После этих слов Агнешка чмокнула еще снова в макушку и, легко хлопнув по попе, отослала играть с остальными детишками. Затем, не показывая своей обеспокоенности, она медленно пошла в ту сторону, откуда они и пришли.
— Где же это? — бормотала она, переступая через очередную лужу. — Вот неугомонный ребенок! Все дети, как дети! А эта егоза носиться, как неугомонная!
От лагеря она отошла почти на километр.
— Напутала похоже, маленькая врунья, — засмеялась она, чувствуя, что такого места просто не существует. — Подожди-ка, подожди-ка… Так… Кажется, вот они красотки! — перед ее глазами показались переплетенные друг с другом березы. — Смотри-ка, не обманула…
Она нежно коснулась белоснежных стволов.
— Мои хорошие, — шептала она, обнимая их. — Никто вас здесь не видит… Ну и хорошо…
Вдруг нога ее подвернулась и она кубарем полетела вниз. К счастью, ничего кроме старых, пахнувших землей листьев, ей не встретилось.
— А это еще что такое? — снимая с волос ветки, невольно проговорила она. — Неужто здесь?
Подвернувшаяся нога вынесла ее точно в то самое место, про которое и говорила девочка. Все дно оврага, куда ее и угораздило залететь, было покрыто ползающим, шевелящимся ковром.
— Матка боска! — вырвалось у молодой женщины, с ошарашенным видом глядевшим на трепыхающуюся живность. — Вот… это … как же может…
Хрясть! Он сделала неосторожный шаг назад и что-то раздавила. Хрясть!
— О! — вскрикнула она, приподнимая ногу. — Что это?
Десятки каких-то птиц, больших, небольших и совсем крошечных, в беспорядке лежали на земле. Стуча расправленными крыльями, они с жалобным видом открывали клювики и пытались издать какие-то звуки.
— Матка боска! — вновь с придыханием произнесла Агнешка. — Да что здесь такое твориться?
Птицы были словно чем-то обвязаны… Веревками, прутами?! Она присела на корточки, каждую секунду готовясь вскочить и убежать. Тонкие длинные пальцы, осторожно, с какой-то брезгливостью ухватили одного птенца за крыло.
— Точно, какие-то ниточки, — прошептала она, внимательно всматриваясь в птицу. — Ужас! Как паяцы! Нет, это же корневая система…
Она тихонько поддела ногтем кусочек выступающего корешка и от крыла отвалился целый корневой пучок.
— Но они же живые! — Агнешка смотрела на болтавшийся пушистый пучок, начало которого терялось где-то в брюшке птицы.
Тушка упала и, трепыхаясь, птица поползла куда-то в сторону осыпавшегося склона. Удивительно, но и все остальные птицы тоже ползли именно туда.
— Мне это сниться, — она ущипнула себя за руку, ощущая полную нереальность происходящего. — Мне это точно сниться… Какие-то уродцы! Дыра! Ай!
Из темноты ямы что-то сверкнуло! Казалось, словно кто-то зеркальцем мигнул, подавая знак…
Возле провала, над которым почти полностью скрывая его нависли мощные корни, образовался настоящий живой, мохнатый ковер. Подергивание крыльев, приподнятые перышки, нахохлившиеся хохолки — все это создавало полную иллюзию роскошного, с высоким мягким ворсом, ковра.
— Полный бред, — качая головой, шептала она и все равно делала шаг вперед. — Такого не может быть…
Словно диковинный зверь дыра, подмигивала ей нависшими мохнатыми корнями, и продолжала поглощать птиц. Уродливые, с противным писком, они взбирались друг на друга, кусались, царапались… Кто-то падал… Кого-то топтали…
Женщина в нерешительности стояла совсем рядом с провалом. Солнце терялось где-то там высоко в небе. Из-за нависших деревьев его лучей было практически не видно. Оттого отверстие казалось еще более зловещим, темным и от этого более притягательным… Она сделал неуверенный шаг вперед, потом еще один… Все равно было не видно, а что там внутри… Вот Агнешка оказалась у самого провала. Осталось только протянуть руку и освободить вход от всякой травы и кореньев.
