Снова в ответ раздалось царапанье. Джем прошептал:
— Кто-то за стенкой скребется.
И верно. Между двумя полотнищами заплесневелого красного репса располагалась изъеденная жучком деревянная панель. Джем пробежался по ней кончиками пальцев. Неожиданно его рука скользнула в дыру. Он оцарапал руку.
— Ой!
— Что там? — обеспокоенно спросил Раджал.
Джем, смеясь, обернулся. Потайная панель со скрипом отъехала назад, и перед мальчиками предстала Мила, недовольно протирающая глаза. Она сидела на пышной перине на спрятанной за стеной кровати.
— Ничего себе... — вытаращил глаза Раджал.
— А тебе должно быть стыдно, принц Джемэни, — капризно проговорила Мила. — Сколько ты сегодня слопал ягод голлухского боярышника?
— Голлухского боярышника? — эхом отозвался Джем. Лучше бы он не произносил этих слов. Они прозвучали словно заклинание. У него тут же тревожно заурчало в животе. Он перепрыгнул через полосу красной ткани и устремился к двери. — Прошу извинить меня, — сказал он на ходу с неожиданной учтивостью — ни дать ни взять старичок, вознамерившийся подышать свежим воздухом. — Я должен на минуточку отлучиться... Но Раджал его не слушал.
— Тс-с-с! — Он успел схватить Джема за руку. Снаружи послышалось ржание лошади и голоса — мужской и женский. — Быстрее!
Раджал забрался на кровать и, сев рядом с Милой, втащил за собой Джема. И они только успели поставить на место потайную панель, как в хижину вошли мужчина и женщина.
— Радж, я сейчас в штаны наделаю, — жалобно прошептал Джем.
— Тс-с-с!
Джем обхватил живот руками и скривился от боли. Всеми силами стараясь не издать ни звука, он, как и его друзья, стал смотреть в щелочку на то, что происходило в комнате.
Разыгрывавшаяся там сцена происходила между двумя молодыми людьми из высшего света — щеголем в парчовом галстуке и смущенной юной дамой в шелках и кружевах.
— Жак, что это за дом? — Дама в испуге остановилась на пороге и неуверенно оглядывалась по сторонам.
— А ты не знаешь, любовь моя? — Ее спутник решительно прошел в дом, подбросил полено в догорающий очаг. — А я думал, что такая девушка, как ты, догадается сразу.
— Не понимаю.
Молодой человек присел у очага и принялся энергично работать мехами.
— А я думаю, понимаешь.
— Жак?
Он обернулся и раскрыл объятия.
— Жак!
— Пелли!
Она бросилась к нему. Он обнял ее, стал гладить ее волосы.
— Нет-нет, это место должно быть тебе знакомо, любимая. — Он поцеловал ее в шею. — Что же это еще может быть, как не любовное гнездышко?
— О Жак! — Девушка высвободилась из его объятий, села в шезлонг, взяла подушку и прижала к груди. — Жак, ты ведь не будешь делать глупостей, правда?
— Глупостей? — Молодой человек опустился рядом с ней на колени и попытался взять ее за руку, но она отдернула руку. — Но ты же понимаешь все, о чем мы с тобой говорили прежде, милая. Вот здесь это и начинается.
Глаза Пелли наполнились страхом.
Но в следующее мгновение она громко рассмеялась:
— О Жак Бергроув, я чуть было тебе не поверила. А теперь отвечай, зачем ты меня сюда привез на самом деле.
Ни тени юмора не было в ответе господина Бергроува. Он проворно отобрал у Пелли подушку, взял ее руки в свои, заглянул в глаза.
— У нас, милая, понимаешь ли, существует свой маленький клуб, объединяющий несколько молодых людей. А здесь, можно сказать, дом свиданий. Место, куда мы привозим кое-каких юных дам...
— О Жак!
— Нет-нет, милая, именно дам...
— Каких дам? — попыталась вырвать руки Пелли.
— Помнишь мисс Виеллу Рекстель? Или юную леди Вантаж?
— Жак, о чем ты? — Лицо Пелли исказила гримаса ужаса. — Их же похитили! Эти, как их... варби.
— Успокойся, любовь моя. Никто их не похищал, понимаешь? Ты ведь знала, ты должна была знать, что молодой хозяин Гева-Хариона сгорал от любви к великолепной Ви... к мисс Рекстель. А разве ты не замечала, как граф Варльский смотрел на леди Вантаж в храме, в Курортном Зале, в Ассамблее? Они были любовниками, милая, любовниками — как мы с тобой, и соединиться им не давал жестокий свет. Но теперь они вместе.
— Жак?
Страх смешался в душе Пелли с волнением. Жак Бергроув рассказывал ей о «Варби» — о клубе с таким названием. Со сверкающими глазами она слушала его, а он говорил ей о том, что скоро начнется ее путь к освобождению, что она оставит позади свою добродетельную репутацию, которая так и останется добродетельной. Став новой, очередной жертвой «варби», она ни у кого не вызовет осуждения — разве что только слезы сочувствия. Но на самом деле мисс Пелли Пеллигрю впереди ждало радостное замужество и новая жизнь в новой, свободной стране... Господин Бергроув жарко шептал и время от времени прикасался губами к шее и груди Пелли.
— Не верю ни одному слову, — прошептал Раджал.
— Этот эджландец — жуткий лжец, — прошептала Мила.
— Я больше не могу! — взмолился Джем, держась за живот и раскачиваясь из стороны в сторону.
Пелли вдруг опечалилась.
— Но как же бал...
Бергроув ответил ей смехом.
— Тебя ожидает еще много балов! Забудь о своей прежней жизни! Милая, тебя держали в цепях, словно пленницу!
— Это неправда! Тетя Влада...
— Твоя тетка? Она тоже тюремщица в своем роде. Кто она такая? Всего-навсего зензанская кокотка. Чего она хотела добиться? Превратить тебя в свое подобие. Погляди, что она сделала с мисс Вильдроп всего за одно утро...
Но Пелли не слушала.
— Жак, никто меня не заковывал ни в какие цепи! Разве ты не видишь, моя жизнь только начинается. Мне предстоит совершеннолетие, выход в свет...
— Выход в свет? Жестокая Пеллисента, а я думал, ты уже нашла своего возлюбленного!
— О Жак, это ты жесток ко мне! Неужели я никогда больше не увижу Агондон? И моего дедушку? И моего брата... моего любимого, моего милого брата...
— Брата! — фыркнул господин Бергроув. — Это еще что за глупости? Пеллисента Пеллигрю, вы меня за дурака принимаете? Говорите, что любите меня, но теперь я вижу, что вы намерены подыскать себе другого, более знатного...
— Нет, Жак, нет! Ты не понимаешь! Мое сердце принадлежит тебе, но мы должны вести себя как подобает...
— Как подобает? Нет! Профессия моего отца сделала его богаче половины лордов в нашей стране, и все же для дам имеет значение только его титул, только титул...
— Это не так! — Пелли опустилась на пол рядом с возлюбленным, обняла его, стала гладить его волосы. Но, в конце концов, она разрыдалась и стала умолять его: — О, отпусти меня, дай мне вернуться!
