Барбара не подала виду, что услыхала.
— Благодарю тебя за трогательную и увлекательную повесть, Дух Имманентной Либереи, — сказала она во весь голос. — Что ещё помимо нашего восхищения, желал бы ты получить за право нам следовать дальше?
Незримый монах заметно смутился и на некоторое время замолк.
— Я собирался показать вам дорогу безвозмездно, — наконец проговорил он, — но уж коли вы сами предложили… Хотел бы я прочесть те крошечные библии Амура, что прячете вы за пазухой. Уверяю, вы можете нисколько не заботиться об их сохранности — я умею создать в зале необходимый режим. К тому же сам я бесплотен — оттого вы можете не бояться перегнутых пополам обложек, загнутых страниц и прочей пагубы, какую причиняют книге небрежные читатели.
Сёстры переглянулись.
— Мы всё это наизусть выучили, — сказала старшая младшей. — Только что на мужчинах не испытывали. А здесь явно найдутся на обмен вещицы не хуже: любострастие — штука нетленная.
— Пусть уж потешится разнообразием, — кивнула Барбара. Вынула свою книжку, присоединила к ней сестрину и положила на стол рядом с лампой вечного света.
Тотчас же в дальнем углу залы открылась низенькая дверца, и оттуда пахнуло затхлым погребом.
Сёстры двинулись по направлению к ней с куда меньшей отвагой, чем прежде.
— Ты уверена, что кастеллан с его присными двигались этой дорогой? — шёпотом спросила Олли сестру. — Библиотека ведь большая, за полками могут быть и ещё тайные пути.
— Не опасайтесь, — ответил ей голос. — Если не пройдёте — всегда можно вернуться назад.
— О, только не это, — пробормотала младшая сестра. — Здесь ведь зачарованное место. Как во сне: если выйдешь — пути назад не будет.
— Но любой сад ведь по определению — Сад Расходящихся Тропок, — возразил голос.
— Ну да, и одного сидения в Башне Знаний достаточно, чтобы усвоить все языки, которыми говорит книжная мудрость с миром, — кивнула Барбара. — Это стихи того же автора, который сочинил рассказ про Сад, вот почитай на досуге.
И первой, чуть пригнувшись, вошла в потайной ход. За ней сестра.
Факелы хором мигнули — так сильно, что пламя едва удержалось на месте. Крупные искры с ядовитым шипением канули в лужу или скорее ручеёк, протекающий под ногами. С низких каменных небес капало прямо на голову и шлёпало на носки сапог.
— Держись за мной, — скомандовала Барба, поглубже натягивая капюшон. — Спасибо догадались приодеться.
— Отчего тут такая пакость? — риторически спрашивала Олавирхо, шаг в шаг следуя за сестрой. — Фонари не горят, жижа под ногами, морось над головой, гниль на стволах, то есть на камнях — криминальная осень, в общем. Не такую жертву, как надо, принесли?
— Олли. Ты помнишь, чего захотел хозяин замка Шарменуаз? Н расставаться с погибшей дочкой.
— Но ведь никто не знает, где они с подругой, — ответила та. — Они же получили свободу.
— Неважно. Не расставаться, я думаю, пока он сам того желает. И она. Не оковы, а сердечные узы, понимаешь? А вот второй папочка хотел лютовать — и лютует. Гребли рвёт, берега подмывает, сквозь камень просачивается — и вряд ли его даже Повелитель Сов может от такого удержать. Или хочет.
— Барба, — с лёгкой укоризной проговорила Олли, — вот уж не думала, что ты веришь в потусторонние силы и прочую ерунду.
— Шутишь? По-моему они, эти силы, как раз обретаются по сю сторону. Вот эту самую. И хотят нас о чём-то предупредить.
— Угу. Темно и многосложно, как обкуренная пророчица.
— Вовсе нет. Как рутенский писатель, который сочиняет в стиле, как его? Арт Нуво? Модерн? А, нет. Постмодернизма.
