— А ты живучий, Блондинчик, — сказала ему Анда.
Всадник вздохнул.
— Да. Ладно, вы можете меня называть Терхаллоу — так меня называет моя птица Кхиллау. Мы побратимы.
— Она что, говорить умеет? — поразилась Анда.
— На своём языке, дарованном нашим птицам Небесами и великой милостью богини Миры, — пояснил Терхаллоу. — Кхиллау очень умная, ведь она принадлежит к породе Небесных Стражей…
— Ндай, очень умная. Чуть меня не убила, а я ведь её уговаривала потерпеть.
— Я поражён, женщина, тем, что ты сумела найти с нею общий язык. Обычно птица признаёт лишь своего наездника. И изредка снисходительно позволяет себе довериться его племени. Если у птицы убили всадника — приручить её уже сложно, а летать на такой не всякий отважится. А твой птицечеловек тоже тебя слушается? Он твой раб? Ты на нём летаешь?
— Он не мой птицечеловек, — буркнула Анда. — Он свободен и я…
Она почувствовала, что краснеет. Они полночи не могли уснуть, несмотря на страшную усталость. И там было от чего краснеть…
Анде уже наскучил слишком разговорчивый Терхаллоу, который, видимо, не знал меры в болтовне, и она стала разглядывать скалы и окрестности гор. Скорее бы уж пришла к ним подмога.
А наездник всё рассказывал о нравах племени и крылатых существах своего мира. По его словам, там почти все летали, а жили на скалах или деревьях, потому что под ногами не имелось твёрдой почвы — одни болота да пропасти, на дне которых бурлили мутные потоки. Оттуда тянулись руки жутких существ, оттуда лезла нежить, и всадники пытались разрушить хотя бы часть этих мрачных созданий тьмы, но они создавали себя снова.
— Схожу погляжу, как там твоя птица, — сказала Анда в конце концов.
Но тут с тихим треском разорвалось пространство — так творил телепорты только Теро-Теро. И из звёздной темноты — пространства, которое находилось между двумя пунктами мира — на скалистую площадку шагнули Мать Некромантов, Бессвет и сам Ливендод.
— Хей, как хорошо, — сказала Анда. — Этот всадник кого хочешь уморит своей болтовнёй!
Часть 1. Глава 23. Беглая «невеста»
Ближе к ночи ударили заморозки, подул резкий, холодный Шестой ветер, принесший с собой ледяную то ли морось, то ли крупу. Словно осколки льда стучали в стекло, и даже в доме сделалось не так уютно, как обычно. Мать Некромантов поглядывала на то, что творится за окном, и радовалась: вовремя же они перенесли Анду, большую птицу и маленького наездника в дом!
В большой гостиной на первом этаже стало тесно, когда туда поместили раненую птицу. Она вела себя довольно агрессивно и подчинялась только своему наезднику. Он многословно заявил, что не пристало всаднику неба занимать отдельную от других всадников и птиц комнату — поэтому устроился на диване поближе к тому углу, где уложили его птицу по имени Кхиллау. Скоро все узнали, что в его мире принято жить в больших просторных гнёздах вместе с птицами, а собираются вместе и готовят еду в маленьких жаровнях посреди настилов там же, на деревьях. Всадники Неба, по словам Терхаллоу, привыкли и к холоду, и к голоду, и к лишениям и были к ним совершенно безразличны. «Лишь бы твой побратим был сыт и находился рядом. Он и согреет, и пищу добудет, и принесёт тебя куда бы ты не пожелал!» — так, если опустить лишние слова, выразился маленький худощавый наездник.
Мать Некромантов возилась с его переломами, пока не заявился доктор Конрад. А вот с птицей оказалось невозможным сладить: она к себе никого не подпускала, даже к Анде и Бессвету относилась с подозрением и повторяла имя своего наездника. Теро-Теро, отчаянно ругаясь на северном наречии Туммарионе, сказал, что пока Терхаллоу и Анда не успокоят «эту безднову курицу», он и близко не подойдёт к её крылу. Мать предложила усыпить птицу чарами, но тут стал возражать всадник. А когда он стал возражать, это было даже похоже на старинную эпическую песнь, густо пересыпанную эпитетами и метафорами, все заслушались и сами чуть не зачаровались. Так что было решено, что пока крыло Кхиллау побудет в самодельных лубках. Возможно, через некоторое время птица привыкнет к новой обстановке и даст Теро осмотреть крыло.
