— Аня, Аня, проснись! — взволнованный голос Акулины прорвался сквозь пелену сознания, и я с трудом открыла глаза.
Комнату заливал яркий солнечный свет. Уже утро или вообще день? Надо мной действительно склонилась Акулина, а чуть дальше стояли не менее взволнованные Мила и Кира.
— Что случилось? — мой голос со сна звучал сипло.
— Нужно, чтобы ты пошла со мной! — настойчиво отозвалась Акулина. — У Глеба проблемы.
— Что с ним? — страх ударил в голову, смахивая остатки сна. — Он с кем-то подрался? Его ранили? Загрызли?
— Нет, нет, — Акулина будто удивилась моим вопросам, но тревога с ее лица никуда не исчезла. — Там другое… Идем, расскажу все по пути…
Я тотчас подхватилась. Благо, была одета, поэтому сунула ноги в шлепанцы, которые попались мне на глаза первыми, и поторопилась за Акулиной. Сердце в безумном волнении било по ребрам, а перед глазами плясали черные точки.
— В общем, не знаю, что произошло…— на ходу заговорила Акулина. — Но он со вчерашнего вечера не может вернуть себе человеческий облик. Более того, кажется, зверь одерживает вверх, и это очень плохо… Глеб еще успел вчера дойти домой и попросить Софью Ильиничну приковать его в подвале, а потом обернулся волком… Всю ночь рвался на свободу, выл, пытался перегрызть цепи… Кидался на бабушку, словно не узнавал ее. Мы надеялись, что утром все наладится, но, похоже, стало только хуже…
— Это из-за меня, все из-за меня… — прошептала я, глотая слезы. — Мы вчера… Занимались любовью, — мне уже было плевать, что я откровенничаю в таких вещах перед Акулиной. — И, похоже, это спровоцировала я… Не понимаю, что на меня нашло, ведь Глеб говорил, что ему пока нельзя этого делать… А я…
— Нет, это я виновата! — перебила меня Акулина, сразу сникнув. — Если с Глебом случилось такое после вашей близости, значит, виновата я.
— При чем тут ты? — я в недоумении посмотрела на ведьму.
— Да при том! — в голосе Акулины тоже послышалось отчаяние. — Поддалась на уговоры Софьи Ильиничны, сделала легкий приворот для вас…
— Ты… Что сделала? — я от изумления замедлила шаг. — Приворот?
— Ну это не так называется, но похоже, — вздохнула Акулина. — Действует только на влюбленных, чтобы подтолкнуть их друг другу… Что-то вроде афродизиака.
— И тебя об этом попросила Софья Ильинична?
Акулина, вздохнув, кивнула:
— Она хочет, чтобы вы снова были вместе, но не знает, как это сделать. Переживает…
Софья Ильинична переживает? Что-то не замечала за ней вообще подобной эмоции. Впрочем, чужая душа — потемки…
— Ну и я решила, почему бы и нет? — продолжала Акулина. — Лучше бы подумала, чем это может кончиться! Дура, какая же я дура… А ведь у меня уже были подозрения, что зелье, которое готовит себе Глеб, уже действует не так эффективно, как прежде…
— Что ты имеешь в виду? — насторожилась я. — Ты о зелье, которое должно сделать из Глеба человека?
— Должно, но не делает, — Акулина принялась озабоченно терзать свою косу. — Да, о нем… Оно должно было убить звериную часть Глеба, но, кажется, та оказалась сильнее, и теперь Глеб окончательно потерял контроль над своим волком…
— И чем это может ему грозить? — сердце на миг остановилось, а затем забилось еще сильнее прежнего.
— Тем, что он навсегда останется волком. Животным. Неуправляемым хищником. Такое порой, пусть и очень редко, но случается с оборотнями.
— И это… Не исправить?
— Если в ближайшие день-два Глеб не вернет себе контроль, мы потеряем его навсегда, — хрипло отозвалась Акулина.
— Как это сделать? — мы уже приближались к калитке дома Глеба, и я пошла быстрее.
— Для начала, успокоить разбушевавшегося волка… Потом попробовать достучаться до разума Глеба.
— Хорошо, — кивнула я, преисполненная решимости. — Я попробую… — Но подумав, исправилась: — Нет, я сделаю это.
— Ты уверена? Не боишься?
— Нет, — я решительно толкнула калитку и направилась к крыльцу. — Это ведь Глеб. Он никогда бы не смог причинить мне вреда… Я знаю.
В доме было тихо, лишь из кухни доносились сдавленные вздохи. Софья Ильинична сидела на стуле, положив подбородок на набалдашник трости и печально смотрела в одну точку. Увидев меня, она приподняла голову и еще сильнее сцепила пальцы на трости.