— Помню-помню. Пелевин. Главное увлечение мамы Гали в юности, — Олавирхо чуть притормозила, и сестра невольно обернулась к ней. — И что ты, умница, вычитала из местного фольклора?
— Нам стоило бы взять своё силой. Как те юнцы-соперники. Мы едины в двух лицах. Как те самые девушки. От нас ждут, чтобы мы сотворили обряд. И лучше бы оно было в башне Октомбер, куда мы направляемся, чем в замке Шарменуаз, где так много добрых голосов.
— Которые так усердно нас поучают, — Олли хмыкнула. — И бескорыстно, между прочим.
Перекидываясь репликами, они двигались чуть медленнее, чем им хотелось, — или коридор был более грязен и неудобен, чем первый.
— Барба, а ведь лестницы здесь нету, — наконец сообразила Олли. — Небольшой подъём разве что.
— Тебе непременно хочется иметь зеркальное отражение прошлого пути? — возразила сестра. — То есть спотыкаться на осклизлом камне и пересчитывать пузом ступеньки — значит быть уверенной в том, что тебе сказали правду, а приличная дорога обличает наглое враньё?
— Барб, не умничай. Я подумала — а не пропустили мы в темнотище настоящий подъём?
— «Пляшут тени на стене,
Ничего не страшно мне.
Лестница пускай крута,
Пусть опасна темнота, —
Всё равно подземный путь
Приведёт куда-нибудь»,
— процитировала младшая сестра.
— Ого. Заклинание? — спросила старшая.
— Гримуар белого графа Калиостро, переложенный на русский язык красным графом Алексеем Толстым, — с важностью пояснила Барбара.
И, как ни удивительно, в этот самый миг случились три вещи.
Факелы дружно потухли.
Сами собой заработали динамки карманных фонариков, карманы курток засветились красным, как глаза вампира.
И в их свете глазам девушек предстала лестница.
Не такая широкая, как на том берегу, но с ровными ступенями, оклеенными по наружному краю шипастой противоскользящей лентой.
Когда девушки стали на первую ступень, вверху открылась дверь, и лестница плавно заскользила по направлению к арке.
— Все рутенские чудеса похожи на хорошо отрепетированный фокус, — с лёгким презрением сказала Барбара. — Чистой воды трюкачество.
— И кроме того, эскалатор шумит, — поддакнула Олли. — А фотоэлементы потрескивают.
Лестница, сложившись в ровную линию, скользнула во входной проём и застыла. Но едва девушки сошли с неё, неторопливо, будто внутри был замурован маятник, откачнулась и поехала назад. Уперлась где-то в глуби в невидимое препятствие и слегка вздрогнула, утверждаясь на месте.
— Может быть, мамы-Галины соплеменники и не приложили к этому лапу, — предположила старшая. — Говорят, их чудесные лестницы часто заедает или они схлопываются. Вытягиваются в струнку.
— Угу, чувствуется конструктивная основательность, — согласилась младшая. — Или капля горячей крови хозяина.
Всё это самое время обе неторопливо озирались вокруг при свете фонариков, как-то внезапно накопивших энергию и отдающих её с усердием двойного солнца. Если принять за гипотезу утверждение об изначальном тождестве башен, то из этого следовал вполне определённый вывод: здесь была часть круговой анфилады. Но никак не вестибюль, вопреки всякой логике. Слишком много серых домотканых половиков, брошенных на дорогой мозаичный пол (мрамор, орлец, яшма). Избыток ниш в стенах — они казались двойной шеренгой родовых портретов, вынутых из рам полированного дуба, только сейчас из них глядела темнота. Мебель, нисколько не производящая впечатления функциональной, — так невелика по размеру, что добрая треть удельного веса приходилась на сквозную резьбу, объёмную вышивку и прочие смысловые загогулины.
