А куда потянут Илью? На спрос! Ничего в мире нового нет. Даже в Аду одно и то же.
Расспросы, допросы, вопросы… Подход к процедуре в Игнатовке, скорее всего, не такой гуманный как в демократической Алмазовке. Тут и каленым железом прижечь могут, и сапоги испанские обуть.
Ой, бред! Ой, голова, моя голова! Вместо чертей в Аду - Святой Прелат с раскаленными щипцами. Вместо Сатаны - Гаслан Алмазов в светохромах и отутюженных джинсах. Бред!
Сергей лежал у дальней стены. Почти всю одежду с него сняли. Тело сплошь покрывали раны и ранки. Некоторые еще мокли. Но все обработаны, края и поверхность спеклись, покрылись коркой. От него тянуло знакомым больничным духом.
Глаза открыты. Донкович с некоторой оторопью понял, что Углов в сознании.
- Ты меня слышишь? - шепотом спросил Илья. -…шу, - спекшиеся губы Сергея едва двигались.
Недолго думая, Илья метнулся в "ординаторскую" и принес оттуда кувшин. Воду он вливал по каплям. Они падали в отверстый рот как в канавку. Кадык редко дергался.
Наверное, полкувшина так утекло, пока Сергей, наконец, причмокнул губами. Илья убрал кувшин.
- Вот это был атас! Полный атас. Думал, второй раз сдохну, - с трудом выговорил товарищ.
- Ты давно очнулся?
- А я и не кумарил. Как принесли, так и лежу, будто карась на сковороде. Заметь, живой карась. Ну и сволота!
- Что?
- В Алмазовке, после очистных, все же, сонный отвар дают.
- А здесь? - Илье не верилось. Проведя полных три дня в счастливом забытьи и только изредка из него выпадая, он не представлял, что кто-то мог перенести муки посточистного состояния на ясную голову.
- Не дают. Говорят: Божья кара должна быть полновесной. Если де не отвел Создатель от тебя карающей десницы, значит, верно ты наказан и боль обязан терпеть.
За спиной переминался с ноги на ногу поскрипывая обувкой Диего.
- Точно? - спросил обернувшись Илья.
- Ага. Первые-то день-два орут немилосердно. Потом затихают. Кто помирает к тому времени, кто с ума сходит, а кто и выправляется.
Прошептал и стал оттирать Илью от Сергея. Тоже понятно: если среди очнувшихся не все умом рехнулись - найдется, кому донести. И так уже много чего можно рассказать про сегодняшнюю ночь. Не зря санитарчик Дениска волнуется. Илья побрел на свое место. За разговорами, за беготней и волнениями он не сразу заметил, что боль в покалеченной спине проснулась. Будто мелкие крысиные зубы впивались в кожу: тыкали и погрызали. Доковыляв, он лег на живот, уткнул лицо в согнутые руки и сам не заметил, как уснул.
Его допрашивали третий день подряд. Не просто допрашивали - с пристрастием. А это вам не потешное словоблудие Иосафата, либо истерики Лаврюшки. Даже на допросы родных милиционеров, - попал однажды Илья в передрягу, - сие походило весьма отдаленно. Процесс напоминал беседы умного, опытного, правда, тоже слегка свихнувшегося психиатра, которому в конце каждого разговора приходится прибегать к помощи санитаров и смирительной рубашки. И дело даже не в том, что вопрошающий излагал на испанском и не обращался к подследственному напрямую, - только через толмача, - дело в том, что их разделяло прямо-таки вселенское непонимание.
Допрос начинался с простых, даже примитивных вопросов. Национальность? Илья отвечал. Спрашивали еще раз. Он отвечал. Не останавливаясь, спрашивали о семье - ответ. Опять национальность - ответ; вопрос о вероисповедании - ответ; о национальности - ответ… Внезапно, без предупреждения, удар под ребра.
Заходилось дыхание, мутилось в голове. Ведро воды приводило в себя, и все - начиналось поновой.
Он давно оставил наивное намерение подладиться под местные нравы. В состоянии, в котором сейчас пребывал Илья, не сообразить какое сегодня число, не то что о религии рассуждать.
Потом недоумение и злость сменились апатией. И только после, на битую голову снизошло: они так проводят время. Забавляются! Не важно, что отвечаешь, важно, что подаешь еще голос. Ответил - получай. Ах, еще ответил! - получай еще. Не унимаешься? Напоследок получай так, чтобы до камеры хватал ртом упругий, недющийся воздух.
Допрашивали только днем, ночью к нему в камеру приходил немой стражник, - он в самом начале объяснился, показал на пальцах, что общение исключено, - и начинал гонять, только-только очухавшегося узника, по камере. Илья попробовал отмахнуться.
Пришли еще трое и взялись за него все вместе. На другой день на допросе он уже бормотал первое, что приходило в голову, понимая: еще такая ночь, и он рехнется.
Что не сотворила монстрица, что не доделал лазарет с его адским гуманизмом, довершит аскетичный, темнолицый испанец по имени Ги.
На одном из допросов он даже не сообразил, что спрашивают уже не о нем, бормотал свою тарабарскую скороговорку, куда вплетались строфы великих поэтов вперемешку с выкладками из учебников по хирургии. Ведро воды на этот раз не очень помогло, принесли второе. Узник, распростершийся на полу, поперхнулся, закашлялся, перестал бубнить.
- Ты знаешь человека по имени Руслан? - удар по почкам. Екающая боль в животе и спине молниями разбежалась в разные стороны.
- Ты знаешь человека по имени Руслан?
- Нет.
Удар сильнее, потом еще и еще. Били по плечам. Кажется, мышцы надплечий уже превратились в фарш. Шея начала отекать.
- Ты знаешь человека по имени Руслан?
- Нет.
Парадоксально, но он говорил правду. В этот момент он уже никого не помнил, ни о чем не думал. Руслан? Кто такой? Всплыло: …Узнай, Руслан, твой оскорбитель Волшебник страшный Черномор…
Чем Илья и поделился с прелатом. Побоев, однако, не последовало. По мановению пальца тонколицего Ги, Илью подхватили под руки и утащили в камеру и, наконец, оставили в покое.
Он уже несколько дней валялся на полу на сухой тростниковой подстилке. Никто к нему не наведывался. Раз в день в окошко просовывали миску с кашей. Памятуя горький опыт, приобретенный в Алмазовке, Илья сначала не ел. Однако голод доконал. Но, видимо, Алмазовский обычай здесь считался западло, как сказал бы Сергей. Хуже ему не стало, наоборот - Илья начал помаленьку приходить в себя.
Чем яснее становилось в голове, тем страшнее ему было. Святой прелат Ги, надо полагать, являлся великим знатоком человеческой сущности. Побили-покалечили и оставили, чтобы дошел. И дойдет! Глядишь, сам кинется в дверь колотить, звать допросчиков.
Не побежал, удержался, потому что всякий раз поминал холеного г-на Алмазова: пойдешь ко мне работать - будешь живой и сытый. Сухой, сумасшедший изувер предложит: скажи, кто такой Руслан - бить перестану. С одной стороны: ну, кто Илье этот парень? Так, виделись несколько раз, поговорить даже толком не успели.