— Где он? — спросила я. — В подвале?
Софья Ильинична кивнула, потом запустила руку в карман на платье и достала оттуда связку ключей, молча протянула мне. Я так же без слов забрала ключи направилась к уже знакомой двери. Она открылась легко, зато с замком второй, где и был заточен Глеб, пришлось повозиться. Руки дрожали от нервного напряжения, пальцы плохо слушались и постоянно соскальзывали с железного ключа.
— Мне спуститься к тебе? — спросила сверху Акулина. — Подстраховать?
— Нет, не надо, — мне все-таки удалось провернуть ключ в замке, и наконец дверь открылась.
Я сперва заглянула в нее. Через маленькое узкое окно почти под самым потолком едва проникал свет, поэтому я не сразу рассмотрела в противоположном углу свернувшегося клубком волка. Учуяв меня, он сразу поднялся на ноги, оскалился. Но я, подавив вспыхнувший было страх, вошла, прикрыла за собой дверь.
— Глеб… — тихо позвала, но ближе пока не подходила.
Ответом мне был угрожающий рык.
— Глеб… Это я, — повторила мягко. — Аня… — и сделала к нему шаг.
Волк, продолжая скалиться, попятился. Брякнуло железо, и теперь я заметила на его лапах браслеты с цепями. Сердце сжалось от боли и жалости…
— Глеб… — я протянула ему руку, повернутую ладонью вверх, чуть наклонилась.
С волками иметь дело мне не доводилось, а вот с собаками разной степени агрессивности частенько, поэтому я первым делом пыталась успокоить зверя, во всяком случае, так, как умела. Подошла к нему еще ближе, волк по-прежнему скалился, но уже не рычал.
— Глеб… Я знаю, ты меня не укусишь, — я старалась говорить тихим ровным голосом. — Ты не сделаешь мне больно… Ты ведь любишь меня, я знаю… И я люблю тебя, слышишь? Я люблю тебя, Глеб…
Морщины на носу волка разгладились, и он осторожно приблизил морду к моей руке. Я ощутила легкое щекочущее дыхание на ладони, улыбнулась.
— Да, это я, Глеб… Я пришла к тебе, сама… И не уйду. Не оставлю тебя, слышишь?
Влажный нос уткнулся мне в ладонь, волк прикрыл глаза, а у меня к горлу подступили слезы.
— Ты узнаешь меня? Принимаешь? — я осмелилась погладить его по жесткой шерсти на шее.
Он не отпрянул, лишь на миг уставился на меня желтыми глазами, потом снова их сощурил.
— Спасибо… — я снова улыбнулась и опустилась рядом с ним на колени, погладила уже за ухом, по спине. — А теперь возвращайся, Глеб… Возвращайся к нам. Ко мне... Хорошо?
Зверь вздохнул и лег рядом, положив голову мне на колени.
— А ты очень симпатичный волк, — усмехнулась я сквозь слезы и начала поглаживать его по голове. — И даже таким мне нравишься… И знаешь… Не надо от него избавляться… Ведь это тоже ты. Лучше помиритесь… А я приму вас обоих. Уже приняла… Устал, да? Отдохни… Поспи… Я тоже за эту ночь устала… — я легла на спину волка, обхватила его руками и зарылась лицом в шерсть. — Когда ты вернешься, я расскажу тебе, где сегодня была… Ты будешь ругаться, конечно… Опять обвинишь меня в отсутствии инстинкта самосохранения… Но я все равно буду рада это услышать… А потом ты меня поцелуешь… Нет, я тебя сама поцелую. И обниму, вот как сейчас, крепко-крепко… И мы пойдем гулять… Ты ведь еще не весь поселок мне показал, не со всеми познакомил. Давай возвращайся….— я тоже закрыла глаза, чувствуя, как усталость снова накрывает меня. — Я жду тебя, Глеб… Я знаю, ты сможешь…
…Проснулась я от внутреннего толчка и еще несколько секунд пыталась вспомнить, где нахожусь. В подвале, вместе с Глебом-волком. Под моей шеей что-то пошевелилось, следом раздался вздох. Я повернула голову — и мои губы сами собой стали растягиваться в улыбке. Я лежала уже не на волчьей спине, а на мужском плече.
— Глеб… — прошептала я, поглаживая его по заросшей щетиной щеке, но он, все еще пребывая во сне, только чуть поморщился. Я усмехнулась и обняла его за пояс крепче. Тогда же с удивлением обнаружила, что мы оба накрыты большим клетчатым пледом. Под спиной и бедром я тоже чувствовала что-то мягкое, похожее на одеяло. Ну и две маленьких подушки под головой у меня и Глеба. Кто же это о нас так позаботился, пока мы спали? Уж не Софья Ильинична ли?