— Хотя мне кажется, что лучше всего для костей моей птицы будет просто побыть в покое. Орххи очень живучие, сильные, настоящие птичьи воины, а вовсе не какие-то бездновы куры, как изволил высказаться ваш скелет в доспехах, о женщина, разговаривающая со Смертью на её языке, — сказал Терхаллоу Матери. — Пройдут дни, много дней, семь дней или чуть больше, зайдёт солнце, погаснет в ночи, затем пройдёт и ночь — и крыло окажется в полном порядке…
— А кто за вами гнался? Кто на вас напал? — не слишком вежливо перебил наездника Неба маленький Странник.
И тут на Терхаллоу снизошла молчаливость. Он как-то сразу замкнулся и заткнулся. Омегыч, стоявший тихонько в дверях гостиной, сам себе кивнул.
— Рана-то воооон какая, — не унимался Нот.
— О маленький несносный ребёнок, дай бедному наезднику отдохнуть, — сказал всадник. — Я клянусь, что вы не увидите от меня и Кхиллау никаких неприятностей. И это всё, что я пока могу вам сказать. Да падёт на меня гнев богини Миры, если я лгу, маленькое дитя. Никакого зла и никакого преследования не принесли мы с Кхиллау сюда, в этот гостеприимный дом.
«Придумывает на ходу, — отметил про себя Омегыч. — Уже и речь его стала не такой гладкой. Потому что привирает!»
— Я бы на твоём месте взял бы с него клятву посерьёзнее этой, — бросил он Матери. — Нот, а ты поменьше приставай к раненому. Смотри, как бы его пташка не клюнула тебя.
Услышав эти слова, Грей у ног маленького Странника заклекотала и воинственно приподняла пёрышки.
И чудо — огромная птица повернула к ней голову и ласково проворковала:
— Хыыыыыры!
* * *
Теро-Теро Ливендод был не в духе.
А когда Теро-Теро Ливендод бывал не в духе, вокруг него сгущалась чернущая тьма, которая, казалось, подавляла и делала унылыми, или печальными, или тревожными каждого, кто находился рядом.
Кроме маленькой феи Наперстянки. Ей было наплевать и на тьму, и на настроение лича, лишь бы он не гнал её со своего плеча.
У Ливендода со вчерашнего дня не получалось починить птице крыло. Тут не магия, тут требовалось лечение, а таких возможностей у него не имелось. Поняв, что помочь не сумеет, он уступил место Анде и Бессвету, но и они никогда никого не исцеляли. Доктор Конрад с возмущением отверг предположение, что он может попытаться срастить перелом на крыле Кхиллау, да и птице он не понравился.
Оставалась Мать Некромантов. Но Кхиллау из всех её домочадцев доверялась только Анде и Бессвету. А Мать она почему-то побаивалась.
— Вы тут все слишком близко к земле живёте, — объяснял Терхаллоу. — Вы некроманты, живущие низко, роющие землю, говорящие с костями и духами. Вам она не поверит, о люди, бредущие во тьму. Светлая магия напитала нас, живущих близко к небу и солнцу. А с теми, кто на земле, у нас разговоры разговаривать обычно и не принято. Кхиллау привыкла, что зло в наших краях живёт низко, отравляет почву, заставляет гнить корни и убивает либо калечит всё, что коснётся земли. Тёмные силы в наших краях не такие, как здесь…
— Это ничего, что ты тут единственный Светлый маг на целую орду Тёмных? — огрызнулся Теро. — Я усыплю эту безднову курицу прямо сейчас. Я вправлю ей перелом. И починю всё с помощью своей Тёмной магии, наездник. Если ждать, пока оно там само заживёт… летать, она, конечно, сможет…
И добавил безжалостно:
— Но как и положено курице. С сарая на забор.
Кое-как Кхиллау смирилась, поддавшись уговорам своего наездника, дала перевязать крыло, и Анда сказала, когда закончила:
— Ндай, с такой нервной птичкой непросто сдружиться. Ишь, какая шустрая.
— О женщина, умеющая входить в мир духов, у тебя, живи ты в наших краях, была бы другая птица. Не столь быстрая, как Кхиллау, и, наверное, не такая умная, но зато более спокойная и покладистая. Ведь птицы и наездники растут вместе, и характеры у них схожи.