Узкая ладонь со свежими царапинами осторожно потянулась вперед. На самом видном месте свисал крупный с многочисленными отростками корень. Это был целый патриарх! Она с усилием отогнула его в сторону и зацепила за какой-то камень, освободив почти половину хода. Осталась какая-то мелочь…
— Сейчас, посмотрим, — она от волнения кусала свои губы. — Что же там такое?
В этот момент страх почти отпустил ее. На первое место выступило любопытство — настоящее, съедающее изнутри, толкающее на самые необдуманные поступки. Пока пальцы касались невесомых кореньев, ее воображения рисовало удивительные картины того, что могло скрываться в яме.
Глава 40
Солнце уже давно висело высоко над крышами домов, щедро поливая лучами выгоревшую солому. Абай, высунувшись из-за дверного проема, огляделся. Никого!
— Полз что-ли кто…, - пробубнил он про себя, внимательнее вглядываясь в заросший высокой травой огород. — Показалось.
Убрав лицо от в тень, якут устроился по-удобнее и продолжил наблюдать за окрестностями.
В доме в это время было прохладно. Легкий ветерок гулял по комнатам, приятно охлаждая вспотевшее тело и даря желанную свежесть.
— Эй, наука, — окликнул копошившегося в углу врача старшина. — Тебя то зачем взяли? Или и это военная тайна?!
Капитан молчал, словно давая свое разрешение на ответ. Его в этот момент вообще больше занимала карта. Смирнов, разложив большой, слежавшийся по сгибам, лист на досках, что-то чиркал синим карандашом.
— Понимаете, Илья Петрович, — одевая круглые с толстыми стеклами очки и приобретая от этого чрезвычайно строгий вид, проговорил Карл Генрихович. — У нас есть некие, и как я не раз высказывал мало обоснованные подозрения, что где-то в этих окрестностях применяли секретное оружие, — он вновь бросил настороженный взгляд на руководителя разведгруппы. — Возможно, это было даже химическое оружие… Химическое оружие!
Его длинный, испачканный в земле палец, ткнулся куда-то вверх, демонстрирую этим, по-видимому, особое значение высказанным словам. В кулаке второй руки, который он не разжимал, что-то изредка бренчало.
— Когда мне про это сообщили, я вообще-то возмутился, — поймав в этот момент ироничный взгляд Смирнова, врач смутился. — Да! Я высказал свое сомнение… Мне казалось… Мне кажется, что в военное время нецелесообразно тратить ресурсы на такого рода мероприятия! Откуда здесь химическое оружие?! Фашисты никогда на это не пойдут!
К последним фразам его голос окреп, приобрел нотки некого самодовольства. Видимо, эти мысли он уже не раз озвучивал и, сейчас, вновь нашел благодарного слушателя.
— Гитлер — это подлый и сильный враг, человеконенавистник если хотите, но отнюдь не сумасшедший! — Карл Генрихович окончательно «сел на своего любимого конька». — Мой друг (старшина от такого обращения чуть не поперхнулся, но вовремя совладал с собой), я вас уверяю, они совершенно здравомыслящие люди и никогда не пойдут на применение химического оружия… Я наверное не открою никакой тайны, — его взгляд снова упал на капитана. — Наша страна накопила столько такого рода боеприпасов, что даже страшно представить… Это тысячи и тысячи литров отравляющих веществ… Я уверен, что у других стран аналогичные запасы также отнюдь не крошечные. В таких условиях, даже попытаться применить что-либо подобное будет настоящим самоубийством!
Все это старшина послушал совершенно молча, даже кивая в некоторых местах, словно соглашаясь со всем, о чем ему говорили. Илья Петрович успел отучиться лишь пять классов, пока не в его дом не пришли немцы… «Они и тогда входили в русские села по-хозяйски, — почему-то вспомнилось ему в этот момент. — Поблескивая солнечными отблесками на остроконечных касках, запыленные мундиры вламывались в дома и лающими голосами требовали то одного, то второго… Хрен с ними! Отучусь еще! — его глаза на какое-то мгновение затуманились и он незаметно опустил козырек фуражки на глаза. — Надо будет и выше пойду — университет закончу!». Весь этот пиетет перед тем, кто закончил школу или бери выше — университет, заставлял его и в этот раз внимательно слушать. Однако Голованко не стал бы тем основательным и въедливым старшиной если бы всегда принимал на веру все то, о чем ему рассказывают.
