело, сжималось и покрывалось сверкающими угольками. Вой и сухой треск, от которых леденела кровь, неслись над местом битвы. Это стучали друг о друга, подвывая в бессильной злобе, связки черепов подвешенные на ее поясе. Они чернели и лопались от нестерпимого жара.На помощь огненным богам подоспел громовержец Перун. Небо над кострами потемнело, налилось тяжелыми тучами, загрохотал гром и в жуткое пламя беспрерывно полетели разящие молнии.Впервые люди увидели битву богов, такие сражения скрыты от их глаз. Они идут в иных местах, в иных мирах. Еще нескоро, после того как, задымясь, угас последний уголек и в лазурной синеве рассеялась последняя струйка дыма, свидетели небывалого боя осмелели и приблизились к огневищам. Теперь на их местах из-под земли били светлые громовые ключи.Когда со смертоносным зельем в Триграде покончили, вину с воеводы Годослава сняли, не дожидаясь вестей из других городов Альтиды. Все жители видели, что происходило вдалеке от городских стен. Там, за речной излучиной, полыхало такое же всеочищающее пламя, и громовержец Перун метал в него синие стрелы.«…Не нам судить о сотворенном. Вина воеводы велика, но более велико избавление от Зла, что могло постигнуть страну. И воевода Годослав делал все, чтоб отвести это Зло. Делал по своему разумению и как вещало его сердце. Для спасения Альтиды он пожертвовал самым дорогим, что у него есть: честным именем воина. Так пусть воевода живет – как ведает сам…»
