— И по ним же приходил к одному из любовников лекарь, к другому палач, — зловеще проговорила Олли.
— Мы, — коротко ответила Барба.
И обе торопливо направились на место, желая заняться исследованием.
«Странно пользоваться обходным путём, если есть прямой и короткий, — думала про себя старшая сестра. — Что нас толкнуло?»
«И ведь мало найти вход, который устроен не так, как в противоположной комнате — креста, во всяком случае, на ней нет, — досадовала младшая. — Ещё и выйти надо непонятно куда. Там рычаг и здесь тоже — но где? Снова к чужой волшбе прибегать? Э, попытка не пытка… типун мне на язык!»
Девушки повернулись спиной друг к другу и начали совершать некое подобие пассов раскрытыми ладонями. Своей наготы они попросту в этот момент не чувствовали — даже холод от них отдалился.
— Там точно это есть, — наконец заключила Барбара. — С моей стороны. Полость, ниша. Но рычаг можно с успехом искать всю ночь.
— Погоди, — сестра подвинулась к ней. — Прошлый раз мы ведь сообразили, верно? Нам позволены три вещи: семена, верёвка и кинжал.
— А они хотят крови, — слегка упавшим голосом добавила Олли.
— Думаю, совсем немного, — успокоила её сестра.
Вытащила джамбию и, чуть помедлив, провела по коже запястья. На стену и пол брызнули брусничного цвета капли, ранка тотчас же свернулась — и в тот же миг изнутри донёсся скрежет. Панель от пола до потолка стала ребром, открыв узкую винтовую лестницу — возможно, такую точно, какой девушки не захотели воспользоваться в другом месте.
— Что же, пойдём? — сказала Барби.
— Кажется мне, что нами управляют, — ответила старшая сестра. — Опять же мы босиком, а ступени грязные.
— Не грязней здешних паркетов, — утешила Барба. — И тем более тропинок Чумного Атолла, по которым мы и зимой норовили ходить без башмаков.
Лестница и внешняя дверца оказались почти столь же предупредительны, как и те, что у входа. Ступени не двигались, однако на всём пути горели странного вида факелы, которые зажигались по мере приближения девиц, а потом тухли. Их свет мешался с призрачным сиянием, что текло сверху, оттуда, где обнаружилась узкая щель. Девушки еле протиснулись в неё — и остолбенели.
Они оказались на верху башни, судя по широким зубцам, предназначенном для боя. Однако здесь было выметено как ветром, а в самом центре светился круг из полированного металла или стекла, разделённый на серповидные дольки.
— Стальная диафрагма, — вслух подумала Олли.
— Похоже, тут варварство ритмично чередуется с цивилизацией, — ответила младшая сестра. — Вертское колдовство — с заёмными рутенскими технологиями.
— Так что теперь — снова телесными жидкостями брызгаться?
— Кажется, и так признает. Попробуем на первый случай отразиться в этом глазу.
Они подошли, и Барба осторожно пригнулась к «радужке», в самом деле переливающейся всеми цветами побежалости: желтым, алым, голубым и зеленоватым. Олавирхо держала её за руку, чтобы не затянуло внутрь.
Стоило тени лечь на поверхность, как та совершенно без звука дрогнула и разошлась в стороны, оттесняя девушек и под конец открыв сначала тёмный зрак или окуляр, более похожий на точку, а потом довольно широкий колодец.
Далеко в глубине светились простыни ложа, придвинутого изголовьем к дальней стене, и две крошечные фигурки на нём. Если вглядеться и вдуматься в картину, становилось понятно, что баррикада перекрывала единственную дверь, не заложенную на засов. И, по всей видимости, немилосердно тугую.
— Они, — прошипела Олли. — Суженые-ряженые. Теперь главное — не вспугнуть.
— Теперь главное — спуститься без повреждений, — возразила Барбара. — Тебе не кажется, что нас вооружили слишком коротким пояском?
Но когда обе, положив на пол ненужные больше «динамки», размотали вервия, надеясь хоть отчасти промерить глубину, те самовольно переплелись — и перед сёстрами оказалась лестница с мягкими петлями ступеней. Ноша очень удачно прикрепилась к нижней её части, а на брови стального глаза выступили два крючка, и верхняя перекладина замоталась на них как нельзя более надёжно.
— Лезем вниз, — сказала Олавирхо. — Хоть нас к тому подталкивают.
— Ну да, здешние кровопийцы-невидимки, — кивнула Барбара. — Что же, другого нам не дано. Лезем.
Обе были ловки благодаря практике, начавшейся в раннем детстве и превратившей их в «учёных дикарок», по семейному присловью, а также одевшей их ладони и подошвы подобием эластичной скорлупы.
Когда эти подошвы коснулись пола, на удивление тёплого и гладкого, а руки отцепили и бросили вниз имущество очень выразительного вида, сёстры уже успели рассмотреть поле деятельности.
Их мальчишки раскатились на разные стороны ложа, стянув на себя и обмотав вокруг: Армин — богатое стёганое покрывало, Сентемир — чуть проеденный молью плед из шерсти мулагра. Только волосы их расплелись и переплелись концами: темно-каштановые и золотисто-русые в тёплом свете масляных ламп.
Девушкам даже не понадобилось сговариваться — так мощно в них взыграло воспитание и прихваченные по пути алгоритмы. Кинжалы сами собой подцепились назад к поясу, коим послужил кусок, откромсанный от лестницы-метаморфа, не спешившей, однако, превращаться.
Затем Олли сдёрнула покрышку с жениха сестры — так, что он перевернулся вокруг оси и едва не упал вниз. Схватила за руки и распяла на себе, словно огромную куклу: тот даже не сообразил лягаться. Впрочем, колени Сенты были вскоре вдавлены между Олли и окантовкой ложа, а в зад вонзились кривые ножны.
— Уф, хорошо хоть спина и руки-ноги у тебя не такие волосатые, как у взрослых мужчин — с ними, пожалуй, от одной щекотки помрёшь, — буркнула Олли. — В сорочке спать не пробовал?
Тем временем Барбара наставила джамбию на Армина, который от шума приподнял всклоченную голову и сел внутри завёртки, и со всей учтивостью пояснила:
— Захочешь друга вызволить — как бы и твоей кровью мостовую не освятили.
И в доказательство поиграла у женихова горла ребром жёсткости — слишком была кротка, чтобы дать работу лезвию.
Другой рукой она туже заматывала и подтыкала атласную покрышку вокруг корпуса юноши, обращая того в некое подобие хризалиды.
Армин, по-видимому, хотел изобразить улыбку, но получилось нечто двусмысленное.
— Барб, ты там поскорее, я своего парня еле удерживаю, — пробормотала Олли. — Святая тварь, да не извивайся ты! Для тебя стараюсь или как?
— А кто это «ты»? — с раздумчивой интонацией спросил Арминаль. — Сэния Барбара или мой Сента? Только не я, клянусь богами.
